Он приближался не медленно, не торопливо, но неотвратимо, прямо ко мне. И теперь он смотрел на меня. Впервые после того, как наши взгляды пересеклись в церкви, они встретились вновь, и я понял, что время настало.
Обернувшись к нему, я начал пятиться в глубь двора. Я надеялся сбежать через выход на улицу Дракона. Его глаза сказали, что это мне ни за что не удастся.
Казалось, прошли годы за то время, что мы шли, я — пятясь, он — наступая, через двор, в абсолютной тишине; но наконец я почувствовал холод арочного проема, и следующий шаг привел меня под его сень. Я предполагал развернуться здесь и броситься на улицу. Но тень арки дохнула могильным холодом. Громадные ворота на улицу Дракона были закрыты, о чем прежде сказал мрак, окруживший меня, а в следующее мгновение — торжество на его лице, мерцавшем во тьме, все приближавшимся! Глубокий проем, запертые ворота, их холодные железные запоры — все было на стороне моего врага. Гибель, которой он грозил, пришла. Собираясь во тьме, наступая на меня из бездонных теней, она готовилась поразить меня через его нечеловеческие глаза. Без всякой надежды, я прижался к закрытым воротам, готовясь противостоять ему.
Раздался скрежет стульев по каменному полу и шорох, когда прихожане начали подниматься. Я услышал звон копья гвардейца, сопровождавшего монсеньора Ц*** к ризнице[14].
Коленопреклоненные монахини очнулись от благочестивой задумчивости, поклонились алтарю и пошли прочь. Моя соседка также поднялась с грациозной осторожностью. Уходя, она взглянула на меня с осуждением.
Едва не погибнув, — так, по крайней мере, мне мнилось, — а теперь каждой клеточкой своего тела воспрянув к жизни, я сидел среди неторопливо двигавшейся толпы, затем тоже поднялся и пошел к дверям.
Я проспал проповедь. Проспал ли? Я посмотрел наверх и увидел органиста идущим по галерее к своему месту. Я видел только его спину; изгиб его тонкой руки в черном рукаве напомнил один из тех дьявольских, безымянных инструментов, что лежат в заброшенных пыточных камерах средневековых замков.
Но я скрылся от него, хоть его глаза и говорили, что это невозможно. Скрылся ли? Тайна, давшая ему власть надо мной, восстала из небытия, где я надеялся похоронить ее. Ибо теперь я узнал его. Смерть и пребывание в ужасающем обиталище заблудших душ, куда моя слабость давным-давно отправила его, изменили его внешность, сделав ее неузнаваемой для прочих — но не для меня. Я узнал его почти тотчас же и ни секунды не сомневался, зачем он пришел и что готовился совершить. И теперь я понимал, что в то время как тело мое оставалось в гостеприимной маленькой церкви, он гнался за моей душой во дворе Дракона.
Я приблизился к двери, и тут орган надо мной взорвался трубным ревом. Ослепляющий свет наполнил церковь, скрывая алтарь от моего взора. Люди пропали, арки, купол крыши — исчезли. Я поднял обожженные глаза к этому непереносимому свету и увидел черные звезды, сияющие в небесах, сырое дыхание озера Хали коснулось моего лица.
И вдалеке, за лигами колеблющихся волнами облаков я увидел разбрасывающую лучи луну, а на ее фоне — башни Каркозы.
Смерть и ужасное обиталище заблудших душ, куда моя слабость давным-давно отправила его, изменили его облик для всех прочих, но не для меня. И теперь я слышал его голос, поднимающийся, нарастающий, грохочущий в сияющем свете, и я чувствовал, как это сияние все усиливается, проливаясь на меня огненными волнами. И, потонув в нем, я услышал, как Король в Желтом шепчет моей душе: «Страшно впасть в руки Бога живаго!»[15]
Перевод Александры Мироновой
Юрий Погуляй«Спящий бог Ари-Ча»
Армия северян, захватив до того неприступную крепость, перекрывавшую ущелье Гиван-Чо, ворвалась в Ари-Ча — страну горцев и Спящего. Какова цель их набега? И зачем они ищут жреца Спящего? Улле и его брат попытаются это узнать…
Сложно сказать, является ли невероятное чудовище из рассказа Юрия Погуляя «Спящий бог Ари-Ча» инопланетным монстром, но в нем совершенно точно есть нечто от легендарного лавкрафтианского космического ужаса…
DARKER. № 5 сентябрь 2011
Северяне подошли к Глазу Ветра с юга. Величайшая твердыня моей страны пала в течение двух суток осады, и на третий день в священную долину Спящего вошли первые отряды иноземцев.
Никогда прежде наша земля не ведала вторжений. Сила веры и духи предков успешно хранили деревни и города Ари-Ча. Единственная крепость, преграждающая ущелье Гиван-Чо, была построена более чем два века назад, когда южнее наших земель обосновались Ухссы, поклоняющиеся водяному змею и пожирающие человеческую плоть. Но даже они, разорившие все окрестные страны, не осмелились вторгнуться в страну Спящего.
Теперь же могучий Глаз Ветра разрушен дикими северянами и на земли Ари-Ча пришла беда.
Закованные в сталь чужаки оказались не готовы к нашим извилистым тропкам. Они неуклюже пробирались по ним, падали в бездонные провалы, теряя людей и проклиная священные для всего мира места, но продолжали идти вперед. В них не было ни страха, ни почтения перед Спящим. Я видел это в «дальногляд», и даже муть увеличивающего кристалла не могла скрыть их мокрые от пота бородатые лица.
Я и Улле, самые быстроногие и зоркие в деревне Вилли-Ча, наблюдали за чужаками с того самого момента как они прошли Глаз Ветра. Наш поселок лежал неподалеку от ущелья Гиван-Чо, и мы хорошо знали все тропы в округе, поэтому добегали до крепости за пять ударов сердца Спящего.
Северянам не пройти это расстояние меньше чем за несколько дней. Много солдат, много железа — горы не любят таких гостей…
Иноземцы разбили лагерь на ярмарочном поле, где раньше раз в неделю собирались на торг все окрестные деревни. И я и Улле понимали, что наступило новое время, в котором нет места для веселых базарных споров, в котором не будет больше рассказов старика-сказителя Хари и горячего, сладкого молока у сложенной тут же печи.
Северяне осквернили это место кровью. На южной стороне долины издревле росла священная роща Спящего, и когда туда потянулись эти дикари, то я лишь поджал губы и, слушая стоны падающих деревьев, молча возненавидел чужаков.
Они вели себя шумно и нагло, словно стали хозяевами долины. Я слышал их резкие, гортанные крики и понимал, что нет грубее языка, чем язык северного народа.
Через Глаз Ветра нескончаемым потомком шли сверкающие железом захватчики.
Враги.
Мне показалось, что я отыскал в человеческом море их главаря. Прижав «дальногляд» к глазам увидел огромного воина, который возвышался над собратьями, словно великан из сказок. Северянин медленно оглядывал каменные склоны долины. Я отчетливо видел, как поворачивается его рогатый шлем.
— Жарко, — сказал Улле. Он лежал на камнях рядом со мною и его голую спину пекло осеннее солнце. Мне стало совестно, ведь я укрылся в тени скал, но потом мне подумалось о том, как себя должны чувствовать северяне, закованные в броню, и я улыбнулся.
Незадолго до заката, когда снизу потянулись запахи полевых костров, я и Улле вернулись в деревню. Там нас уже ждали. Все от мала до велика собрались в просторном доме старейшин, расселись кто где смог. Кому не хватило лавок, тот встал у украшенных цветами стен, а те, кому и здесь не нашлось места, столпились на улице, надеясь услышать наши слова из дверей. Но я молчал, ожидая знака старейшины.
Старый Аххан сидел на каменной лавке в центре комнаты, и слегка покачивал головой, оглядывая собравшихся. Влево-вправо, влево-вправо. Насколько я знал, он уже не мог остановить эту дрожь, и скоро ему придется отправиться на встречу со Спящим… Мне стало грустно. Я любил старика Аххана.
Он тяжело вздохнул, удостоверился, что все молчат и готовы слушать, и только после этого кивнул мне, как старшему.
— Говори…
И я заговорил…
Новости приняли тяжелым молчанием, лишь в дверном проеме кто-то повторял мои слова, передавая их на улицу. Но когда я рассказал, что чужеземцы рубят священную рощу Спящего, то замолчал и он.
— Мы должны уходить в Зулга-Ча, — наконец нарушил тишину старый Аххан. Глубокие морщины вокруг его глаз чуть поблескивали в свете масляных ламп.
До столицы Ари-Ча путь неблизкий. Четыре дня только вверх. А там мир не такой как здесь. И ночи там холоднее. Но я понимал, что Аххан прав, что здесь нам не будет ни спасения, ни удачи.
— Зачем, мудрый Аххан? — спросил бронзовокожий Иссури. Он обнимал прекрасную Аши, посланную Спящим невесту, и кривил в недовольстве губы.
— Король защитит нас… — сказал старец.
— Мудрый Аххан, — вмешался жрец Дави, — каста воинов многие годы не поднималась выше Глаза Ветра. У Короля осталась только его гвардия. Наши защитники погибли. Там не будет спасения, мудрый Аххан.
Если бы я знал, что он сделает через два дня — то убил бы белокожего Дави… Дави-чужака… Дави-Северянина… Он всегда был чужим. Но раз его принял Спящий, то должны были принять и мы.
— Мы уйдем в пещеры Долгого Эха, что на день пути выше, чем Зулга-Ча. Гвардия короля остановит чужаков, я верю в это, — покачал головой старик.
— Почему мы не можем остаться? — тихонько сказала Сури, жена Дави.
— Они убьют нас также как убили воинов, — ответил ей жрец. Глаза его потемнели, будто он вспомнил что-то недоброе. Что-то нехорошее.
— Спрятаться хорошая мысль. Но сколько нам придется прятаться? — сказал Иссури. — Что мы будем делать, когда закончится еда и с гор спустится холод?
— Тогда мы пробудим Спящего, — сказал Аххан и посмотрел на жреца. Тот вздрогнул под горьким взглядом старика. Отступил на шаг.
— А сейчас мы будем следить за ними, — старейшина повернулся ко мне. — Мы соберем все что сможем и уйдем в пещеры. Илле, Улле, возвращайтесь и не спускайте глаз с чужаков. Нам нужно время чтобы подготовиться. Как только они выдвинутся к нам — вы должны предупредить нас.