Из этих частей философии Лао-цзы наибольший интерес представляет для нас его этическое учение, так как в нем особенно проявилась сила и оригинальность ума Лао-цзы. Поэтому я сначала изложу нравственное учение его, а потом – метафизическое учение о Дао и космологию.
Этика Лао-цзы
Мрачная картина человеческой жизни навела Лао-цзы на размышления. Внимательное наблюдение человеческой жизни, с целью найти причины нравственного падения современного ему общества, привело его к мысли выработать учение, которое могло бы направить человека на путь истины. Это стремление Лао-цзы и отразилось на всей его этической системе.
Лао-цзы признает глубокую испорченность нравственной природы людей и возмущается этим явлением. Но в противоположность Шакья-Муни, утверждавшему, что зло лежит в самом существовании человека и что поэтому нет иного спасения, кроме «нирваны», Лао-цзы, хотя и признает существование зла в мире и его могущество, однако допускает возможность победы над ним и совершения добрых дел. Творить добро или зло, по мнению его, зависит от доброй воли каждого. Эту мысль он метафорически излагает в одном из афоризмов. «Большая дорога, – пишет он, – гладка и ровна, но люди любят ходить по тропинкам» (53). Идти по большой дороге значит здесь – делать добро, а идти по тропинкам – творить зло. Признавая таким образом возможность нравственного выбора в человеке, наш философ приступил к выработке своей нравственной системы, положив в основание ее понятие Дао.
Лао-цзы смотрит на нравственность как на нечто возвышенное и духовное. В одном из афоризмов он ясно отмечает, что нравственность не имеет ничего общего со всем материальным (55, 25). Такой взгляд на самую сущность нравственности имел для нашего философа громадное значение при определении нравственного идеала. И вот Лао-цзы утверждает, что всевышнее существо, Дао, и должно быть идеалом нашей нравственной жизни. Это учение очень ясно и решительно высказано им в следующем изречении: «Живущий по Дао равен Дао» (23), выражение, которое невольно напоминает великое изречение Христа Спасителя: «Будьте совершенны, как Отец ваш небесный»[46].
Определив так нравственный идеал, Лао-цзы указал людям на путь бесконечного нравственного усовершенствования: как бы высока ни была достигнутая нами ступень нравственности, каждому из нас всегда остается желать еще лучшего. Эту мысль очень хорошо выражает Лао-цзы следующими словами: «Исполняющий Дао никогда не бывает доволен собой» (15).
Принцип нашей нравственности – также Дао, понимаемое в смысле безусловного добра. «Высоконравственный, – пишет Лао-цзы, – повинуется только одному Дао» (21). Правда, Лао-цзы весьма сочувственно относится к нравственному принципу середины (5; в этом афоризме говорится, между прочим:
«Лучше всего соблюдать средину»), но лаоцзыевская середина не есть искусственная и абстрактная середина конфуцианства, которое определяет ее: «ни к чему не склоняться – середина». Последняя мыслима, но не исполнима; лаоцзыевская же средина есть разумное воздержание от крайностей.
По учению Лао-цзы, мерилом добра и зла должно быть Дао. В нравственной деятельности согласие с Дао – добро, а противное ему – зло. Другими словами, вполне естественное – добро, а противоестественное – зло (64). Данный в Дао критерий наш философ называет голосом истины, который есть в душе каждого. Голос истины – это, по христианской терминологии, внутренний человек, который произносит свой решительный суд над каждым действием человека. Эту мысль Лао-цзы выражает в метафорическом сравнении. «Небесная сеть (то есть голос истины), – говорит он, – не плотна и будто бы пропускает все (то есть добрые и дурные мысли людей) сквозь себя, но на самом деле ничего не выйдет из нее» (23) (то есть без его приговора).
Несмотря на то что этот голос истины решителен и строг, он осуществляется с трудом и нередко заглушается голосом лжи. «Голос истины, – говорит Лао-цзы, – неизящен» (81, 78), поэтому нам он неприятен, а голос лжи соблазнителен, поэтому – приятен. Слушаться неприятного голоса и не слушаться приятного – долг человека, ибо «творить приятное, – говорится в «Дао дэ цзин», – называется нечистотою» (55). Поэтому Лао-цзы учит, чтобы все люди были внимательны к суровому голосу истины.
Мнение Лао-цзы о тех условиях, при каких возможно достигнуть высокой нравственности, довольно оригинально. Главным препятствием нравственному совершенствованию он считает учение и умствование, которые приводят людей только в заблуждение и заглушают врожденное человеческой душе Дао. Поэтому Лао-цзы является ярым противником всякого рода умствования. «Когда будет уничтожено учение, – пишет он, – то печали не будет» (10, 20). «Когда великое Дао (то есть праздное умствование или учение), – иронически говорит он, – будет покинуто, то явится человечность» (18). «Когда будут оставлены святость и мудрость, – говорится в одном из изречений Лао-цзы, – то нравственная польза народа увеличится во сто раз» (19; Лао-цзы подразумевает в двух вышеприведенных изречениях под «великим Дао» и «святостью и мудростью» так называемое «Учение блаженнейших царей»).
Учение и умствование, по мнению нашего философа, – напрасная трата сил и времени; поэтому он советует, чтобы все бросили учение и умствование и прямо творили дела по Дао. Это, по мнению Лао-цзы, и есть истинная проповедь о Дао: «Учение без слов (дела) и бездеятельность (деятельность без умствования) полезнее всего существующего между небом и землею» (43).
Наш философ, как и другие китайские мыслители, придавал большое значение социальной (государственной и политической) этике, но тем не менее он очень хорошо понимал и важность индивидуальной нравственности. Личность, по Лао-цзы, это – основание общества, поэтому и индивидуальная этика есть основание социальной. Занимающийся решением вопросов из области социальной этики не может не касаться индивидуальной. И вот почему Лао-цзы прежде всего и более всего устанавливает начала индивидуальной нравственности.
1. Лао-цзы думает, что страсти – источник всякого зла в индивидуальной нравственности; «нет греха тяжелее страстей», говорит он (46); поэтому он относится к ним очень строго. Прежде всего, страсти, по мнению Лао-цзы, затемняют очи разума. «Свободный от страстей, – говорит он, – видит величественное проявление Дао, а находящийся под влиянием какой-нибудь страсти видит только незначительное проявление (его)» (1): находящийся под влиянием страсти не может достигнуть даже самой очевидной истины. Точно так же и в нравственном отношении: находящийся под влиянием страсти не может творить истинно нравственных дел. Поэтому он учит избегать всякой крайности, которая и есть страсть. «Мудрец, – пишет Лао-цзы, – избегает всякой крайности» (29). Итак, мы должны уничтожить страсти, чтобы достигнуть нравственного совершенства, и когда в мире не будет страстей, то будет повсеместное спокойствие и на всей земле будет правда (37).
Но наша нравственная природа слишком испорчена и слаба для того, чтобы сразу достигнуть высокой степени нравственной жизни, побеждая всякого рода страсти. Поэтому мы должны побеждать их постепенно и достигать нравственного совершенства начиная с низкой ступени и потом идти выше и выше. Это учение он разъясняет следующими сравнениями. «Девятиэтажная башня, – пишет он, – создается из клочков земли; чтобы пройти тысячу верст, нужно начать с одного шага» (64); «не трудно, – говорит он в том же афоризме, – держать легкое».
Эта идея Лао-цзы в наше время нашла провозвестника в лице Л.Н. Толстого, который также советует начинать дело нравственного усовершенствования с низшей ступени[47]. «Есть лестница добродетели, – пишет Л.Н. Толстой, – и надо начинать с первой ступени». Этою первою ступенью нравственной жизни как Лао-цзы, так и Л.Н. Толстой считают воздержание.
«Воздержание, – учит Лао-цзы, – первая ступень нравственности» (добродетели) (59). «Помимо воздержания, – пишет Толстой, – немыслима никакая добрая жизнь».
2. Лао-цзы считает высоким нравственным достоинством человека простоту сердца. Простота сердца потому есть высшая добродетель, что очень близко стоит к Дао, к естественности. Без простоты сердца, по учению Лао-цзы, никто не может достигнуть нравственного совершенства. Человек высокой нравственности, учит наш философ, «возвратится к совершенной простоте» (28). Эта простота сердца, впрочем, не есть грубое невежество, а, напротив, блаженная и невинная простота. «Кто вполне духовен (то есть нравствен), – учит Лао-цзы, – тот бывает смирен, как младенец» (10). «Достигший высокой нравственности, – говорит он в другом афоризме, – похож на младенца» (55). Такой человек не только похож на младенца, но «возвратится в состояние младенца» (28).
3. Лао-цзы провозглашает великое нравственное значение смирения, которое находится в органической связи с простотою сердца, составляя ее естественное последствие.
Сущность этого учения очень ясно выражена в одном из афоризмов Лао-цзы: «Мир смирен, все люди ездят и бегают над его твердыней» (43). Другими словами, мир охотно стоит ниже всех существ, но никогда не жалуется на это. Такому смирению мира мы должны подражать, потому что «кто желает быть великим, тот должен быть ниже всех» (61).
Ту же мысль он повторяет метафорически: «Причина того, что реки и моря суть цари многочисленных долин, заключается в том, что первые находятся ниже последних» (66). Лао-цзы указывает на Дао как на пример смирения. Дао, по учению его, совершает великие дела, но оно не выставляет себя (51). «Не хвалиться тем, что сделано, – говорит он, – не начальствовать над другими, превосходя их, – небесная добродетель» (10, 2). Как пример или образец смирения Лао-цзы выставляет воду. «Вода, – пишет он, – давая всем существам обильную пользу, не сопротивляется ничему» (8).