Большую часть времени мы разговаривали с барменшей, Альмой Линдемут. У нее были зачесанные наверх высветленные волосы с уже видневшимися корнями и густой, прокуренный голос. Она носила джинсовую рубашку на клепках, щедро обнажавшую декольте; пахла «Tommy Girl» и чем-то еще, сексом, наверное: так пахнут простыни, если зарыться в них лицом поутру.
— Ребята, вам не стоило приезжать сюда осенью, нужно было приехать в августе, когда очень тепло и красиво, можно ловить рыбу и все такое.
— Так мы приехали не прохлаждаться. Мы собираем данные для Департамента лесного хозяйства Миннесоты.
— Разве вы не можете развлечься хоть немного?
— О, я могу, — сказал Джерри, прищурив глаз, рядом с которым свисала сигарета. — А у Джека жена и двое маленьких детей. Развлечения verbotten[243].
Альма наклонилась на стойку бара, вызывающе стиснув вместе свои испещренные родинками груди.
— Ты знаешь, как готовят меренгу? — спросила она Джерри.
— Конечно, я могу приготовить все что угодно.
Еще мы разговаривали со стариком, который сидел в дальнем конце бара, опрокидывая одну рюмку «Джека Дэниэлса» за другой, примерно по порции каждые десять минут. Старик носил нелепый седой парик, выглядевший старше, чем он сам, и у него было тощее, изможденное лицо с белыми иглами щетины в морщинах. Одет он был сплошь в черное, и его глаза тоже были черными, как шахты до центра земли.
— Так для чего же вы сюда приехали? — даже не глядя на нас, поинтересовался он.
— Исследование, вот и все. Департамент лесного хозяйства хочет вырубить несколько тысяч акров черной и желтой сосны и заменить их белой и австрийской сосной.
— Почему они хотят это сделать?
— Потому что белая сосна и австрийская сосна коммерчески гораздо более выгодны.
— Ах, деньги. Можно было догадаться. И где конкретно вы проводите свое исследование?
— В основном в верховьях Лост-Ривер-Форест, отсюда и до границы.
— Возле Сент-Николаса?
— Верно. Сент-Николас и Пайнроуд.
Старик сухо шмыгнул и толкнул рюмку вперед для новой порции.
— Знаете, почему они назвали его Сент-Николас?
— Понятия не имею.
— Они называют его Сент-Николасом, потому что Санта-Клаус родом оттуда.
— Да неужели? Я думал, Санта-Клаус родом из Лапландии или откуда-то из тех краев. С Северного полюса, разве нет? — вставил Джерри и издал свой типичный возглас.
Старик повернулся ко мне, в его выражении лица было что-то очень тревожащее. Я только раз в жизни видел такой взгляд: когда проводил исследование в Ла-Куи-Парле, где ко мне подъехал фермер на джипе и направился в мою сторону с помповым дробовиком, которым, казалось, действительно намеревался воспользоваться. Старик хрипло сказал:
— Есть сказочный Санта-Клаус, и есть настоящий. Настоящий Санта-Клаус живет в своей хижине на Сэд-Дог-Ривер.
— Ну, конечно, — сказал Джерри. — А как же он появляется каждый год в универмаге Дейтон?
Старик залпом выпил налитое и подтолкнул свою рюмку для другой порции.
— Вы хотите узнать кое-что или нет?
— Конечно, продолжайте, — поддержал я его и быстро кивнул Джерри головой, обозначая, что он должен держать свои умные замечания при себе.
— Это было как раз на рубеже веков, когда в Розо жило всего пять или шесть сотен человек, — сказал старик. — Жизнь в те дни была довольно рисковой, в 1898 году яровая пшеница не уродилась, и некоторые фермерские семьи оказались очень близки к голодной смерти. Но однажды просто из ниоткуда объявился этот парень и сказал, что может изменить их судьбы, если они согласятся отдать ему десять процентов от прибыли.
Конечно, они не поверили ему, но он ушел в поля и провел на каждой ферме что-то вроде ритуала: с дымом, костями и кругами, нарисованными в грязи. Он проводил их каждую неделю в течение всего сезона, пока фермеры не стали относиться к нему как к ветеринару или сборщику молока.
Поселился он глубоко в чаще леса, в лачуге на излучине Сэд-Дог, покрасил хижину в черный как ночь цвет. Никто не знал, что он вытворял, когда был один, но некоторые говорили, что слышали исходящие из лачуги крики и вопли, словно демоны ревели в аду. Местный священник сказал, что он посланник Сатаны и ничего хорошего от этих ритуалов ждать не стоит. За спиной жители Розо стали называть его Сатана, но все же позволяли ему с костями и дымом посещать свои хозяйства, потому что были сколь религиозны, столь и суеверны; и если Сатана действительно мог заставить их пшеницу расти, они не собирались ему противодействовать.
Закончилось все тем, что урожай озимых был лучше, чем когда-либо, и принес более сорока тысяч бушелей твердой красной пшеницы. Люди звонили в церковный колокол и возносили свои благодарности Господу. Но вот что было, когда Сатана пришел просить свои десять процентов с прибыли.
Конечно же, ни один из фермеров ничего ему не дал. Они сказали, что кости, дым и рисунки в грязи были всего лишь шарлатанством, и что Господь всему причиной: Господь, удача и долгое теплое лето. Тогда Сатана сказал: ладно, если вы не даете мне мою долю, я сам ее заберу. Я не смогу забрать с собой четыре тысячи бушелей пшеницы, поэтому возьму себе то, что мне вздумается.
Подошла Альма Линдемут и снова наполнила стакан старика.
— Этот за мой счет, — сказал я ей.
— Джон Шукс, ты же не рассказываешь эту старую историю про Санту, не так ли? Он рассказывает ее всем, кто слишком вежлив, чтобы заткнуть его.
— Эй, это очень увлекательная история, — сказал Джерри.
— Я могу развлечь тебя кое-чем получше.
— Уверен, что можешь. Но у нас есть еще немного времени, не так ли?
— Жители Розо тоже так думали, — заметил старик. — Но времени у них совсем не оставалось.
— Так что же он сделал, этот Сатана? — спросил я у него.
— В ночь на 10 декабря 1898 года он объезжал одну ферму за другой, все пять хозяйств, на черных санях, запряженных восьмеркой черных собак, и с собой у него был мешок. Несколько человек его видели, но никто не догадался, что он задумал. Почти все в Розо приняли угрозы Сатаны всерьез и хотели быть уверенными, что он не приберет к рукам что-либо из их с трудом заработанной собственности, поэтому на всех фермах, кроме одной, окна и двери были заперты, что было почти неслыханно в те дни.
Но не эту собственность он искал, он вообще не обращал внимания на их запоры. Сатана забирался на крыши, пробивал дыру сквозь черепицу и спускался вниз, в спальни их детей. Если вы помните, в те времена были большие семьи, например, в одном доме семь детей остались одни. Всем, независимо от возраста, он серпом отрезал головы, складывал их в мешок и отправлялся к следующему пункту назначения.
Никто не знает, как ему удалось пробраться в те дома так, что его никто не услышал, и каким образом он убил так много детей, никого не разбудив. В общем, он убил двадцать семь детей и забрал их головы. Хуже всего то, что его так никогда и не поймали. Конечно, послали отряд шерифа выследить его, и несколько миль они шли по его следам на снегу. Но следы закончились прямо на опушке леса, собаки потеряли след, а шериф вынужден был признать, что Сатана просто исчез. Отряд пошел к его хижине; они обыскали ее, а после сожгли дотла, и это было все, что они могли сделать. Сатану так и не нашли, детские головы — тоже.
Об этой ночи вы не прочтете ни в одном из местных учебников истории, и вы понимаете, почему. Но на Рождество родители в Розо до сих пор говорят своим детям, что лучше бы им вести себя хорошо и рассчитаться со своими долгами, будь то деньги или помощь, иначе через потолок придет Сатана с серпом в поисках своих десяти процентов сверху.
— Что ж, это отличная байка, — признал я.
— Ты думаешь, что это байка, и не веришь, но слово «Санта» — это неправильно написанное «Сатана», и два декабря назад в связи с тем, что ФБР расследует убийства девятерых детей, которым оттяпали головы где-то в Айове, у нас тут была кой-какая профессорша из Вашингтона, и она сказала, что «модус жоперанди»[244] был точно такой же, как у Сатаны из Сэд-Дог.
— Вот это интересно.
— Конечно, интересно, но я скажу вам, в чем загвоздка. Профессорша сообщила, что этот же «модус жоперанди» используется уже сотни лет ― дольше, чем существует сам Сент-Николас; вот почему я говорю, что настоящий Санта — это Сатана с Сэд-Дог-Ривер, а не ваш бородатый толстяк в ярко-красном костюме и с оленями. Теперь вы понимаете: история изменилась так, чтобы не пугать детей до усрачки. Настоящий Санта приходит ночью, лезет через крышу, забирает головы детей и уносит их в своем мешке, и это не мифология, это правда.
Джерри поднял пустой стакан, чтобы показать Альме Линдемут, что он готов для еще одного. Барменша сказала:
— Все та же старая история, снова и снова.
— Это отличная история. Ты знаешь, мне в голову не пришло, что Санта это палиндром Сатаны.
— Это анаграмма, — поправил я его, — а не палиндром. Палиндром — это когда одинаково читается спереди и сзади.
— Альма, как насчет: ты спереди, а я сзади? — подмигнув Альме Линдемут, сказал Джерри.
На десятую ночь буря утихла, и утром лед сиял от солнечного света; даже с носа основателя Розо — Мартина Браатена, стоящего на главной площади города с типичным лицом первопроходца, начало капать.
Мы с Джерри попрощались с Альмой и Джоном и поехали по 310-му шоссе на север, в Лост-Ривер-Форест. День был блестящий и сверкающий, у нас были свежеиспеченные пончики и два термоса с горячим кофе, и все, казалось, было замечательно. Особенно довольным выглядел Джерри, и я догадался, что прошлой ночью Альма нанесла ему прощальный визит.
Сент-Николас был небольшим местечком — всего пять домов и автозаправка, но здесь находилось летное поле. В авиационной службе Лост-Ривер мы арендовали вертолет, чтобы взглянуть на лес с воздуха и сделать для департамента лесного хозяйства предварительные рекомендации по лучшим участкам для вырубки и пересадки. В основном мы искали защищенные южные склоны, где молодые саженцы, спрятанные от северо-западных ветров, будут давать нам наиболее быстрый прирост и быстрое возвращение инвестиций штата.