Дантисты тоже плачут — страница 45 из 60

Владимир как-то все не решался сообщить женщине, что он по условиям завещания вообще не может расстаться с женой. И стоматолог выдумал сказку о смертельной болезни. Мол, подождем немного, зачем огорчать умирающую. Владимир по-детски надеялся, что ситуация как-то утрясется, и на самом деле она утряслась: Нелли выпала из окна.

Сразу после кончины супруги привести в дом другую женщину показалось Владимиру неудобным. И он представил друзьям Розу как Юрину няню. Медсестра, страшно недовольная, что ей сразу не предложили руку и сердце, все же согласилась соблюсти требуемые приличия.

– А откуда взялся Юра? – бестактно осведомилась я.

– Как откуда? – изумился Владимир. – Розочка родила мне сына, за что я ей безумно благодарен. Если бы не дурацкое вето на развод, сразу же оформил бы все отношения с ней. Но отец, очевидно, решил крепко меня наказать. Надо сказать, ему это удалось. Теперь жизнь окончательно выбила из седла – остался один с двумя детьми.

– И Нелли согласилась принять в дом ребенка любовницы?

– Нет, жена не подозревала, что Юра мой родной сын. Сказал ей, что следует усыновить еще и мальчика, иначе не получим вторую часть денег. Ей пришлось согласиться и лечь в клиническую больницу, прикидываясь беременной. В соседней палате лежала Розочка, но женщины не общались, они никогда не видели друг друга.

«Вот здесь ты ошибаешься, – подумала я, – твоя драгоценная Розулечка великолепно знала Нелли и чудным образом шантажировала несчастную, грозясь рассказать о криминальном аборте. И вообще, скажи спасибо, что не знаешь, как Розочка заработала состояние Никите».

Интересно, кто врет? Владимир, сообщивший, что Юру родила любовница, или Элла, поведавшая об операции по перевязке труб, которой подверглась медсестра? Сдается мне, что стоматолог не раскрыл всей правды. И, что самое печальное, я так и не знаю, кто поубивал всех – Кристину, Лену, Розу и Нелли.

Владимир потянулся за одеждой.

– Даша, я так ужасно вел себя, мне очень стыдно! Давайте прямо сейчас уеду домой вместе с Евой.

– На дворе ночь! Ребенок спит.

– Даша, поймите, утром придется извиняться перед всеми, я не выдержу, лучше мы с ней уедем сегодня по-английски.

Мы разбудили Еву. Услышав, что отец забирает ее домой, девочка быстренько собралась, и они отбыли восвояси.

Глава 37

Утром за завтраком я сообщила домашним, что Владимир передумал и повез девочку домой.

– Здорово, – обрадовалась Маня. – И что он вчера взбесился, может, выпил?

– Спасибо Марте Игоревне, – засмеялся Тема, – появилась, как Немезида. Чем вы его стукнули, так и не понял.

– Да, что это было? – оживилась Зайка.

Вдова отодвинула чашку с кофе.

– Вы знаете, я часто ездила в Африку. Однажды один очень высокопоставленный мужчина, посол, влюбился в меня. Но, конечно, я хранила верность умершему мужу. Тогда посол подарил мне зумбо. Он специально заказал вещицу у местного колдуна.

– Зумбо? – переспросила Маня.

– Сейчас покажу, – пообещала вдова и удалилась.

Через несколько минут Марта Игоревна вернулась, неся таинственный предмет, который при ближайшем рассмотрении оказался плотно набитым холщовым мешочком на короткой ручке.

– Посол отдал зумбо, – пустилась в воспоминания женщина, – и сказал, что моя красота и неопытность могут привлечь разбойников. Зумбо содержит внутри специальный заговоренный песок. Грозное оружие против бандитов.

И она помахала этой колбасой в воздухе.

– Даже если шлепнуть человека по лбу мешком с обычным песком, мало не покажется, – протянул Аркадий, – а уж если с заговоренным, вообще каюк придет, бедный Владимир.

– Мужчина обязан уметь сдерживать гнев, – сообщила вдова, – иначе это не мужчина, а базарная баба. Мой муж всегда держал эмоции под контролем.

– Помнишь, как папа, открывая балконную дверь, запутался в занавесках и со злости все оборвал? – захихикала Кока.

– Нет, – отрезала вдова, – не припоминаю подобного безобразия. И не стыдно тебе клеветать на отца?!

– А еще он страшно орал и топал ногами, когда с ним не соглашались, – продолжала хихикать Кока. – Один раз Сонька стала спорить, так папа в нее чайник с водой кинул.

Марта Игоревна начала наливаться свекольной краснотой, но за сердце хвататься не стала. Тема быстро отучил женщину от симуляции.

– Кока, прекрати, отец был святой и ничего подобного себе не позволял.

– Один раз даже сто рублей сжег, – не успокаивалась Кока, – большая сумма по тем временам. Ты, мамочка, хотела деньги бабушке дать, а папа заявил, что старой карге ни копейки не перепадет. Потом заорал, что денег не жаль, и сжег сотню!

Вдова поднялась во весь гренадерский рост.

– Кока, изволь идти в спальню.

– Не смейте приказывать моей жене, – взвился Тема.

Я вздохнула: ну вот, как всегда, семейный уют в разгаре. И, оставив гостей громко лаяться, пошла в гараж. Съезжу пока в клинику, узнаю, кто родил Юру.

Клиника – ультрасовременное здание из стекла и бетона – размещалась в уютном зеленом парке. Только сейчас, холодным февральским днем, парк стоял голый и тоскливый. На большой парковочной площадке перед входом теснились автомобили. Пришлось бросить «Пежо» довольно далеко и добираться до двери пешком через ледяную жижу на тротуаре. После промозглого холода большой, светлый и теплый холл показался особенно уютным. Я вдохнула резкие больничные запахи и пошла искать пресс-секретаря.

Им оказалась крайне деловая женщина лет пятидесяти, с мужеподобным лицом и габаритами борца сумо. Внимательнейшим образом изучив удостоверение – я еле удержалась, чтобы не предложить ей попробовать его на зуб, – она сурово спросила:

– Ну и что хотите от нас?

Интересное дело, если пресс-секретарь начнет так разговаривать с журналистами, всех распугает. Я постаралась как можно короче изложить цель визита – сделать передачу о достижениях их врачей.

Дама неожиданно оживилась:

– Можете сообщить об уникальных операциях, которые наши хирурги делают на почках. Накоплен удивительный материал.

– Почки так почки, – миролюбиво согласилась я.

Мне бы только добраться до больничного компьютера, сама отыщу родильное отделение.

Борец сумо повела меня по бесконечным коридорам. Наконец оказались в просторной комнате со стеллажами. На письменном столе высился вожделенный компьютер.

Дама выдвинула клавиатуру и вывела файл хирургического отделения. Тут на ее поясе запищал телефон. Пробормотав несколько слов в трубку, она обратилась ко мне:

– Брошу вас тут минут на пятнадцать, там еще с телевидения приехали, ну и денек.

Лучшего нельзя и пожелать. Не успела пресс-секретарь выскочить за дверь, как я принялась перебирать содержимое компьютера. Вот. Отделение акушерства, родильные палаты, предродовые, операционные. Но вход оказался защищен. Что ж, будем надеяться, сотрудники клиники тоже нашли весьма оригинальный и остроумный пароль. Я набрала «Аист». Экран засветился, побежали столбцы фамилий. Так, через три минуты стало известно, что Нелли Резниченко лежала в 210-й палате. Одна, без соседок. 5 июня женщину выписали с сыном. После просмотра документов стало понятно, что родивших держали десять дней. Я отсчитала требуемое число назад, но никакая Роза Седых не рожала детей. Мелькали абсолютно неизвестные фамилии. Я пошла еще дальше назад, но Роза Седых, очевидно, никогда не появлялась в клинике. Ну и что теперь делать? Как отыскать женщину, родившую Юру? Сведения о роженицах лениво плыли на экране, и вдруг глаз выхватил знакомое имя и фамилию – Маргарита Онофриенко произвела на свет сына. Я вывела данные на Маргариту Онофриенко и узнала, что женщина отказалась от ребенка, который незамедлительно отправился в палату 210 к Нелли Резниченко. Круг замкнулся. Осталось выяснить, кто прятался за излюбленным псевдонимом Резниченко.

Я попыталась докопаться до истины. Маргарита Онофриенко лежала в платной палате, но рангом пониже, чем у Нелли. В комнате находилось еще три женщины – Валентина Сердюкова, 18 лет; Владлена Соколова, 40 лет, и Эмилия Вареско, 32 лет.

Старательно переписав их адреса, я закрыла файл, вывела данные хирургического отделения и стала ждать борца сумо. Зря пресс-секретарь считает журналистов идиотами, неспособными обшарить компьютер.

Обрадованная полученными сведениями, я решила отметить успех в ближайшем «Макдоналдсе». Каюсь, обожаю булки с вредными котлетами, и никакие стенания друзей животных не отвратят меня от мяса. В конце концов, сама люблю собак и кошек, но гамбургер поедаю с удовольствием.

Развернув бумажку, я вцепилась в горячий биг-мак, откусила и почувствовала во рту кошмарный беспорядок. Пройдясь языком по зубам, с ужасом поняла размер катастрофы: выпал передний глазной зуб, державшийся на штифте. Карманное зеркальце явило отвратительную картину: на меня глядела беззубая баба-яга. Ругаясь на всех известных мне языках, я кинулась в клинику к Владимиру.

Стоматолог отсутствовал, но меня знали как близкую знакомую и со всевозможным почетом препроводили в кабинет.

Ни разу не встречала человека, спокойно наблюдающего, как к его рту приближается бормашина. И эта гадкая привычка врачей раскладывать на виду отвратительные орудия труда: крючки, иголки, разнообразные ковырялки и тыкалки… Вот и сейчас ласково улыбающийся дантист принялся звякать железными предметами, потом мило осведомился:

– Анестезию переносите?

Я задумалась. А черт меня знает. Штифт ставили десять лет назад в районной поликлинике. В качестве анестезии тогда стоматолог применил жуткую ругань, обрушившуюся на мою несчастную голову. Впечатление от установки штифта до сих пор было таким сильным и свежим, что я быстренько заверещала:

– Любую анестезию переношу прекрасно, только уколите двойную дозу.

Протезист ласково улыбнулся и воткнул иголку в десну. Даже не почувствовав укола, я расслабилась. Врач отошел к шкафчику. В носу у меня защипало, потом засвербило горло, и начался кашель, шею перехватили тугим платком, мне показалось, что щеки изнутри накачивают горячим воздухом, и в самый интересный момент какой-то идиот выключил свет.