Дамская визжаль (сборник)
Михаил Бару
Из Нижнего Тагила
Ничего в палатах английских купцов в Москве не сохранилось от времен их постройки — только каменные тесаные блоки, из которых сложены подвалы, и часть стен. Остальное реконструировано. «Все выглядит, как новое, из чистки». В девяносто четвертом году приезжала Елизавета Вторая, расписалась в книге почетных посетителей и подарила музею макет той самой нимфозории, которую Левша подковал. Макет, кстати, выполнен в одну треть величины блохи. Сколько лет прошло с тех пор — мы уж и ружья кирпичом почти не чистим, — а все англичане успокоиться не могут. Задели мы их за железное. Конечно, подковывать блоху не стали — два раза одну шутку повторять никакого интереса нет, а только наши эксперты ее краем глаза посмотрели и видят — блоха-то насквозь больная. На главной сердечной шестеренке трех зубьев не хватает, а те, которые есть, — считай, наполовину стесаны. Ну, и все ножные шарниры ржавчиной поедены. Уж какие там верояции — ей, бедной, надо на первую группу садиться, а лучше ложиться и лежать, не двигаясь. Она и лежала. Английский посол раз в год наведается чаю попить с директором музея, на блоху одним глазком глянет, убедится, что она, болезная, в своей коробочке на красном бархате не шевелится, улыбнется уксусно, по-английски, пожелает удачных покупок директору и в посольство укатит.
Так бы оно и продолжалось, кабы не новый президент. Уж как он прознал про английскую нимфозорию — не ведаю. У него докладчиков много. Вызвал он к себе предыдущего президента премьер-министра.
— Как же так, — спрашивает, — целое министерство нанотехнологий у нас есть, а одну несчастную блоху…
И так нехорошо на премьера посмотрел… Вернулся тот к себе в Белый дом, лег на премьерский диван, лицом к стенке повернулся, и так ему стало обидно… Обедать его звали, не пошел. Ни на письма, ни на звонки целых пять минут не отвечал. Приходил директор ФСБ — звал играть в разведчиков — даже с ним не пошел. Ну, да на обиженных, как известно, воду возят. Еще через пять минут премьер-министр вскочил и приказал немедля вызвать министра нанотехнологий. Привезли его. Министр еще на горных лыжах был и снять их не успел — так быстро его привезли. Стоит, понять ничего не может — только веснушками своими хлопает да лыжными палками по полированному паркету царапает. Впрочем, что тут понимать, когда дадено тебе две недели сроку на все — тут исполнять надо, а не то самого в блоху превратят и танцевать заставят.
Поехал министр по институтам, заводам и фабрикам — искать мастера. К одним заедет — они китайские батарейки делают, у других в институте китайские полотенца по лицензии шьют — до того махровые, что просто оторопь берет, а третьи и сами уж китайцы. Купили бывший ракетный завод, перестроили его в огород и выращивают репчатый лук. Луковицы такие огромные — с голову министра. Китайцы уверяли, что и не глупее. Неделю министр таким манером проездился и устал как собака. Он, между прочим, еще и на лыжах был, поскольку времени их снять у него так и не было. Положение такое — хоть в отставку подавай. Пригорюнился он… — Вот, думает, нашли рыжего… С другой стороны — еще неделя осталась. Бог не выдаст, а свинья… тут он стал считать свиней, которые не съедят, сбился со счета на третьем десятке, плюнул в сердцах и решил не сдаваться заранее. На Урале, по слухам, еще остались могикане, которые знали, в какой руке молоток, а в какой напильник держать. Дали ему в агентстве адресок одного оборонного завода в Нижнем Тагиле, где не платили всего два года зарплату и народ еще не успел разбежаться. Вот туда он лыжи и навострил.
Вовремя приехал — там как раз на металлолом все растаскивали и помещения под офисы и солярии с магазинами в аренду сдавали. Министр мигом к директору завода. Наобещал ему с три короба — и тюрьму, и суму, и черта в стуле, на котором директор уж еле сидел. Оборонный же завод, мать его… Ты здесь что?! Ты здесь чем, в том смысле, что за каким?! Да за тот бардак, что ты на вверенном тебе предприятии развел, партбилет «Единой России» на стол положишь! Все счета твои прикроем! Дом в Испании, на тещу записанный, отберем!
И давай на него лыжами наезжать да палками, куда не хочешь, тыкать.
— Ну, — отвечает директор, когда его в чувство после обморока привели, — так бы сразу и сказали. Помогу, конечно, чем смогу. Кадры у меня уж не те, но за одного парнишку я вам ручаюсь. Что хочешь смастерит. Рукастый очень. Лезет ими везде, зараза…
— Левша? — спрашивает министр.
— За это не беспокойтесь, — отвечает директор, — левшее не бывает. У него как раз обе левые.
Ровно через неделю после того разговора приехали президент и премьер-министр и на Варварку, в палаты Старого Английского двора. Ночью приехали, инкогнито. Разбудили директора музея, который третьи сутки не спал — ждал высоких гостей. Тот по узкому коридорчику, в толстой стене сделанному, повел их в специальную комнату, в которой нимфозория английской работы хранилась. Заходят, а Левшу как раз министр нанотехнологий за вихры таскает.
— Что ж, — кричит, — ты, чудила из Нижнего Тагила, с тонким механизмом сделал, а?! Мало того, что как лежала, так и лежит — так ее еще и раздуло. Ты посмотри сам в мелкоскоп-то, идиот! Вишь, у нее пластинки стальные на пузичке как изогнулись! Того и гляди — лопнет.
Глянули премьер и президент в мелкоскоп — и правда изогнулись. Премьер так лицом потемнел, что в комнату пришлось еще две лампы внести. У министра тут душа в лыжи-то и ушла. «Все, — думает, — сейчас меня на шестеренки и разберут… Прямо на этом столе…» Тут президент опять посмотрел в мелкоскоп и говорит:
— Погодите ругаться. Тут, видно, Левшой что-нибудь сверх понятия сделано.
Подозвал его ласково и спрашивает:
— Ну, показывай нам — в чем тут твоя работа. Неужто ты только заворот шестеренок блохе устроил, и все?
— Нет, — отвечает Левша, — про такое вы даже и думать не могите. Сердечную шестеренку я ей заменил в лучшем виде, все коленные чашечки от ржавчины очистил и смазал. Так что ежели б она могла — танцевала бы такой брейк-данс…
— Елки зеленые! — восклицает в сердцах премьер. — Так отчего ж ей не можется?!
— В тягости она, — прошептал Левша и глаза опустил. — Кабы вы подождали с полчасика — она б и родила. У них, у мелких, все быстро происходит. Она и того… то есть… только два с половиной часа назад.
Тут все три начальника разом и выдохнули:
— Как же ты, стервец, ее обрюхатить смог?!
— Так ведь нанотехнологии, — сказал Левша и покраснел, как наше бывшее знамя. — Вы же сами все уши нам прожужжали…
Английскому послу никаких подробностей этой истории не рассказывали. Продемонстрировали, как резво скачет поздоровевшая блоха, и все. Он и от этого зрелища стал грустен, как английская лошадь. Приплод нимфозории (она разрешилась двойней) показывать пока никому не велели. То есть президент-то хотел похвастаться, пока он… но премьер…
— Подождем, — говорит, — пока. Пусть королева приедет. Вот мы ей вместе… я и покажу.
Что же до Левши…
О лесных русалках
Мало кто знает, что кроме обычных, речных русалок в незапамятные времена в европейской части России водились еще и лесные русалки. Сейчас, в связи с тем, что дремучие леса человек истребил, места обитания лесных русалок сильно сократились. Осталась только небольшая популяция в специальном заказнике на Среднем Урале, да и та, хоть и занесена в Красную книгу, дышит, можно сказать, на ладан.
Чешуя лесным русалкам, понятное дело, без надобности, но зеленый хвост, напоминающий ящерицын, имеется. Кроме хвоста у них зеленые еще и глаза, чтобы хорошо видеть в темноте. Для завлечения в свои тенета мужиков лесные русалки не поют, как речные, а тихо и переливчато смеются. На такой смех мужик ведется еще сильнее, чем на любое пение, хоть бы оно и было с самыми волнующими словами. Сидит русалка на какой-нибудь толстой ветке дуба, расчесывает свои длинные волосы и смеется. Час смеется, другой, третий… Многие лесные обитатели считают русалок из-за этого беспричинного смеха дурами. Вот и зря. Дуры дурами, а мужик-другой в хозяйстве русалки всегда есть. Не говоря о третьем. Вернее, был. Теперь-то мужики по лесу в одиночку ходят редко. Только если на охоту ходят, да и то в компании. А раз компания — значит, пьянка, а раз пьянка, то не до русалок… Вот и вымирают русалки, можно сказать, на корню. От женской тоски и даже от злости подбирают русалки пьяных охотников и безжалостно щекочут их до смерти. Находят их потом мертвых, синих, с пеной у рта, с высунутыми распухшими языками, но так и не протрезвевших…
В отличие от речных русалок, питающихся рыбой и лягушками, лесные едят орехи, птичьи яйца, ягоды, грибы, и оттого их тело приятно пахнет какой-нибудь земляникой или подберезовиками[1]. Бывает, однако, что в голодные года от них припахивает немного мышами, но это случается редко.
В случае внезапной опасности испуганная лесная русалка сбрасывает хвост и убегает, как обычная женщина. Потом-то хвост отрастает, но медленно. Лесные русалки этим пользуются и часто заводят семьи, как все женщины, а потом вдруг мужья обнаруживают у них отрастающий хвост. Кто разводится, а кто плюнет и продолжает жить дальше. А бывает так, что муж свою жену русалку пугает время от времени, чтобы та отбросила хвост. Покорная жена хоть и боится, но терпит, поскольку мужиков хороших не только в лесу, но и вообще мало.
Почему от русалок рождаются только девочки — ученые так и не разобрались. Рождаются они, кстати говоря, сразу с хвостиком. Если его с младенчества прижигать йодом или зеленкой, то он и не развивается вовсе. Так многие и делают, из-за чего поголовье уральских русалок неуклонно сокращается год от года. Экологи бьют тревогу — еще лет двадцать-тридцать, и от лесных русалок останется одно воспоминание, пусть и приятное.