DARKER: Рассказы (2011-2015) — страница 248 из 338

— Манор, Манор, — кричал юноша, и его голос пресекался и дрожал. — Они хотят вогнать кол тебе в сердце, Манор! Открой глаза, умоляю! Любимый, это я, любимый!

Но Манор, несмотря на румянец на его щеках, гладкую кожу и пышные волосы, оставался неподвижным и безжизненным в объятьях Хара. Он казался таким же мертвым, каким был две недели назад, когда его тело лежало на берегу среди других мертвецов.

Хар вцепился в него и рыдал, отказываясь подняться из могилы. Островитяне вчетвером оттащили его прочь и приставили наконечник кола к груди Манора. Хар отвернулся, чувствуя, что сердце подступило к горлу так близко, что он не может дышать. Он обнял мать и уткнулся лицом ей в плечо.

— Мама! — простонал он. — Как ты могла сделать такое со мной?

Он услышал удар молота, которым забили кол в грудь мертвеца. Тяжелый глухой звук, и еще один, и еще…

— Теперь мы сделали все, как должно, — услышал Хар голос одного из мужчин Воара.

— Если это не удержит его в могиле, то ничто не удержит, — согласился другой.

К лодке Хара отнесли: он был в полуоглушенном состоянии и не мог идти сам.

— Он больше не побеспокоит тебя, мое дорогое дитя, — сказала Лара, когда они вернулись домой, и Хар вздрогнул от этих слов.

Тяжко опечаленный, он лег в постель.

— Я больше не увижу его, — сказал он вслух, переполненный тоской. Он чувствовал себя невероятно усталым и слабым, но не мог заснуть: он беспокойно метался в кровати, и минуты казались ему долгими, как часы. Полночь прошла, а сон так и не шел к нему.

Слушай! Что это было? Там, в кустах сирени… Нет, нет, это невозможно, вдвойне невозможно теперь… Но на самом деле он слышал шорох листьев, такой же, как и раньше. И окно открылось — так же, как и раньше. И это снова был Манор.

От его вида Хар на мгновение перестал дышать. Днем он слышал, как кол пробил это тело насквозь, и теперь он видел — в груди Манора зияла пустота, очертаниями повторяющая квадратное основание кола. Он лег рядом с Харом, притянул его к себе и начал сосать. Он сосал жадно и со все возрастающим пылом.

Как бы то ни было, в ту ночь Лара проснулась. Она все слышала и не двигалась, потому что боялась умереть. Только когда солнце встало, она вбежала в комнату к Хару и упала на колени у его кровати.

— Мой бедный сын, — рыдая, сказала она, хватая несопротивляющуюся руку. — Это был он? Правда, это был он?

— Да, мама, это был Манор, — ответил Хар.

Он, не в силах пошевелиться, лежал на кровати, замаранной кровью мертвеца. Всю ночь она текла из раны, которую нанес кол.

V

Через несколько часов Лара, колдунья и старейшины Стреймоя плыли к соседнему острову, но Хара с ними не было. Они вернулись в дюны, разрыли могилу и снова открыли гроб. Кол оставался вбитым в землю, но он уже не торчал в груди Манора: тот лежал рядом, обхватив себя руками и коленями касаясь подбородка.

— Он освободился, протащив себя по колу вверх, от наконечника до основания, — сказала колдунья.

— Он должен был обладать нечеловеческой мощью, чтобы совершить такое, — с трепетом сказал один из жителей Воара.

По совету колдуньи они сделали другой кол, более прочный и с широкой верхушкой: словно гвоздь со шляпкой. Вытянув прежний кол из могилы, они забили в тело мертвеца новый, и кровь брызгала на руки и лица с каждым ударом.

— Глубже, глубже! — исступленно настаивала Лара.

— Теперь он вбит надежно, — сказал кузнец, нанося финальный удар по основанию кола.

Лара вернулась к сыну и рассказала ему о том, что случилось на Воаре.

«Теперь все кончено», — подумал он про себя, вернувшись в свою узкую бедную постель. Он неподвижно лежал с открытыми глазами и ждал полуночи. Все замерло. Ветви куста сирени под окном оставались неподвижными. Рыбак ловил в заливе свою рыбу, и его больше не пугало нечто, плывущее вслепую через залив.

— Теперь он оставит нас в покое, — сказала Лара. — Он больше не будет мучить тебя.

— Мама, дорогая мама, он не мучил меня, — простонал Хар с тоской. — А теперь, мама, мне незачем жить.

— Ты думаешь так лишь потому, что ужасно ослаб и устал, — горячо возразила мать.

Но Хар, несмотря на ее усилия, оставался настолько истощенным, что больше не мог встать с постели самостоятельно.

— Я слышу, как он зовет меня, — шептал Хар, повернув голову к окну.

А между тем, со дня кораблекрушения прошел всего месяц. Рано утром Лара пришла к сыну и села на кровать, наблюдая за спящим. Он проснулся от звука ее рыданий.

— Мама, — сказал он слабым бесцветным голосом, — я скоро умру.

— Нет, нет, сын! Ты слишком молод для того, чтобы умереть!

— И тем не менее, я скоро умру. Манор снова приходил ко мне. Мы разговаривали. Мы сидели на том же камне, что и обычно, под старым буком, он обнимал меня за плечи и улыбался. Он сказал мне «мой мальчик», и я… Мама, этой ночью он придет снова, придет за мной. Он обещал забрать меня с собой. Я не могу перенести жизнь без него.

Лара склонилась над сыном, и слезы снова навернулись ей на глаза.

— Мой несчастный сын, мое дитя, — рыдала она, положив руку ему на лоб.

Когда наступил вечер, она зажгла лампу и стала на страже у его постели. Хар лежал с открытыми глазами, молча вглядываясь вдаль.

— Мама, — вдруг сказал он.

— Что, мой любимый сын? — встрепенулась она.

— Прошу, похороните меня в его могиле, — нежно произнес Хар. — И уберите тот ужасный кол из его груди.

Она пообещала ему это, сжала его руку и поцеловала сына.

— Я не могу дождаться того мгновения, когда мы снова будем вместе, — прошептал Хар.

Пробила полночь. Внезапно преобразившись, он немного приподнял голову от подушки, словно отчаянно вслушиваясь во что-то. Его глаза засияли, когда он посмотрел в окно на куст сирени.

— Смотри, мама, это он! Он здесь!

Это были последние слова Хара. Его глаза закатились, и он рухнул на подушку уже бездыханный.

И они сделали так, как просил Хар.


Перевод Татьяны Адаменко

Роберт Маккаммон«Призрачный мир»

Мир изменился, и теперь среди живых бродят призраки из различных исторических эпох. Можно разглядеть римских солдат или ковбоев на заднем дворе, услышать клич индейцев из леса, повстречать на улице викинга или даже пещерного человека. Призраки заходят в чужие дома, иногда пугают, однако причинить вред не могут, оставаясь лишь полупрозрачными картинками в воздухе. Но если мироздание однажды нарушило привычный ход вещей, почему оно не может сделать этого повторно?..

Впервые на русском.

DARKER. № 2 февраль 2015

ROBERT R. MCCAMMON, “HAUNTED WORLD”, 1989


А ведь я уже точно знал, что наступил конец света, когда зашел в комнату и увидел в своем кресле Уильяма Шекспира.

Вернее, мне кажется, что это был именно он. В любом случае, это был один из тех ребят, что носят крахмальные воротники и бархатные пиджаки и сыплют устаревшими словечками, будто старшеклассники в школьной пьесе. Я позвал Веру. Крикнул ей: «Вера, иди сюда скорее, взгляни-ка на это!» — и она тут же вбежала в комнату. Разумеется, мы и раньше видели призраков, как и любой в нашем мире, но Уильям Шекспир, который сидит в твоем кресле и смотрит телевикторину — чертовски необычная картина.

Время от времени он шевелил губами: похоже, пытался отвечать на вопросы телеведущего. Затем откидывал голову назад, закрывал глаза и произносил: «Горе мне». Ясно и четко, как звон церковного колокола. В комнату вошел Бен-младший, встал между мной и матерью, и мы втроем наблюдали, как призрак пытается беседовать с телевизором. Старый добрый Уилл выглядел таким же, как и остальные призраки: он был не совсем здесь. О, его прекрасно можно было разглядеть, и даже можно было угадать цвет его волос, кожи и одежды, но он был каким-то туманным, и сквозь него просвечивала обивка кресла, на котором он сидел. Он потянулся к торшеру, стоявшему позади него, но призрачная рука не могла до него дотронуться. «Горе мне», — повторил он и посмотрел на нас, стоявших в дверном проеме. Глаза у него были грустные. Это были глаза человека, который потерялся во время длительного путешествия и никак не может найти дорогу домой.

Вера спросила его:

— Хотите, я переключу канал?

Она всегда была вежлива с призраками, решившими посетить наш дом. Даже если их никто не приглашал. Старый добрый Уилл начал потихоньку растворяться в воздухе. Это нас не удивило, ведь мы уже не раз видели подобное. Через минуту в комнате осталось только его лицо, бледной луной повисшее в воздухе. Затем и оно исчезло, остались лишь глаза. Глаза пару раз моргнули и тоже испарились. Но все мы понимали, что старина Уилл ушел не навсегда. Он не мог уйти далеко. Он, как и другие, был вынужден скитаться по призрачному миру. Хаос, вот что это такое.

Через несколько секунд Бен-младший окликнул меня: «Пап!» — и подвел нас с мамой к большому окну в гостиной, из которого открывался прекрасный вид на луг. На дворе стоял октябрь, и природа вокруг приобретала красные и фиолетовые оттенки. Небо было зеленовато-серым: оно всегда такое перед смерчем. Недавно Вера заметила, что такое небо напоминает шкуру ящерицы, а я подумал, что точнее и не скажешь. Бен-младший тихо произнес:

— Вот, опять.

Мы с Верой посмотрели туда, куда он указывал, и тоже увидели это. Нужно быть слепым как крот, чтобы не заметить.

Смерчи всегда бывают странно-зеленого цвета, как шкура ящерицы. На днях один такой прошел прямо по Пенсильвания-авеню в Вашингтоне[248]. Это показывали в пятичасовых новостях. Как бы то ни было, менее чем в двухстах ярдах[249] от нас кружился смерч. Дом затрещал и заскрипел, будто все вокруг разом расстроилось и разладилось. Лампочка перегорела, и тут же отключилось электричество.

— Боже, — прошептала Вера, стоя за моей спиной в бледно-зеленом свете. — Господи, пощади нас.