– Миша, ты опять отпустил Макса, – сетовал портретист.
– Ужасное животное, – откликнулся мужчина, – страшно воняет и постоянно чешется.
– Наверное, у него блохи, – заметил Казик, – их у обезьян особенно трудно вывести.
– И ты посадил мне на колени блохастое животное! – возмутился Миша.
– Всего на пару минут, – извиняющимся голосом пробормотал Казик, – если будешь крепко держать Макса, быстро закончим.
Он взял примата у Соньки и сунул Мише. Мужчина обреченно вздохнул, обезьяна обвила лапами его шею и преданно заглянула в глаза.
– Прелестно! – завопил портретист и защелкал фотоаппаратом.
Обезьяна вплотную приблизилась к Мише и запечатлела на его губах страстный поцелуй. Мужчина по-бабьи взвизгнул и принялся яростно тереть рот платком. Мы с Сонькой захихикали. Казик вздохнул:
– Макс обожает целоваться.
– По-моему, он никогда не чистит зубов, – заметил Миша, складывая платок.
– Ну ладно, – проговорил Казик, – хватит. Отпускаю тебя на свободу.
– И как это манекенщицы выдерживают целый день? – недоумевал мужчина, выбираясь из дохи.
Казик посмотрел на меня:
– Даша, что у вас, какие новости?
– Скучаю последнее время, заняться нечем. Вот решила попробовать себя в журналистике, но не знаю, с чего начать.
Казик заулыбался.
– А это Михаил Иванович подскажет – он владелец радиовещательной компании, ему и карты в руки.
Я хищно посмотрела на мужчину. Тот вздохнул и спросил:
– Какая область привлекает больше всего: искусство, новости, спорт?
– Уголовная хроника, – выпалила я радостно.
– Ну, это неженственно, – влезла Сонька, – трупы, расследования, совершенно неинтересно.
Мне как раз казалось, что очень даже интересно, но я не стала спорить, желая произвести на работодателя благоприятное впечатление.
– Посоветуйте, с чего начать?
– Хотите, отвезу в отдел информации, попробуете себя в новостях?
Я радостно согласилась, и мы с ним двинулись на радио.
В коридорах современного здания носились люди с кипами бумаг в руках. Мы прошли в большой зал, разделенный перегородками на маленькие отсеки. Быстро лавируя между тесно поставленными столами и отвечая на бесконечные вопросы и приветствия, Михаил Иванович подвел меня к молодой рыжеволосой женщине, перед которой мигали экраны сразу трех компьютеров.
– Привет, киска, – бросил он. – Что новенького?
– Пожар в кинотеатре, труп, найденный в подъезде, открытие муниципального детского сада и новая песня, – ответила киска, не поднимая всклокоченной головы.
– Значит, ничего особенного, – протянул Михаил Иванович, – пустой денек, ничего суперинтересного.
– Можно попытаться раздуть скандал из автомобильной аварии, – предложила женщина, – депутат парламента сбил старушку и скрылся с места происшествия.
– Уже лучше, – обрадовался начальник, – подготовь к пятичасовому выпуску. Но все равно перца не хватает, одна преснятина.
– А если сделать материал из больницы? – предложила я.
Киска наконец удостоила меня взглядом.
– Ну и что там случилось?
– Масса интересного. Подмена младенцев, торговля новорожденными детьми.
– Восторг! – сообщила выпускающая. – Откуда вам это известно?
– Информаторы сообщили, – гордо проговорила я.
– Так, – решил Михаил Иванович, – выдай ей временное удостоверение, диктофон, блокнот и десяток ручек, пусть едет в эту клинику и разнюхает все как следует. А вы, – он повернулся ко мне, – бегом на первый этаж – там моментальная фотография, потом снова сюда.
Я понеслась выполнять приказ. Через пятнадцать минут в сумочке лежало красивое бордовое удостоверение, на лицевой стороне которого было золотом вытиснено – «Пресса». Не чуя под собой ног от радости, новоявленная журналистка поехала в клинику.
Оказалось, что в больнице имеется пресс-секретарь: приятного вида мужчина в безукоризненном сером костюме. Глаза его смотрели внимательно, голос звучал участливо, манеры были вкрадчивые.
– И что вас заинтересовало в нашей клинике? – принялся он выпытывать.
– Сейчас со страниц газет и журналов, с экранов телевизоров и из радиоприемников на простого москвича обрушиваются горы негативной информации. Войны, голод, нестабильность национальных валют, страшные болезни, детская смертность. Неудивительно, что многие впадают в депрессию, заболевают, чувствуют усталость, разбитость. Наша радиокомпания хочет ввести новую рубрику «Приятные известия». Будем сообщать о радостных событиях, об удачно сделанных операциях, о спасенных людях.
Я перевела дух – надо же, как складно спела. Пресс-секретарь пришел в восторг, и мы принялись выбирать темы для репортажей.
– Думается, – продолжала я с видом акулы пера, – что материал из родильного отделения – это то, что надо. Представляете, какая конфетка может получиться: много лет тому назад в клинике рожала женщина, причем абсолютно бесплатно. Теперь здесь же производит на свет ребенка ее дочь, рожденная в клинике. И опять бесплатно. Да слушатели будут рыдать. Если еще придумаем, что и те и эти роды принимала одна и та же акушерка! Восторг! У вас есть архив?
– Конечно, – заверил пресс-секретарь, – и все документы хранятся в изумительном порядке. Да ни в одной клинике нет такой аккуратности, как у нас!
И мы двинулись в архив. Хранилище размещалось в подвале. Насколько хватало глаз тянулись ряды стеллажей, заставленные историями болезней.
– Сейчас мы, конечно, все компьютеризировали, – гордо сказал пресс-секретарь, – оригинальные документы храним в течение двадцати пяти лет. Потом карточка уничтожается, но информация сохраняется на жестком диске. Представляете, сколько труда вложили сотрудники архива, когда создавалась база.
– Значит, можно получить информацию о том, кто лежал у вас в родильном отделении лет восемнадцать тому назад?
– Запросто, назовите день, и я точно сообщу, сколько было женщин и младенцев.
Я затребовала 15 октября. Мужчина ловко защелкал мышью, и на экране появилась надпись «База данных родильного отделения. Назовите пароль».
– Вы зашифровали вход? – удивилась я.
– Конечно, клиника свято блюдет врачебную тайну. Даже если любопытствующий доберется до компьютера, он не сумеет войти в файл. А пароль у нас замечательный, просто находка для родильного отделения, очень остроумно.
И он набрал на экране слово «Аист». Картинка сменилась, появились столбцы фамилий и какие-то цифры.
– Пожалуйста, – удовлетворенно вздохнул мой собеседник. – 15 октября. В отделении лежали 32 женщины. Всем, как тогда было принято, помощь оказали бесплатно, вот список.
По экрану побежали строчки, я увидела знакомые имена: Роза Седых, Нелли, Вера, Элла. Да, учет вправду поставлен здорово.
– В этот день наблюдались смертельные случаи?
– Нет, они вообще сейчас редкость. Акушерство достигло такой стадии развития, когда жизнь роженицы практически вне опасности.
– А ребенок?
– Всякое, конечно, случается, но 15 октября, слава богу, все оказались живы и здоровы.
– Вот женщина Роза Седых, кто у нее родился?
– Девочка, судя по всему, здоровехонькая, вес 3.520, рост 52 см. Мать, очевидно, была счастлива. Хотя, – мужчина внезапно нахмурился. – Данный случай не для печати.
– Почему?
– Роза Седых бросила ребенка. Вот видите, имеем заявление об отказе от материнских прав, заверенное в больнице.
– Интересно, – протянула я, – что же случилось потом с ребенком?
Врач пожал плечами.
– Скорее всего девочку удочерили или отдали в дом малютки. Давайте посмотрим других рожениц. Так, значит, было 32 женщины и 31 роды.
– Какая странность. Одна из них не рожала, что ли? Зачем тогда ложилась? – изумилась я.
– Сейчас проверим. Так, Нелли Резниченко. Вот в чем дело, женщина легла в клинику, чтобы взять приемного ребенка. Так часто делают, когда не хотят ставить об этом в известность родственников. Вот и эта дама пролежала почти два месяца в отдельной палате, якобы на сохранении.
– И вы так долго держали, так сказать, симулянтку?
Пресс-секретарь улыбнулся.
– В те времена врачи охотно шли навстречу таким женщинам, обиженным природой. Ну и те не оставались в долгу. Понимаете?
Еще бы не понять. Резниченко небось заплатили гигантскую сумму.
– Ну и что, получила Нелли Резниченко младенца?
– Да, как раз ей отдали девочку Розы Седых. Очевидно, договоренность была достигнута до родов. Так случается. Бедная безмужняя женщина рожает ребенка для бесплодной состоятельной пары. Естественно, за приличное вознаграждение. Увы, это практиковалось всегда. Стоило только договориться с врачами и акушерками. Даже процедура усыновления или удочерения упрощалась до минимума.
– В какой палате лежала Нелли Резниченко?
– В первой, это бокс. Но вы понимаете, что ситуация ни в коем случае не должна просочиться в печать? Если Нелли Резниченко подаст на нас в суд за разглашение тайны, клиника будет вынуждена заплатить гигантский штраф. И потом, какой удар для бедного ребенка! Надеюсь на ваше понимание и профессиональную порядочность.
Я, как могла, заверила его, что не использую полученную информацию в материале, и он принялся разыскивать в качестве героини репортажа другую пациентку.
Старательно записав в блокнот совершенно не нужные сведения, я поблагодарила любезного служащего и выбралась наконец на улицу. Голова гудела от невероятных сведений. Вот оно как! Роза Седых родила ребенка для Нелли. Говорила же жена доктора Коня, что настоящую мать Евы звали Роза. Что бы мне раньше догадаться! Итак, Роза производит на свет 15 октября девочку. Соседкам по палате она говорит, что младенец умер. Ей и не приносят ребенка. Что неудивительно – девочка уже лежит в колыбельке у Нелли Резниченко, которую радостно поздравляют друзья и родственники.
Но на следующую ночь происходит невероятное. Надя прокрадывается в палату к Нелли и меняет младенцев. Зря Вера боялась, что мать заметит подмену! Нелли, наверное, и не разглядывала девочку как следует. Равнодушная к детям женщина вынуждена была завести ребенка только из меркантильных соображений. Да уж, не лучшую мать подобрала Надя для своей дочери. Хотя материально Ева обеспечена прекрасно. Так вот почему так похожи Ева и девочка с улицы Крутикова. Они сводные сестры. И вот почему Надя не стала подавать в суд на алименты. Женщина точно знала, что Антон не отец Кристины. Бедная Роза прожила столько лет бок о бок с Кристиной, не подозревая, что та ее родная дочь! А может, все-таки что-то поняла? Недаром не разрешала Никите крутить роман с приятной соседкой. Боюсь, правды уже не узнать.