В одиночестве Леонард преобразился. От суетливого напуганного ботаника, коим он предстал днём, не осталось и следа. Он двигался уверенно, легко. Прямая ровная спина, за которой, наверное, была бы рада спрятаться чуть более адекватная, чем Пижма, девица, мелькала то тут, то там, неведомым образом совершенно бесшумно преодолевая десятки метров. Агент с неудовольствием отметила, что залюбовалась танцем дракона с сочной листвой и сама себя одёрнула: драконам не стоит доверять так же, как и людям. Однако пришлось признать, что без назойливого внимания Леонард казался если не сказочным изящным существом, то, по меньшей мере бледным аристократом, кои склонны читать Эдгара По в кладбищенской прохладе и привлекать размечтавшихся служанок, а иногда и циничных агентов, задумчивым и меланхоличным видом.
Тремя размашистыми, но тихими прыжками дракон спустился в наполненный туманом, как чашка молоком, овражек. Драконохранительница машинально задержала дыхание, уверенная, что в белёсой дымке и без присмотра её работодатель обязательно захлеблёнтся, но ночной воздух, не умеющий хранить секреты, донёс знакомый напев.
Насколько этот мир отличается от привычного? Может, туман ядовит? Или внизу ждёт жадное до полуголых женщин проголодавшееся страшилище? Или она попросту налетит в темноте на корягу? Обдумывала это Пижма уже неуверенно спускаясь в туман, неосознанно ожидая, что над белой гладью вот-вот появится акулий плавник: та-да, та-да, та-да, тыньк-тыньк-тыньк-тыньк, тыды-ды-дыц!
— Мать моя женщина! — заверещала Пижма, упав на дне оврага на что-то твердоватое и горячее, ощупала и постаралась успокоиться: — Лёня, ты?
— А ты кого ожидала увидеть, когда за мной шла?
Агент фыркнула:
— Тоже мне, брутальный самец! Захотела бы, чтобы ты меня не увидел, не увидел бы!
— Аналогично, — прохрипел потерпевший. — А теперь слезь с меня.
Пижма с сожалением послушалась и сразу пошла в наступление, раз уж всё равно попалась:
— Ты куда это собрался на ночь глядя? — с видом сварливой жены уперла она руки в бока.
— За травами, — недоумённо протянул пустой мешочек в доказательство Лео. — А нельзя?
— Конечно нельзя! Я твой телохранитель и должна находиться рядом!
— Так ты и так рядом. Я же слышал, как ты следом топала.
— И ничего я и не… Ах так? А ты песенки дурацкие пел!
— А ты мою пещеру обшаривала, — Лео отряхнул заляпанные мхом штаны и мстительно добавил: — Нашла что-нибудь необычное?
— Пока нет, но ещё не вечер, — с достоинством парировала агент, одёргивая задравшуюся выше приличного рубашку, из-за которой дракону начинало грозить косоглазие. Одеяло осталось где-то на склоне, безвременно погибнув в склизких объятиях мха, поэтому Леонард, не спрашивая, нужно ли, протянул девушке плащ.
— Зачем это? — Пижма не привыкла к бескорыстной вежливости, и ещё меньше привыкла к джентельменству, так что принимать подарок не спешила.
Вымирающий вид джентельмена непонимающе и обиженно надулся: в его мире этикет полагалось соблюдать даже (и тем более!) если ты предлагаешь закадычному другу вино, щедро сдобренное ядом.
— Ты чего?
Пижма попятилась не менее испуганно, чем давеча сам дракон. Нет, к такому её жизнь не готовила!
— Тут тепло, — соврала она, вопреки словам зябко обхватывая себя за плечи.
Рубашка отчётливо обрисовала всё, что под ней скрыто, и Леонард, поочерёдно сменив оттенок лица от пунцового до мертвенно-бледного, силой укутал ненормальную бабу. Баба фыркнула, но, благо, скидывать одежду, демонстрируя независимость, не стала.
— Цветочки, значит, собираем? — скривилась она, успешно маскируя смущение за бравадой.
— «Собираем» — не совсем подходящее слово. Мы на них устраиваем засаду.
Камыш (или его Лимбовский аналог) с невинным видом качался вокруг, полоща корни в раскисшей болотной земле. Туфельки утопали в грязи и приходилось с чавканьем выдёргивать то одну, то другую стопу, каждый раз опасаясь, что захваченная обувь так и останется в яме. Над головой, расползаясь в мокрых ошмётках тумана, лениво светил надгрызенный ломоть луны. Вполне идиллическая картина, никак не вяжущаяся с засадой, вызывающей в памяти долгие ночные бдения, отдающая нестерпимо горьким несладким чёрным кофе и слипающимися до боли глазами.
Пижма задумчиво попробовала слово на вкус:
— Засаду?
Лео, довольный, что выступает в роли учителя для благодарного или, по крайней мере, не затыкающего уши слушателя, приложил палец к губам агента (и едва не поплатился им за развязность) и молча кивнул на медленно засыхающую обломанную крону дерева. Пижма вдохнула чарующий запах ромашки и с ломанием костей решила повременить. Более того, позволила схватить себя за руку и, что уж совсем немыслимо, увлечь в кусты.
— Если хотел подсесть ко мне поближе, мог бы просто попросить, — промурлыкала она, наслаждаясь видом вновь вспыхнувших щёк дракона. Как девица, честное слово!
Мерно шелестящие листья щекотали нос тоскливым обещанием осени. Всё вокруг счастливо зеленело, наполненное жизнью и влагой, и только слишком крепкое, чтобы пережить давешний шторм, дерево треснуло вдоль ствола и навсегда склонилось пред властью ветра. Иные, тонкие, гибкие, молодые деревца быстро приспособились: полегли, пока буря не затихла, и теперь выпрямились, готовые встретить ещё много-много рассветов. Но не это. Это дерево считало, что мощный ствол ничто не сломит, что оно выстоит в одиночку, не опираясь ни на кого, что не нуждается ни в чьей помощи. Нет, конечно, Пижма обо всём этом не думала. Она лишь пожалела, что крепкий и сильный исполин ныне годился только на перегной или в буржуйку, и точно не проводила никаких аналогий. Как-никак она была бойцом, а бойцам не свойственно выдумывать красивые метафоры. Для этого есть романтики, фантазёры, учёные, в конце концов, как тот Леонард. Но дерево всё равно жалко.
— Смотри, — Лео бесшумно отодвинул, не отрывая, мешающий обзору листик и указал на дальний край овражка, на чуть активнее других шевелящийся клочок тумана.
— Ура! Туман! — саркастично выразила восторг девушка.
— Не туда. Смотри не на туман, а сквозь него.
— В этом есть смысл?
— Во всём есть смысл.
Пижма прищурилась, попробовала закрыть то один, то другой глаз, но разницы не заметила и шутку не оценила.
— Издеваешься?
— Да, но к делу это не относится.
— Учти, приятель, — предупредила агент, недобро показывая зубы, — мне очень не нравится чувствовать себя глупо.
Дракон ухмыльнулся, не рискнув уточнить, что пора бы уже привыкнуть, а туман, взревновав, видимо, что внимание достаётся кому-то ещё, вытянулся в тонкую любопытную полосу и подполз поближе. Если бы дракон и его телохранитель не были так заняты перебрасыванием ехидными комментариями, они бы успели заметить, как белёсая дымка, оценив серьёзность намерений охотников, пришла к неутешительному выводу, что лучшая защита — это нападение, и принялась раздуваться.
— Не дракон, а название одно. Ты не на болоте сидеть должен, а поливать огненным дождём близлежащие города!
— Сказала женщина, которая добровольно, попрошу заметить, потащилась на это болото вместе со мной.
— Я думала, у тебя тут клад! Или, на худой конец, кладбище безвинно убиенных.
— Пока нет, но всегда бывает первый раз.
— Это уж точно, — прошипела Пижма, припоминая, что пока ещё ей не доводилось придушить ни одного из клиентов. Но тоже только пока.
Ногу агента пощекотало прохладой. Она сердито топнула, бездумно отгоняя назойливого комара, и добавила:
— Я, чёрт возьми, в другой мир попадала не для того, чтобы шастать по болотам! Этого мне и в моём хватало! Где приключения? Где монстры? Где эпичные битвы и страстные влюблённые?
Леонард медленно шумно сглотнул слюну, глядя через плечо агенту:
— Не уверен, что смогу обеспечить прямо-таки эпичную битву, но, кажется, проблем на свои хвосты мы уже нашли.
Пижма мгновенно стихла, осознав, что расшумелась напрасно и явно привлекла внимание хищника:
— И эта проблема стоит у меня за спиной?
Лео, не делая резких движений, кивнул и процитировал один из заученных наизусть учебников:
— Укусы зелёного перебегунчика ядовиты для человека и способны превратиться в язвы с куриное яйцо за два дня. Если не предпринять соответствующего лечения у специалиста, то заражённый покинет бренный мир не позже чем через неделю с момента заражения.
— И этот зелёный бегунчик стоит позади меня? — Пижма не рисковала оборачиваться, признав непререкаемый авторитет учёного и, копируя его, старалась не двигаться.
Лео медленно покачал головой:
— У тебя за спиной красный перебегунчик.
— И на что же способен красный? — тоже шёпотом поинтересовалась она. Ноги подрагивали, готовясь к прыжку в сторону. Но поможет ли это?
— Красный не кусается. Он сразу жрёт. Объест труп до костей за восемнадцать минут.
— Для этого ему ещё понадобится этот труп добыть, — доказывая, насколько это нелёгкое занятие, Пижма ухватила поперёк пояса дракона и метнулась под ствол поваленного дуба.
Красный перебегунчик схватил призрачными туманными лапками пустое место и обиженно взвизгнул, завертевшись на месте.
Едва агент решила, что настал подходящий момент, чтобы выругаться, Лео навалился на неё всем телом, вжимая в траву, и отпустил только когда клок тумана, посверкивая многочисленными алыми бусинами глаз, припав к земле, как ищейка, ушёл на широкий круг почёта по склону оврага.
— И эту тварь вы назвали перебегунчиком?
— А как ещё? Он же не летает, а бегает, — лаконично возразил Лео. — А теперь тихо! Он слеп, но слух лучше, чем у секретаря совета магов.
— Тогда нахрена ж ему столько глаз?! — едва слышно булькнула агент.
— Это не глаза, — дракон, кажется, пытался утопить её в натёкшую во вмятину от их тел лужу. — Это органы размножения. И, собственно, за ними я и пришёл.
— А твои вкусы весьма специфичны, — от смеха Пижма едва не нырнула в вонючую жижу добровольно, но дракон помог ускорить сей процесс, когда перебегунчик обнаружил, что вверх по склону никто из «охотников» не поднимался и не решил оперативно сменить роли.