- А почему? - я попытался вспомнить за собой какой-нибудь грех.
- Глупая шутка, - ответил он.
- Все-таки? - уточнил я, по-прежнему ничего не понимая и ничего не вспомнив.
Он взглянул на меня с любопытством:
- А ржа твоя? Анализ…
- Ну? - вспомнил, наконец, я. - И что же получилось?
- Хм, - снова недоверчиво осмотрел он меня. - Пустячок получился. Какой-то современный сложный сплав. Как бы легированная сталь…
- А-а, - протянул я, поскольку настоящий интерес у меня так и не пробудился. - С войны что-нибудь осталось. Так я и думал. По щели между пластами и просочилось… У тебя когда выходной?
Он в размышлении созерцал меня, потом ответил:
- Когда дождь пойдет. - Помолчал и задумчиво добавил: - Или зимой.
- Ну, ладно, - махнул я ему рукой. - Захаживай.
Это хорошо, что у них так с выходным. А то подвалят всей компанией - и день пропал. Зимой уж пошумим, зимой…
И опять упругий напор ветра скользил по мне. Иногда на камень шумливо накатывал девятый вал, и тогда тяжелые прохладные капли хлестали по телу.
Солнце пригревало сильней, захотелось пить. Я достал оранжевый с красными подпалинами персик и стал осторожно обдирать горьковатую кожуру. Чья-то тень колыхнулась по лужицам в каменных выемках. Надев темные очки, я вгляделся в силуэт на обрыве. Спускался Женька, спускался быстро и привычно, как в школьные годы, - не забылось.
Он подошел ко мне, взял половину персика, косточку отфутболил в море. За это я и недолюбливаю их, обитателей побережья, - потом на дно хоть не смотри, плывешь, как над помойкой…
Пришел, наверное, уговаривать меня переключиться на новые изыскания. Приглянулся я им чем? Или контингент у них слабый? Мама в иные минуты говорила мне, что с моими руками только в землекопы идти…
- Если, конечно, что с войны осталось, - продолжил утреннюю беседу Женька, - то интересно с другой точки. Насовали они где-нибудь снарядов и мин. Тут ведь саперам только в музее была работа… Ну, веди меня к своей рже.
- Сам дойдешь, - ткнул я пальцем в обрыв.
Женька оглянулся. Потом поднял трубку от акваланга и пошел к обрыву. Еще постоял, словно принюхиваясь, и стал ковырять ракушечник. Это мне не понравилось. Я достал нож, открыл отвертку и отнес ему, а трубку отнял. Он посмотрел на меня и покачал головой. Попятился на самый конец мыска и оттуда, издали, долго, как картину, рассматривал пятно. Опять покачал головой.
- Дай-ка газету.
Услышав, что газеты нет, покопался у меня в сумке и достал целлофановый пакет с фруктами:
- Подойдет…
Вытряхнул виноград и персики прямо в сумку и снова подошел к обрыву. Наскреб на дно пакета ржавчины, перевязал узлом у самого основания, сверху еще наскреб и так три раза. Еще посмотрел на обрыв с таким выражением, будто в первый раз увидел его, потом так же посмотрел на меня. Отдал нож и сказал с удивлением:
- Самое неприятное, что мы это видели с самого начала. Вернее, смотрели.
Я кивнул, хотя в общем ничего не понял.
Потом он карабкался по обрыву, а я пошел споласкивать трубку.
В общем-то, все это лежало на поверхности - его хитрости. Недаром мы знаем друг друга со школы. И ржавчину на анализ он у меня взял тогда только для того, чтобы поощрить мой, как ему казалось, интерес к археологии. Может, и не делал этот анализ вовсе… И сейчас уделил десяток минут - показал, что я могу выдвигать интересные гипотезы., что у меня есть дар наблюдать и анализировать. Польстил, значит, моему самолюбию. Или просто решил отвлечь меня от предполагаемых забот. Ну, ладно, подыграю и я ему, как он мне подыгрывает. Хотя, конечно, если там окажется какая-нибудь пакость с военных лет, это не очень приятно…
Я медленно входил в море, осторожно остывая, в парной воде. Потом натянул маску и поплыл отковыривать мидии.
А на другой день они пришли втроем. Я лежал на холодноватом камне и смотрел, как Женька инструктирует их наверху, объясняет сложности спуска. Потом он быстрехонько спустился и уже снизу подавал советы, пока они настороженно сползали к нему. Наконец все трое прошли по глинистому карнизу невысоко над морем на мою площадку. Мы с Женькой кивнули друг другу, и больше он на меня внимания не обращал, а что-то бормотал им, неслышное за шумом моря.
Игорь был из их группы, его я узнал еще тогда, когда стояли они наверху. А второго видел впервые. Худощавый, пожилой, в выцветших джинсах и сетчатой рубашке, он пытался держаться просто и по-свойски, не общем уровне, но чувствовалось, что привык он все-таки быть старшим. Достал из карманов капсулы черной пластмассы и что-то похожее на скальпель. Этим скальпелем из разных мест овала наскреб ржавчины в капсулы, завинтил их, спрятал в спортивную сумку, которую таскал Женька. Взамен извлек оттуда фотоаппарат «Киев», общелкал обрыв со всех сторон. После этого только заметил меня, как-то нерешительно, но довольно приветливо кивнул мне. Задумчиво смерил взглядом кручу и начал карабкаться наверх. Женька полз следом за ним, чуть не на руках его выносил, потом спустился за Игорем и того тоже осторожно поднял. Помахал мне сверху и заторопился за своими спутниками.
Это уже не было похоже на заботу о моем тщеславии. Наверное, дело оборачивалось серьезно, но не отказываться же мне теперь от такого хорошего местечка! Как-нибудь потерпит взрываться именно при мне, раз уж не взрывалось столько лет.
Я попытался припомнить, было ли это пятно, когда мы еще школьниками собирались здесь. Не припомнилось… Ничего, не взорвется и сейчас.
Я соскользнул в острый гребень волны и поплыл дальше в море, где волны были обрывистее. Отплыл далеко и вволю накувыркался, когда увидел, что возле моей одежды кто-то сидит. Женька? Ничего, я его больше ждал, подождет и он. Неторопливо поплыл я к мыску. Долго баловался, изображая немощного. Наконец выпрыгнул, подстегнутый хлестким валом, отер с себя воду и прилег рядом с Женькой.
- Рубашку хоть бы снял, позагорал бы, - посоветовал я ему.
- Назагораюсь еще сегодня, - он посмотрел туда, где возились на холме его ребята.
- Ну, что твой минер сказал? - полюбопытствовал я.
- Какой минер? - удивился он.
- Ну, с Игорем которого ты приводил.
- А зачем мне минера приводить?
- Чтобы определить, нет ли в натеках примеси взрывчатки и всего прочего.
- А-а, - протянул Женька, - ты про это… Нет, это не минер. Это доцент из политехнического, читает лекции. В частности, по сплавам.
- А что ему здесь делать? - суховато поинтересовался я. Быстро я уставал от недомолвок. Женька это почувствовал. Он обернулся к обрыву и, разглядывая его, объяснил:
- Ну я же тебе сказал вчера, что ты мне какой-то современный сплав подсунул. В естественных конкрециях много обычных примесей: серы, углерода, фосфора. А в том, что сунул мне ты, этого почти нет. Есть самая малость, но это за счет воздействия морской воды. Зато налицо примеси молибдена, титана, редкоземельных элементов. В разных местах по-разному, потому что по-разному, видно, разъедала этот сплав морская вода. В сплавах я не разбираюсь и спектрограмму того, что вчера наскреб, доценту этому показал. Он тут же заволновался и сказал, что все намекает на очень интересный сплав. Правда, для того, чтобы редкоземельные элементы принесли необходимый эффект прочности, металлам основного состава надо быть чуть ли не идеальной чистоты. В общем, по его словам получается, что если удастся установить точный состав сплава, это будет какой-то переворот в металлургии. Металл будущего, космоса! Представляешь?!
- Вот оно что, - я давно понял, что тут дело не в минах. - Экспериментами немцы не здесь, конечно, занимались, а просто, когда наши их к морю приперли, им ничего не оставалось, как тут кое-что припрятать…
Женька слушал меня, с недоумением сдвинув брови и явно не понимая моих слов.
- Ты о чем это? - недовольно спросил он.
Я опять почувствовал себя неуютно и неуверенно пробормотал:
- Ну, про то, что с войны осталось.
- Да при чем тут «с войны»! - подскочил Женька и заорал прямо в лицо: - При чем тут прошлое?! Это же металл будущего, я тебе втолковываю! Это же - оттуда!
Он резко ткнул пальцем вверх. В небо.
- Ох ты, - дошло до меня.
Вот почему мы раньше и не видели этих потеков: вероятно, эта штука воткнулась в землю недавно. Вдруг это какой-нибудь из первых спутников? Тогда, конечно, тоже удача. Или… К чему это он про металл будущего?
От предчувствия необычайного у меня пересохло во рту.
- Слушай, - осторожно начал я, - ты серьезно намекаешь на то, что это следы не нашего, не земного космического аппарата?
- Намекаю! - хмыкнул он, остывая. - Что тут намекать, когда это даже сейчас очевидно!
Однако где-то у него концы с концами не сходились. Если эта штука грохнулась оттуда… Да!
- Слушай, - с некоторой долей высокомерия спокойно отрезвил его я, - а где же тогда воронка?
- Какая воронка? - снова со сдержанным напряжением спросил он.
- Ну там, где эта штука трахнулась о землю, о скалы?
Женька пожевал губами и, прищурившись, спокойно спросил:
- Так, а дальше что?
- А дальше ясно - вода разъедала окалину и просачивалась между напластованиями…
- Тьфу, черт! - взорвался он зло. - Какие напластования?! Ты иди сюда, иди же, иди! - он подталкивал меня в плечо к скале. Подвел к самому обрыву и стал тыкать пальцем в рыже-коричневый овал.
- Вот он, видишь, вот он, этот космический аппарат! Никаких воронок, вот он лежит, в первозданном виде!
И Женька царапнул по ржавой каемке. Вид у меня, наверное, был недоумевающий, потому что он снова махнул рукой и вздохнул:
- Ну ты приглядись, посмотри внимательно! Я с первого раза заметил вон ту линию разделения пластов, наносов. Вон она откуда тянется и вон где продолжается. А овал этот ее прерывает. Присмотрись… Вся эта толща наносов напластовывалась тысячелетиями и тысячелетиями обтекала этот овал. И вот только верхний пласт изгибается и наполняет этот овал - только тогда, видно, оболочка проржавела, проломилась, и осадки лопали внутрь. Вот он, космический аппарат. Вернее, ржавый его след!