И впервые в своей жизни Гарри действительно чувствовал, что нашёл свой настоящий дом.
Запретный лес встретил Гарри и Беллатрикс мягким шелестом листвы и тёплыми солнечными лучами, пробивающимися сквозь кроны деревьев. Вопреки своему пугающему названию, лес в этот летний день казался приветливым и полным жизни.
— Разве нам не запрещено ходить в Запретный лес? — осторожно спросил Гарри, вспомнив мимолётное замечание профессора Малика во время их первой встречи.
Беллатрикс улыбнулась, и её улыбка придала ей удивительно юный вид.
— Обычным ученикам — да, — ответила она, легко перешагивая через поваленное дерево. — Но ты, Гарри, не обычный ученик. И правила Хогвартса… скажем так, они меняются вместе со всем остальным миром.
Они шли по едва заметной тропинке, которая, казалось, появлялась перед ними и исчезала за их спинами. Гарри чувствовал, как зелёное сияние вокруг его рук то усиливается, то ослабевает в такт с пульсацией жизненной силы леса.
— Я словно слышу голоса, — прошептал он, боясь спугнуть странное ощущение. — Но не слухом, а… я не знаю как объяснить.
— Ты слышишь их своей магией, — кивнула Беллатрикс. — Голоса деревьев, животных, самой земли. Это редкий дар, Гарри. Большинству волшебников требуются годы медитаций, чтобы достичь такого уровня восприятия.
Тропинка вывела их на просторную поляну, залитую золотистым солнечным светом. В центре поляны находился идеально круглый пруд с водой такой прозрачной, что казалось, можно разглядеть каждую песчинку на дне. Вокруг пруда росли странные серебристые цветы, которых Гарри никогда прежде не видел.
— Это Поляна Единства, — сказала Беллатрикс, останавливаясь у края пруда. — Одно из самых магически насыщенных мест Хогвартса. Даже основатели школы приходили сюда, чтобы восстановить силы и найти вдохновение.
Она указала на цветы.
— Это лунные лилии. Они цветут одновременно и в нашем мире, и в мире Инферно. Их аромат помогает успокоить разум и открыть сознание для новых возможностей.
Гарри осторожно присел рядом с серебристыми цветами и глубоко вдохнул их нежный аромат. Запах был одновременно знакомым и совершенно инородным — словно сочетание горного воздуха, морской свежести и какой-то незнакомой, но удивительно приятной пряности.
В тот же миг он почувствовал, как зелёное сияние вокруг его рук усилилось, расширилось, охватывая теперь всё его тело.
— Что происходит? — спросил он, с удивлением глядя на свои светящиеся руки.
— Твоя магия резонирует с энергией этого места, — объяснила Беллатрикс, опускаясь на траву рядом с ним. — Позволь этому происходить, Гарри. Не сопротивляйся. Просто ощущай.
Гарри закрыл глаза и позволил себе полностью погрузиться в новые ощущения. Он чувствовал, как его сознание расширяется, охватывая всю поляну, весь лес, а затем, словно поднимаясь над ним, всю территорию Хогвартса. Он ощущал множество жизней вокруг — от крошечных насекомых до величественных кентавров на дальнем краю леса.
А затем он почувствовал ещё что-то — словно тёплое прикосновение к самому сердцу. Это было так знакомо, так… правильно. Словно объятие, которого он ждал всю жизнь.
— Мама? — прошептал он, не открывая глаз. — Папа?
Беллатрикс, наблюдавшая за ним, резко втянула воздух.
— Ты чувствуешь их? — тихо спросила она.
— Не знаю, — честно ответил Гарри. — Просто… такое ощущение, будто кто-то обнимает меня изнутри. Кто-то, кто очень любит меня.
Беллатрикс смотрела на мальчика с выражением, которое было бы невозможно представить на лице прежней Беллатрикс Лестрейндж — смесь нежности, удивления и какой-то глубокой, почти первобытной радости.
— В этом месте грань между мирами тонка, — произнесла она. — Не только между нашим миром и Инферно, но и между миром живых и… тем, что за его пределами. Возможно, частицы душ твоих родителей действительно могут дотянуться до тебя здесь.
Гарри почувствовал, как слёзы наворачиваются на глаза, но не стал их сдерживать. Впервые за свою жизнь он плакал не от боли или обиды, а от полноты чувств, от ощущения любви, которое, казалось, заполняло каждую клеточку его существа.
Они провели на поляне весь день. Беллатрикс учила его простым дыхательным упражнениям, которые помогали стабилизировать поток магии, показывала, как чувствовать энергетические потоки земли и направлять их. Гарри оказался удивительно восприимчивым учеником — его природная интуиция, освобождённая от оков подавления, расцветала на глазах.
К вечеру, когда закатное солнце окрасило поляну в золотисто-розовые тона, Гарри уже мог по желанию усиливать или приглушать сияние вокруг своих рук, направлять поток энергии в землю, заставляя цветы расти быстрее, или в воду, создавая причудливые узоры на её поверхности.
— Ты делаешь потрясающие успехи, — сказала Беллатрикс, когда они возвращались к замку. — Большинству взрослых волшебников требуются недели, чтобы научиться тому, что ты освоил за один день.
Гарри смущённо улыбнулся. Он всё ещё не привык к похвале — в доме Дурслей любое его достижение либо игнорировалось, либо приписывалось случайности или обману.
— Это потому, что вы хорошо учите, — ответил он.
Беллатрикс рассмеялась, и её смех напоминал перезвон серебряных колокольчиков — ничего общего с тем безумным хохотом, которым когда-то славилась тёмная волшебница.
— И скромный к тому же, — сказала она. — Нет, Гарри, дело в твоём уникальном даре. В твоей способности соединяться с сущностью магии напрямую, без посредников и ограничений.
Они вышли из леса и увидели Хогвартс, величественно возвышающийся на фоне заката. Окна замка горели тёплым светом, приветствуя возвращающихся домой.
— Домой, — прошептал Гарри, глядя на замок с выражением чистого восторга. — Я иду домой.
Следующие дни превратились для Гарри в калейдоскоп новых открытий, впечатлений и, самое главное, ощущений — счастья, принадлежности, безопасности. Впервые в жизни он просыпался с улыбкой, с нетерпением ожидая нового дня, а не со страхом перед очередными придирками и оскорблениями.
Сахиби и Беллатрикс ежедневно занимались с ним, обучая основам новой магии. Профессор Алов объяснял теорию, рассказывал о структуре реальности, о тонких связях между мирами, о том, как воля волшебника может изменять саму ткань бытия. Беллатрикс же фокусировалась на практике — показывала конкретные техники, упражнения, помогала Гарри установить контроль над его стремительно растущей силой.
Постепенно в замок прибывали и другие ученики — те, кого профессор Малик отобрал для ранней адаптации к новой программе. Среди них были дети из магических семей, которые проявили особую восприимчивость к энергии Инферно, и маглорождённые с редкими магическими дарами. Гарри подружился со многими из них, но особенно близок стал с девочкой по имени Луна Лавгуд — странной, мечтательной блондинкой, которая, казалось, с рождения видела то, что было скрыто от обычных глаз.
— Твоя аура очень красивая, Гарри, — сказала она при их первой встрече. — Зелёная, как молодые листья весной, с золотыми искрами. Это значит, что ты несёшь в себе большие перемены.
В обычной ситуации Гарри смутился бы от таких слов, но теперь, когда его восприятие расширилось, он сам видел ауры людей и понимал, о чём говорит Луна. Её собственная аура была серебристо-голубой, как лунный свет на воде, с радужными переливами на краях.
— А твоя похожа на звёздное небо, — ответил он. — Как будто в тебе заключена целая вселенная.
Они часто проводили время вместе, исследуя замок, делясь открытиями, обсуждая странные и прекрасные явления, которые становились всё более частыми по мере того, как трансформация Хогвартса продолжалась. Стены, покрытые причудливыми светящимися узорами; портреты, чьи обитатели теперь могли выходить из рам и общаться с учениками как трёхмерные проекции; лестницы, которые не просто двигались, а плавно трансформировались, изменяя саму пространственную геометрию замка.
Однажды вечером, когда Гарри и Луна сидели на Астрономической башне, наблюдая за необычным явлением — слиянием звёзд в новые созвездия, мальчик внезапно осознал, насколько изменилась его жизнь за эти короткие недели.
— Знаешь, — сказал он, глядя на звёздное небо, где созвездие Ориона медленно перестраивалось в совершенно новую конфигурацию, — иногда я боюсь, что проснусь и окажусь снова в чулане под лестницей. Что всё это — просто сон.
Луна повернулась к нему, её серебристые глаза в полумраке казались почти светящимися.
— Нет, Гарри, — мягко ответила она. — Это не сон. Или, может быть, всё как раз наоборот — ты проснулся от долгого кошмара и наконец увидел реальность такой, какой она всегда должна была быть.
Гарри задумался над её словами. Возможно, она была права. Может быть, жизнь у Дурслей, годы одиночества и страха — вот что было ненормальным, искажённым, ненастоящим. А это — Хогвартс, магия, друзья, наставники, которые действительно заботятся о нём — и есть истинная реальность.
— Кстати, ты заметил? — спросила Луна, указывая на его руки.
Гарри опустил взгляд и увидел, что тонкое зелёное сияние, которое теперь постоянно окружало его, изменилось. В нём появились золотистые нити, плавно переплетающиеся с изумрудным светом, создавая удивительный узор.
— Это значит, что твоя магия эволюционирует, — объяснила Луна. — Синтезирует новые качества. Профессор Малик говорит, что такое происходит, когда волшебник находит своё истинное призвание, своё место в мире.
— Своё место в мире, — эхом повторил Гарри, разглядывая переливы света на своих ладонях. — Да, пожалуй, так оно и есть.
Однажды утром Сахиби предложил Гарри нечто особенное — возможность связаться с его родителями через тонкую грань между мирами. Не просто почувствовать их присутствие, как на Поляне Единства, а действительно увидеть, услышать их голоса.