Заливаясь смехом, Делисия обратилась к стоящему к ним спиной испачканному с ног до головы Дилану:
– Расслабься, дружок, вы же с папашей всё равно давно приноровились купаться в грязи.
– Зря ты так, Дели.
– Да ладно, Торнтон, не жалей его. Именно там им и место. Жить в грязи, есть грязь, быть грязью, – выстрелил Олден, попав в самое сердце сына кузнеца.
Потеряв контроль над собой, задвинув куда поглубже понятия о правилах, разнице в положении и порядках, Дилан повернулся к своим обидчикам. Его глаза полыхали от ярости, а кулаки с нетерпением ожидали скорой мести. По телу била дрожь. Не в состоянии больше сдерживать себя, он бросился на Олдена, повалил его ничком на землю и начал наносить удары один за другим.
Испугавшись, Делисия закричала.
Торнтон опешил. Придя в себя, он схватил Дилана за плечи и оттянул от Олдена, который судорожно прикрывал руками лицо. Зная, что в возникшей ситуации Дилан виноват меньше всего, Торнтон тем не менее не мог не заступиться за своего друга. Он хотел было наброситься на Дилана, но его остановил прилетевший в грудь из неизвестного направления камень.
– А ну пошли вон отсюда, негодники!
Не имея цели попасть в кого-либо снова, появившийся из ниоткуда старик угрожающе поднял ещё один камень. Заметив это и осознав новую опасность, Делисия со скулящим от боли Торнтоном схватила под руки Олдена и потащила его за ближайшую хижину.
– Тебе это с рук не сойдёт, жалкая вошь, – прохрипел залитый кровью Олден, утаскиваемый друзьями.
– Только трусы нападают со спины, – бросил ему в ответ Раймунд. – Ты в порядке, Дилан?
– Да, спасибо. Всё могло быть гораздо хуже, если бы вы не появились.
– Я вышел подышать свежим воздухом и услышал мерзкий крик той чумазой девчонки, – спокойным тоном промолвил старик, потом подошёл вплотную к юноше и внимательно всмотрелся в его лицо. – У тебя разбита губа. Нужно приложить к ней что-нибудь холодное, а лучше примочку из лечебного отвара, пока она не опухла. Как тебя вообще угораздило ввязаться в драку? – удивленно спросил Раймунд.
– Я направлялся к вам перед тем, как встретил Олдена с компашкой. Они издевались над Зандером.
– Дети иногда бывают слишком жестокими. Да и не только дети. Жестокость распространяется так же быстро, как и яд по крови. Твой поступок похвален. Ты сделал правильно, что не прошёл мимо. Жаль, доброта одного сердца не способна моментально заразить другие, в отличие от злобы.
Раймунд любил говорить загадками. В его словах было что-то волшебное, поэтому Дилан старался его внимательно слушать. Не упускать ни малейшего слова.
– Нам следует поспешить, пока твои губы не стали такими же толстыми, как мальчишка, в которого я попал камнем.
До хижины Раймунда оставалось идти недолго. Следовало пройти несколько шагов прямо по улице, повернуть направо, сделать ещё пару шагов, и тогда они окажутся во дворе старика.
– Если ты снова попадёшь в подобную ситуацию, не жертвуй, пожалуйста, собой понапрасну. Только второй Сангуиз нам ещё не хватало.
– Причём тут наша река? – хмыкнул Дилан. – Разве она как-то жертвует собой?
– Разумеется, нет. И речь вовсе не о реке, а о человеке. Задолго до Времён Великого Восстания в месте, которое тебе сейчас известно как Кормеум, жила женщина по имени Сангуиз. Она была хороша собой: стройная, красивая, её волосы, доходящие до земли, отливали золотом, а глаза сияли как два изумруда. Она обладала дивным голосом. Стоило ей запеть, как мужчины начинали сходить с ума по ней. Женщины ненавидели её. Мужья бросали своих жён, сыновья покидали матерей, и всё ради того, чтобы покорить её сердце.
Удалось это только одному – королю Вольграда, Ормероду Кровавому. Он бросил свою жену Мэлани из-за желания быть с Сангуиз.
Ормерод женился на ней, провозгласил королевой, а она родила ему пятерых здоровых детей, которых он так долго ждал – трёх мальчиков и двух девочек. Все обожали этих детишек: король с королевой, подданные, правители соседних земель. В народе говорили, будто их благословила сама Вита.
Королевские дети были прекрасны, все хотели увидеть их. Любой, кто находился рядом с ними, терял всю накопившуюся в душе злость. Но в одном человеке с каждым днём эта злость становилась лишь сильнее, отравляя сердце.
Этим человеком была Мэлани. Несчастная и обиженная Богами женщина. Она не могла иметь детей, а значит, и не могла дать королю того, чего он хотел. Мэлани ненавидела Сангуиз, ненавидела Ормерода, ненавидела их потомство и ненавидела себя.
Однажды, переодевшись торговкой, она пробралась в замок. Её желание было сильным и ужасным одновременно, а месть – страшной.
Дождавшись поздней ночи, Мэлани зашла в королевскую спальню и, к своему большому сожалению, застала там только предавшего её мужа. Без всякого сомнения она перерезала Ормероду горло. Кровь залила тело короля, залила постель, на которой он спал, и залила её душу. Ей не хватило этого. Она мечтала о смерти всех родных бывшего мужа, особенно его мерзких всеми любимых детишек.
Той ночью дети долго не могли уснуть, поэтому Сангуиз пришлось остаться вместе с ними в комнате и петь им колыбельные. Услышав шум за дверью, Сангуиз отправилась посмотреть, что там случилось. Дверь оказалась заперта снаружи.
В спальне становилось всё жарче и жарче, комната наполнилась дымом. Дети начинали задыхаться и кашлять. Едкий дым разъедал глаза. Скоро уже и дышать стало нечем.
Ни на секунду не переставая думать о детях, Сангуиз вырвала руками своё сердце из груди. Горячее, в мертвенно-бледных руках оно бешено колотилось. Спустя мгновение сердце разорвалось на части, выпустив из себя пять мощных потоков воды, укрывших её детей и загасивших огонь.
Мэлани пыталась убежать из замка. Далеко уйти ей было не суждено.
Обогнув всё королевство, течения соединились воедино и отправились в погоню за убийцей. Сбив Мэлани с ног, живая река подхватила её и размозжила беззащитное тело о близлежащие скалы, – заканчивая рассказ, Раймунд выпучил глаза и резко поддался вперёд в целях устрашения. Не хватало сказать только «Бу!» для полноты картины. Так сказать, поставить финальный штрих.
Прослушав всю историю взахлёб, Дилан и не заметил, как оказался внутри хижины. Он сидел на лавочке напротив старика и дёрнулся от неожиданности, когда того потребовал момент.
– Тебе нужно остановить кровь, – сказал Раймунд. – Думаю, с этим нам поможет справиться отвар из белой омелы. Подай мне, пожалуйста, вон тот пузырёк с зелёной жижей, стоящий на столе.
Дилан взмолился Богам. Там, куда указал старик, этих пузырьков стояло бесконечное множество. Зелёные, белые, синие, фиолетовые. Куча склянок, засохших листьев и трав, нечеловеческие зубы и чья-то кожа, похожая на змеиную.
Взяв самый маленький пузырёк, внутри которого была тёмно-зелёная густая жижа, Дилан передал его Раймунду с надеждой, что не ошибся в выборе. Раймунд взял в левую руку лежащую на скамейке тряпочку, вывалил на неё из пузырька небольшую часть содержимого и передал Дилану.
– На, держи. Приложи к ссадине на пару минут. Припухлость должна спасть. Не буду обнадёживать, полностью она, скорее всего, не исчезнет.
На влажной тряпочке лежала довольно неприятная на вид каша. Было не похоже на то, что отвар готовился только из омелы. Поднеся тряпочку чуть ближе, Дилан почуял на удивление приятный запах свежескошенной травы. «Вроде, ничего страшного», – подумал он и прикоснулся ею к ране. Стало немного больно. Затем юноша приложил её вплотную к губе.
– Как вы себя чувствуете? – поинтересовался Дилан.
– Как восходящее после долгой ночи солнце. Жар спал ещё вчера вечером, а сегодня утром я уже был полон сил и энергии.
Наверное, не существовало на свете таких заболеваний, с которыми у Раймунда не получилось бы справиться. Его многочисленные настойки и травы могли снять головную боль, резь в животе, избавить от отёчности на глазу или, например, от насморка. К нему часто обращались за помощью, в Кормеуме его уважали, но и сильно боялись. Особенно дети. Некоторые родители даже пугали своих чад, что если те не будут слушаться, старик Раймунд превратит их в лягушек.
Если бы не висящие на балках под потолками травы, не лежащие повсюду непонятные Дилану растения да пузырьки и не забитые книгами стеллажи, то и без того маленькая хижина старца казалась бы совершенно пустой. И дело было вовсе не в вещах.
Дому явно не хватало женской руки и детского смеха. В нём всего-то и было что кровать, стол, громадный сундук, очаг с висящим над огнём котлом, скамейка, окошко и старик.
Одиночество Раймунд скрашивал приготовлением новых настоек, сбором трав, изредка помощью нуждающимся и часто разговорами с Диланом.
Юноша считал старика персонажем многочисленных историй, которые Раймунд ему же и рассказывал, этаким добрым волшебником. Его белая, волочащаяся по полу мантия с длинными рукавами символизировала чистоту его помыслов. Белоснежные длинные волосы и борода свидетельствовали о мудрости. Посох, на который старик опирался при ходьбе, и глубокие морщины, избороздившие высокий благородный лоб, говорили о прожитой им длинной и тяжёлой жизни.
– Что стало с детьми Сангуиз? – спросил Дилан.
– Неизвестно, мой мальчик. Вероятно, они правили Вольградом, став взрослыми. Про них историй я больше не слышал, – брови Раймунда приподнялись, обострив многочисленные складки на лбу. – Не исключено, что весь рассказ о Сангуиз – просто детская сказка, ведь…
– А что, если Сангуиз была маготворцем? – перебил Дилан задумавшегося старика. – Тогда она могла создать реку с помощью волшебства, не вырывая при этом собственное сердце. Что, если она смогла выжить?
– Вполне возможно. Вся прелесть давно прошедших и забытых историй в том, что они могут обрести новую жизнь, стать ярче и интереснее, чем были на самом деле. Если вообще были. Истины уже всё равно никому не узнать. Думаю, любовь – самое сильное волшебство, которым она владела. Именно любовь пробудила в ней желание спасти детей даже ценою жизни. В тот момент, когда твоему ребёнку грозит серьёзная опасность, ты способен на многое.