— В чем проблема, мадемуазель Эстрем? — Поль остановился у камина и поднял брови. — По-вашему, это не тот дом, где ребенок может резвиться, не боясь разбить что-нибудь драгоценное?
Улла инстинктивно одернула свой дорожный костюм. На лацкане жакета красовалось пятно (во время полета Хельга срыгнула), а длинная юбка была измята.
— Вообще-то я подумала, что в такой комнате следует носить атласное вечернее платье со шлейфом, бриллианты и жемчуга.
— Такая возможность вам представится, — загадочно ответил он, — но сегодня достаточно и того, что на вас. Как вы, должно быть, заметили, я тоже одет не так, словно собрался в оперу.
Конечно, она заметила! Какая женщина в здравом уме и твердой памяти не заметила бы этого, столкнувшись со столь роскошным мужчиной? Голубые джинсы плотно облегали его длинные ноги. Наполовину расстегнутая рубашка обтягивала широкую грудь, обнажая бронзовую кожу, поросшую курчавыми темными волосами.
Поль с царственным презрением поставил сиденье на позолоченный столик, и Улла едва не заскрежетала зубами.
— Как снять эти пряжки?
— Здесь есть кнопка. — Улла шагнула вперед, расстегнула пряжки ремней безопасности, вынула Хельгу из сиденья, пока та не испортила драгоценный столик, и передала девочку отцу.
Поль держал ее как все неопытные папаши: прижав локти к бокам, вытянув руки и не догадываясь, что для ребенка куда безопаснее, когда его прижимают к груди. Он смотрел на девочку с таким сомнением, что об этом можно было написать тома. Почувствовав его неуверенность, Хельга проснулась и недовольно запищала.
Поль окаменел.
— О боже! Она извивается как угорь!
— Держите ее вертикально, — посоветовала Улла. — Так вам обоим будет спокойнее.
— Вот так? — Он нерешительно прижал Хельгу к груди и положил ее голову себе на плечо.
Словно почувствовав, что она дома, малышка повернула голову, прижалась личиком к загорелой шее и зачмокала губами.
Невольно тронутая этим зрелищем, Улла проглотила комок в горле и сказала:
— Именно так.
Он скорчил гримасу.
— Почему она слюнявит меня?
— Потому что проголодалась. — Улла кивком показала на оставленный в вестибюле пакет. — Там уже лежит готовая смесь. Если вы покажете мне кухню, я подогрею бутылочку и накормлю ребенка.
Поль показал на бархатный шнур, висевший рядом с камином.
— Вызовите мою экономку. Она подогреет бутылочку. А я, — ровно добавил он, — сам накормлю свою дочь. Мадемуазель, вы уже сделали свое дело, доставив ее сюда. Теперь я справлюсь сам.
В последний раз Уллу так властно отстранили от дела во время учебы в полицейской академии, когда она наступила на ногу начальнику.
— Ладно, — сказала уязвленная Улла и отвела душу, дернув шнур с куда большей силой, чем требовалось. — Раз так, пеленки тоже будете менять сами. На случай, если вы этого еще не почувствовали: она дует вам на рубашку. А заодно искупайте ее. Девочке понадобится ванна. Она и так целый день провела в аэропортах и на реактивном самолете.
Выражение лица хозяина стало комичным, но Улле было не до смеха. Она вспомнила предупреждение Юлии: «С самого начала настаивай на своих правах. Ему дашь палец, а он всю руку откусит».
— Возможно, сегодня я позволю вам позаботиться о ней, — проворчал Поль.
«Позволю»? Да как он смеет!
— Вы позволите мне заботиться о собственной племяннице? Большое спасибо!
Они долго смотрели друг на друга. Вдруг в воздухе что-то щелкнуло, и стало ясно, что за их соперничеством кроется что-то менее враждебное и более эротичное. Даже он почувствовал это.
— Прошу прощения, мадемуазель, — сказал Поль, сунул ей Хельгу и попятился подальше от этой внезапно вспыхнувшей вольтовой дуги. — Я не думал, что это так… так трудно. Пожалуйста, заботьтесь о моей дочери, как считаете нужным. В ближайшие недели у меня будет время поближе познакомиться с ней.
— Как хотите, — ответила сбитая с толку Улла.
Тут на пороге возникла пожилая женщина с добрым лицом и взяла инициативу в свои руки.
Поль тут же почувствовал облегчение и сказал:
— Это Ирен, моя экономка. Ирен, мать моей дочери все-таки не прилетела. Вместо нее прибыла мадемуазель Эстрем.
Если экономка и удивилась, то виду не подала: для этого она была слишком хорошо вышколена.
— Да, месье.
Он снова посмотрел на Хельгу, которая заверещала всерьез. Повысив голос, чтобы перекричать шум, Поль спросил:
— Мадемуазель Эстрем, сколько времени вам понадобится, чтобы уложить ее?
— Как минимум час.
Поль посмотрел на стенные часы с позолоченным маятником и объявил:
— Если так, то ужинать будем в половине десятого.
— Я предпочитаю перекусить у себя в комнате.
— Не испытывайте судьбу, мадемуазель! За сегодняшний вечер я и так достаточно уступал вам!
— А я добиралась сюда почти сутки.
Когда Поль стиснул губы, Улла подумала, что их перепалка продолжится. Но он шумно выдохнул и сказал:
— Вы правы. Я забыл об этом. Ирен, пожалуйста, покажите мадемуазель Эстрем приготовленные для нее апартаменты и удостоверьтесь, что у нее есть все необходимое.
— Конечно, месье. Раз уж я буду там, может быть, подать мадемуазель легкий ужин?
— Я сам скажу об этом повару. — Поль снова тревожно посмотрел на дочь. — Похоже, вам придется нелегко с…
— Ничего страшного. — Экономка улыбнулась Улле. — Пойдемте со мной, мадемуазель. Мы позаботимся о малышке.
2
Поль смотрел им вслед и хмурился. Сомневаться не приходилось: его бывшая супруга что-то задумала. Ни одна нормальная мать не доверила бы грудного ребенка другой женщине, какой бы преданной и достойной доверия та ни была. И тем более не отправила бы ребенка с чужим человеком на другой конец света.
Какую роль во всем этом играет ее кузина? Вот в чем вопрос. Пешка ли она в руках Юлии или ее большие, невинные серые глаза и нежные губы всего лишь маска, за которой скрывается еще один злобный ум?
Он мрачно усмехнулся. Хватит и того, что Юлия однажды обвела его вокруг пальца. Этого больше не повторится. Так или иначе, а он выяснит ее истинные мотивы, и если эти женщины спят и видят, что смогут использовать беспомощного ребенка ради достижения собственных целей, то их ждет очень неприятное пробуждение.
Ирен провела Уллу по мраморной лестнице и широкому коридору, заканчивавшемуся двойной дверью.
— Мы пришли, мадемуазель. Это башня. Отсюда открывается лучший вид во всем доме, и тут очень удобно. Месье Вальдонне просил меня обставить детскую. Думаю, вы найдете все, что вам нужно, но я уже давно не имела дела с детьми и понятия не имею, что им сейчас покупают. — Она распахнула дверь и отошла в сторону.
Переступив порог, Улла очутилась в гостиной, оформленной в спокойных голубых и розовых тонах, и потеряла дар речи. Предсказание Юлии о том, что Поль Вальдонне не постоит перед расходами и сделает все ради удобства гостей, сбылось. Комната была очень красивой и такой просторной, что в ней свободно уместилась бы вся ее гётеборгская квартира.
— Это ваша личная гостиная, — сказала Ирен, неправильно поняв ее молчание.
— Понятно. — Улла заморгала, не веря своим глазам.
— Вы слегка сбиты с толку, верно?
— И даже не слегка. Это же настоящий дворец…
— Может быть, на время передадите мне малышку и осмотритесь?
— Да. Ладно…
Ирен начала баюкать Хельгу.
— Спальня дальше по коридору, вон за той дверью. Ванная находится между ней и детской, а за ней — маленькая кухня. Если вам понадобится что-нибудь, о чем я забыла, дайте мне знать.
— Не могу представить, что вы могли что-то забыть.
Все еще не пришедшая в себя Улла осматривала обитые панелями стены и резную дверь. Рядом с зеркалом стояли дамский письменный стол восемнадцатого века и кресло с гнутыми ножками. Балконная дверь была сделана из кованого чугуна. Между двумя стрельчатыми окнами висели старинные гравюры в красивых рамках и подсвечники из венецианского хрусталя.
Но без современности тут не обошлось. На письменном столе стоял телефон, рядом красовался торшер на латунной штанге. На низком столике у дивана красовалась ваза со свежими цветами. На полке рядом с маленьким камином лежала стопка романов в бумажных обложках; на бюро красного дерева лежал пульт дистанционного управления телевизором и стереосистемой.
Огромная спальня производила не менее сильное впечатление. Бело-розовые стены, те же стрельчатые окна, что и в гостиной, зеркало в резной раме, которое могло бы принадлежать музею, и резная кровать, такая высокая, что забраться на нее можно было только с помощью скамеечки для ног, стоявшей рядом.
Но если две предыдущие комнаты казались залами музея, то мраморная ванная явно относилась к двадцатому веку. Один угол был занят паровым душем. В глубокой ванне могли бы свободно уместиться два борца сумо. Даже унитаз и биде были настолько элегантными, что можно было забыть об их прозаическом назначении. А что касается золотых кранов, пушистых толстых полотенец и коллекции масел, кремов и лосьонов, то королева испанская, возможно, не обратила бы на это внимания, но для простого полицейского из Гётеборга это было уже чересчур.
— Вон в том шкафчике стоит переносная детская ванночка. Ее можно поставить в раковину, чтобы не сгибать спину во время купания малышки, — сказала Ирен, остановившаяся на пороге. — Если вы поставите ее в ванну, понадобятся руки длиной в два метра. Там так глубоко, что можно утонуть!
— Вы правы. — Улла засмеялась и посмотрела на себя в высокое зеркало. — Ирен, можно задать вам один нескромный вопрос?
— Какой угодно, только не о моем весе! — весело ответила экономка.
— О нет. Вы бегло говорите по-французски, но сами не француженка?
— Вы правы. Я из Австрии.
— А как же вы попали на Мартинику?
— Мы с мужем приехали сюда на серебряную свадьбу и полюбили остров с первого взгляда. Вскоре после этого он умер. В Австрии меня ничто не держало, поэтому я привезла прах мужа в место, о котором у нас было столько счастливых воспоминаний, и начала новую жизнь. Это было одиннадцать лет назад, но я ни секунды не жалела о своем решении.