"Сознание-кладовая" почти равнозначно самой читте и является сверхиндивидуальным, поскольку предшествует любой дифференциации. Его не следует считать неким туманным эфиром, заполняющим все существа, потому что и пространство и протяженность присущи ему лишь в потенции. Иными словами, "сознание - кладовая" есть то, откуда свободно, "играючи" (викридита) рождается мир форм. Махаяна не пытается объяснить производство мира из ума какой-нибудь причиной. Это было бы ошибкой, ибо все, что связано причинной зависимостью, не выходит за рамки майи. Выражаясь поэтически, мировая иллюзия возникает из Великой Пустоты без всякой причины, бесцельно, и именно потому, что в этом нет никакой необходимости. "Действие" пустоты игровое (викридита) - это не мотивированное действие (карма).
Итак, по учению Йогачары, воспроизводство мира форм происходит спонтанно из "сознания-кладовой", откуда он поднимается в манас, где происходит первичная дифференциация, затем переходит в шесть "сознаний-чувств", которые в свою очередь создают органы чувств или "врата" чувств (айатана), и через них проецируется в расчлененный на классы внешний мир.
Буддийская йога поэтому и состоит в том, чтобы воспроизвести этот процесс в обратном направлении: остановить распознающую деятельность ума, предоставить категориям майя отпасть, вернуться назад в состояние потенции так, чтобы мир можно было увидеть в его неклассифицирующей "таковости". Когда это достигнуто, пробуждается каруна, и Бодхисаттва предоставляет проекциям возникнуть снова, уже сознательно слившись с игровой и бесцельной природой Пустоты.
Глава 4. ВОЗНИКНОВЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ДЗЭН
Признаки, отличающие Дзэн, или Чань, от других направлений буддизма, если пытаться выразить их словами, трудно уловимы. Однако Дзэн обладает вполне определенным и присущим только ему духом. Хотя само слово Дзэн или дхьяна означает медитацию, другие школы буддизма придают медитации не меньшее, если не большее, значение; иногда даже кажется, что упражнения в формальной медитации совсем не обязательны для Дзэн. Не оригинален Дзэн и в своем принципе "нечего больше сказать", и в своем убеждении, что истина невыразима словами: все это уже было в Мадхьямике и в учении Лао-цзы: Знающий не доказывает,
Доказывающий не знает.
Своеобразный дух Дзэн, вероятно, лучше всего можно описать как определенную "прямоту". В других школах буддизма пробуждение - бодхи представляется чем-то далеким, почти сверхчеловеческим, достижимым лишь после многих и многих существовании, полных терпеливого усилия. В Дзэн же всегда присутствует такое ощущение, будто пробуждение - нечто вполне естественное, почти осязаемое: оно может произойти в любой момент. Если его трудно достичь, то лишь потому, что все слишком просто. Та же прямота характеризует и методы обучения Дзэн: он указывает истину прямо и непосредственно, не отвлекаясь игрой в символы.
"Прямое указание" (чжи-чжи) означает открытое выражение Дзэн с помощью несимволических действий или слов. Непосвященному они, как правило, могут показаться странными, поскольку относятся к самым обыденным житейским вещам, а порой и к совсем бессмысленными. В ответ на вопрос о природе буддизма учитель произносит какие-то пустые слова о погоде или производит обыкновенное действие, внешне никак не связанное с философскими или духовными материями. До середины династии Тан примеров подобного рода встречается немного, ибо тогда Дзэн еще не достиг зрелости. Но они созвучны позиции древних учителей, искавших мгновенного пробуждения в самой гуще повседневной жизни.
Хотя в индийском буддизме не удалось обнаружить особых следов школы дхьяны, из-за недостатка сведений нельзя считать доказанным, что ее не существовало. Если характерным признаком Дзэн является внезапное или мгновенное пробуждение (дунь-у), без какой-либо предварительной подготовки, то, конечно, предпосылки этого принципа следует искать в Индии. Ланкаватара Сутра утверждает, что существует как постепенные, так и внезапные (югапат) достижения просветления: первый путь - очищение загрязненных устоев или проекций ума (ашрава), второй - паравритти - внезапный переворот в глубинах сознания, при котором исчезает дуалистический взгляд на мир. Тогда сознание уподобляется зеркалу, мгновенно отражающему любые появляющиеся перед ним формы и образы. [32] Существует также явная связь между идеей о мгновенном пробуждении и принципом Ваджрачхедика, или Сутры Алмазного Меча: "достигнуть пробуждения - значит ничего не достигнуть". Иными словами, если нирвана действительно возможна только здесь и сейчас, так что искать ее - означает ее потерять, постепенное приближение к ней вряд ли уместно. Достичь ее можно только сейчас, непосредственно.
Подобного рода традиция также присутствует в тантрическом буддизме, хотя, по-видимому, и более древнего, чем Дзэн, происхождения; причем нет оснований приписывать ее обратному влиянию китайского Дзэн. Так, в сочинении тантриста Сарахи, жившего в Х веке, можно найти высказывания, сходные по духу с Дзэн:
Если она (Истина) уже проявлена, какой толк в медитации?
Если же она скрыта, искать ее - значит измерять мрак.
Мантры и тантры, медитация и концентрация - все это источники самообмана.
Не засоряй концентрацией мысль, чистую по своей природе,
А пребывай в блаженстве самого себя и прекрати эти мучения.
Все, что ты видишь, есть Это, - впереди, позади, со всех десяти сторон.
Пусть учитель сегодня же положит конец твоим заблуждениям!
Природа небес изначально чиста, но от всматривания и разглядывания взор застилается туманом. [33]
Тибетский буддизм также содержит учение о Кратчайшем Пути стремительном и крутом восхождении к нирване тех, кто обладает достаточным мужеством. Близость к Дзэн еще больше чувствуется в "Шести заповедях" Тилопы с его акцентом на естественность и непосредственность:
Ни мысли, ни размышления, ни анализа,
Ни упражнений, ни намерения.
Предоставь всему возможность быть. [34]
Мгновенное освобождение без каких-либо специальных ухищрений и намерений подразумевается также тантрическим термином сахаджа, - который описывает состояние мудреца, достигшего просветления, - "легкое" или "естественное".
Здесь не место обсуждать истинный смысл мгновенного пробуждения или принципа естественности. Просто приведенные отрывки показывают, что "прямой путь" существовал и за пределами Китая, и не исключено, что его первоначальные истоки - в индийском буддизме. Нехватку соответствующих данных нетрудно объяснить тем, что подобного рода учение, столь легко поддающееся искажению, хранилось в глубокой тайне и только позднее стало обсуждаться открыто. И действительно. Дзэн-буддийская традиция настаивает на том, что мгновенное пробуждение не содержится в сутрах, а передается прямым путем, от учителя к ученику. При этом совсем не обязательно, чтобы подразумевался какой-нибудь эзотерический метод, вроде телепатической передачи опыта. Часто имеется в виду нечто гораздо менее сенсационное. Когда индусские пандиты настаивают на том, что мудрость приобретается не из книг, а только от учителя, гуру, то это означает, что собственно тексты, - такие, например, как Йогасутра, - содержат лишь наброски учения, а полным знанием его обладают лишь те, кто усвоил также устную традицию. Нужно ли добавлять, что поскольку эта традиция является в первую очередь переживанием, слова могут передать ее не более и не менее, чем любой другой опыт.
Однако нет никакой необходимости предполагать, что в Индии когда-либо существовала особая школа Дхианы. Возникновение Дзэн вполне естественно объясняется знакомством даосов и конфуцианцев с основными принципами буддизма Махаяны. И возникновение традиций, близких Дзэн, наблюдается почти сразу, как только прославленные сутры Махаяны стали известны в Китае, то есть начиная с трудов великого индийского ученого монаха Кумарадживы, который в 384-413 гг. перевел их на китайский язык. Кумараджива жил в Ку-цзане и Чан-ане, а одним из его выдающихся учеников в эти годы был молодой монах Шен-Чжао (384-414), который начинал переписчиком конфуцианских и даосских текстов.
Шен-Чжао обратился в буддизм после прочтения Вималакирти Сутры, оказавшей значительное влияние на Дзэн. В этой Сутре описывается история не монаха, а мирянина Вималакирти, который постиг учение Будды глубже, чем все остальные ученики. Он превзошел всех учеников и бодхисаттв, когда на вопрос о природе недуалистической реальности ответил "громовым молчанием" - пример, впоследствии часто используемый учителями Дзэн. Вималакирти, отвечающий "громовым молчанием", является также любимой темой художников дзэн-буддистов. Но основное значение этой сутры для Китая и для Дзэн в том, что совершенное просветление не противоречит занятиям каждодневной жизни, что высшее достижение человека - "вступить в просветление, не истребив омраченности (клеша)".
Такой взгляд импонировал и конфуцианскому и даосскому складу ума. При том значении, которое конфуцианцы придавали семейной жизни, они не стали бы ревнителями строго монашеского буддизма. Хотя буддийскими учителями в Китае всегда были в основном монахи, у них было много продвинутых учеников среди мирян. Что касается Дзэн, то в нем придавалось особое значение выражению буддийского духа в формально светских сферах: во всех видах искусства, в ручном труде, в любви к миру природы. И конфуцианец, и даос сочувственно относились к идее просветления, которая не требовала "искоренения человеческих страстей", как можно еще перевести термин клеша. Мы уже отмечали особое доверие, которое обе эти философии питали к человеческой природе. Неискоренение страстей, однако, не означает их буйного произвола. Оно значит лишь, что лучше "отпустить" страсть, чем вступить с ней в борьбу. Это не есть ни подавление страстей, ни потворство им. Ибо даос никогда не прибегает к насильственным мерам: он достигает своих целей невмешательством (у-вей), которое является психологической разновидностью дзю-до.