Дребезжание колесиков снова стучало отбойным молотком по натянутым нервам.
Надо быть спокойнее. В первый день пребывания в школе точно не стоит бояться вызова Горденгер.
Два лестничных пролета остались за спиной. Несколько поворотов и Феликса остановилась у кабинета декана. Занеся кулак для стука, не успела коснуться двери, как та открылась.
Здесь ничего не изменилось за лето. Все те же портреты на стенах, в воздухе витает легкий аромат сандала, из узких окон пробивается свет. Длинная полоса расчертила стол пополам, пока Горденгер не вернулась на стул, перекрыв ее собой.
— Вызывали, профессор?
За лето у нее прибавилось морщин, круги под глазами стали на тон темнее. Все больше волос могли похвастаться серебром, разбавляя темный пучок. Заколка в виде паука красовалась на нем, полностью охваченном длинными лапками.
— Мисс Фоукс, вы не передумали поступать в Университет магии? — скупой на эмоции голос ввинтился в барабанные перепонки.
— Нет, — жадно выдохнула Феликса. — Конечно, нет! Не передумала.
В Дартмуре ее до сих пор держало желание продолжить обучение, развиваться дальше и доказать самой себе, что все мучения того стоили. Что годы угнетения, унижений, ощущения себя отбросом пережиты не просто так.
— Я ожидала такого ответа. Вам известно, что старосты при поступлении пользуются некоторыми привилегиями, увеличивая свои шансы?
Кровь зашумела в ушах. Ей было известно. Как и то, что отбросов никогда не назначали старостами. Эта роль всегда отводится высшим.
Социальное неравенство в чистом виде.
— Зачем вы мне это говорите? — бесцветно поинтересовалась Феликса. — Меня ведь не назначат старостой.
На пятом курсе она мечтала об этом. Мечтала получить кристалл старосты. Не ради власти — хотя она тоже прельщала — а ради того самого шанса на поступление в Университет. Тогда же ее мечты разбились об острые скалы реальности: отбросам не место среди элиты, ведь именно они были старшими школы на протяжении всего времени ее существования.
— Категоричность не поможет вам на пути к успеху, — Горденгер недовольно поджала губы. — Я долго и обстоятельно говорила с директором, рассказала о ваших успехах и стремлениях. Он согласился дать вам шанс проявить себя на посту старосты.
Слова прозвучали оглушающим взрывом всех возможных эмоций. Ликование заполнило пятки, пробираясь выше, выше и выше, заполняя собой все тело. Бесконечная радость, которую, казалось, никогда не испытывала!
Беспрецедентно! Невероятно. Немыслимо!
Хотелось кинуться на шею профессору, обнять до хруста, чтобы показать, насколько сильно она рада. Но даже этого не хватило бы для полного выражения эмоций.
Она староста! Господи… даже в мыслях звучит фантастически, а когда произнесет вслух, вообще голову от счастья потеряет.
— Спасибо, профессор! — ей стоило титанических усилий сдержаться от пронзительного крика.
Что бы ни происходило, надо держать лицо. Хотя бы пытаться.
— Спасибо! Я не подведу, обещаю!
— Я верю вам, мисс Фоукс, — сдержанно улыбнулась Горденгер.
Хотелось скорее бежать к друзьям, чтобы поделиться шикарной новостью. Заселиться в башню старост, о которой ходила масса слухов. Сами старосты почему-то не слишком распространялись о внутреннем устройстве башни, так что время от время появлялись новые вариации. Например, говорили, что в башне собственный сад с водопадом.
Звучит бредово.
— Я могу заселяться?
Энтузиазм не скрыть. Он выплескивался наружу водой из переполненного кувшина.
Профессор бросила недовольный взгляд на часы и поджала губы.
— Староста от мальчиков опаздывает.
Запал радости начал постепенно растворяться. Огромный шар, наполненный эйфорией, проткнули, выпуская приятные эмоции и опустошая.
Староста мальчиков. Едва ли должность получил кто-то из отбросов.
Башню придется делить с каким-то выскочкой из высших. Это осознание давило Пизанской башней, которая все-таки упала. На голову.
Ей придется провести целый год в борьбе.
Да, здесь, в Дартмуре, она из года в год воевала с элитой, но никогда не нападала первой. Теперь, вероятно, придется всеми способами отвоевывать свое спокойствие с гораздо большими усилиями.
Дверь откатилась без стука, а горло Феликсы стянула невидимая удавка, перекрывая путь кислороду. От радости, обуревающей только что, не осталось следа. Не оставила после себя даже шлейфа духов: ни дорогих ни дешевых. Никаких. Она просто исчезла.
Эпизод 2. По-новому
— Мы вас заждались, — строго известила Горденгер.
— Извините, профессор, — безразлично бросил Дейвил, не отводя взгляда от бледного лица Феликсы.
Ему не жаль, и он не чувствовал себя виноватым. Пришел, когда смог, а то, что его ждали… Не его дело. Это совершенно не беспокоило его.
В нем давно застыли эмоции, как природа в ледниковый период. Изредка поднималась метель, быстро заметая снегом новенький окоченелый труп неожиданно заблудившейся эмоции.
Все лето он пытался что-то почувствовать, кроме боли физической, которую сам себе доставлял с маниакальным удовольствием. Чтобы ощутить былой вкус жизни.
Ха, как паршиво и смешно! Прожить так мало и уже забыть, как чувствовать. Как ощущаются эмоции. Не разрушающие, — с ними он знаком и давно "дружил".
Когда случайно прищемил дверью палец и почувствовал, что все еще живой — удивился, будто впервые увидел снег.
Когда кто-то злил его настолько, что внутри свирепствовал огонь, сжигая на своем пути каждого — он наслаждался.
Нездоровая попытка дать себе то давным-давно утерянное среди бесконечного отчаяния. Но и оно больше не отзывалось никак. Ушло, не махнув на прощанье.
Эти эмоции спасали его. Не позволяли перейти на стадию оболочки, просто существующей.
И теперь, смотря в по-настоящему испуганные глаза Фоукс, он усмехнулся, чувствуя, как по телу разливается тепло. Когда рядом кто-то радуется, совершенно безразлично. Безвкусные, не имеющие значения эмоции. Зато боль и страх — гребаный леденец на палочке.
— Вы знаете, зачем я вас позвала? — профессор смотрела на студента, абсолютно игнорирующего ее присутствие.
— Я выбран старостой мальчиков.
Дейвил чуть наклонил голову влево, из-за чего одна волнистая прядь шоколадных волос упала на правый глаз. Он ждал, когда Фоукс отвернется. Отведет взгляд, показывая трусость.
— Он не может быть старостой, — замотала головой с искренней уверенностью в своих словах.
И да, перестала напитывать Дейвила почти осязаемым отчаяньем. Смотрела на старуху Горденгер, ища в ней кого? Гребаного спасителя?
"С чего тебя вообще волнует мое назначение?"
Дейвил не спешил озвучивать колкий вопрос, облизывающий язык в ожидании освобождения.
— Почему, мисс Фоукс? — заявление удивило профессора.
Дейвил сунул руки в карманы брюк с показным ожиданием.
"Давай, расскажи, мне тоже интересно узнать".
Нахмурившись, Фоукс уставилась в окно за спиной Горденгер.
Чего молчишь? Дай Дейвилу маленький повод выплеснуть скромную порцию яда. Но нет. Она продолжала хмуро смотреть в одну точку.
Не дождавшись аргумента против, профессор вернулась к теме разговора.
— Вам выпала честь быть старостами школы в этом году…
— Чего? — перебил Дейвил резким выпадом. — Отброс — староста?
На точеном лице отразилось отвращение пополам с презрением. Плечи напряглись, натягивая рубашку до треска.
Это идиотский прикол старухи? За ней никогда не замечалось наличие чувства юмора. Хоть какого-то. Так что это нихера не смешно.
— Я прошу вас держать себя в руках, мистер Дейвил, и не выражаться, — строго осадила профессор.
Заставить Дейвила чувствовать вину — задача непосильная. Невыполнимая.
Губы скривились, выражая все не озвученное, но кое-что дал услышать.
— Отбросы никогда не были старостами, — он сдержанно цедил слова, наплевав, что ему снова прилетит от Горденгер.
От Фоукс в двух метрах сбоку напряжение улавливалось физически. Краем глаза, не поворачивая головы, выцепил ее сжавшиеся кулаки. Хмыкнул про себя от маленькой частички удовольствия.
Она не имеет права забывать свое место. И оно не среди высших.
— Подобные разделения недопустимы, мистер Дейвил! — профессор повысила голос, сменив тон на устрашающе-недовольный.
Плевать.
— Вы оба старосты школы, — повторила Горденгер, чтобы эти двое до конца осознали серьезность ее слов. — На ваших плечах лежит огромная ответственность, и, если вы не справитесь со своими обязанностями, последствия для вас будут печальными. Наденьте кристаллы старост.
На краю стояла появилась бархатная подушечка с двумя кольцами. Серебряный ободок не представляет ценности, значение имеет только кристалл глубокого зеленого цвета.
Дейвил нацепил свое на указательный палец левой руки.
Фоукс примерила кольцо поменьше, оставив его на указательном правой руки.
Ему не нравилось происходящее. Он равнодушно воспринял свое назначение, но теперь, зная, кого придется терпеть на одной территории, струны ярости начали подрагивать. Воспроизводить жуткую мелодию, которая ему самому не всегда приятна.
— Вам необходимо до конца недели составить график дежурств и выбрать дополнительные занятия, — профессор объясняла коротко и сухо. — Один из вас должен взять на себя бумажную работу: заполнение недельных и месячных отчетов. Определитесь сами. Уверена, с этим вы справитесь. Собрание префектов необходимо проводить раз в две недели, первое должно состояться в ближайшие дни. Вам все ясно?
Два противоположных взгляда схлестнулись, как бывало всякий раз, когда они видели друг дуга.
Теплый янтарь с золотистыми крапинками, обволакивающий. И зеленый изумруд — холодный, жесткий, твердый, лишенный всяких позитивных эмоций.
Он ненавидел ее глаза с первой встречи. Лютая неприязнь, которую — он точно знает — ни к кому больше не испытывал настолько явно.
Их диалоги не длились дольше пары минут и всегда проходили в компании яда. Словно они садились за стол, поднимали бокалы, до краев наполненные презрением, ненавистью, яр