Дед Фишка просяще смотрел на Матвея, поспешно натягивая на себя свой старый, в заплатках зипун.
Матвей взглянул на Тимофея Залётного:
— Как, Тимофей?
— Я сам хотел пойти, товарищ командир.
— Нет, тебе нельзя. Надо вооружённых разведчиков на заставы выставить.
— Понятно.
— Я готов, Матюша! — Дед Фишка стоял в зипуне, в шапке, с ружьём через плечо, готовый сию же секунду ринуться на любое дело.
Матвей сердито покосился на него, но не мог сдержать улыбки:
— Ладно уж. Иди… Но только знай: попадёшься — нас погубишь.
Дед Фишка встряхнул ружьё, в тон Матвею пробормотал:
— Ты тоже скажешь… Когда я попадался?
Они вышли. В раскрытую дверь землянки ворвался холодный ветер и загасил тускло мерцавший ночник.
Дед Фишка юркнул куда-то в темноту, за высокие кедры, и бесшумно исчез. Изумлённый его поспешностью и ловкостью, Залётный сказал:
— Что он, в темноте видит, что ли?
Матвей отозвался тихо:
— Кто его знает! Нам-то не суметь так. Шаримся вот, как слепые.
Они добрели до кухни, возле которой на сучке кедра висела железина, принесённая сюда кем-то из партизан-кузнецов, и Матвей негромко ударил в неё деревянной колотушкой.
Люди ещё не спали. С визгом и скрипом распахнулись двери землянок. С тревожным говором, в страшной суете партизаны бежали к месту сбора — на поляну.
Матвей прислушался, с горечью сказал:
— Орут-то как! Всех до единого из пулемётов покосить можно.
— Это всегда бывает так спервоначалу. Необстрелянные, — проговорил Залётный. — По фронту знаю.
Матвей промолчал. По тому, как под его ногами похрустывали сосновые шишки, собранные на растопку печей и костров, чувствовалось, что командир топчется, нервничает.
— Давай, Тимофей, высылай дозоры по всему кругу, чтоб к нам ни с какой стороны не подошли, — проговорил он глуховато.
— Будет сделано, товарищ командир! — И Тимофей скрылся в темноте.
Матвей постоял, послушал. Теперь говор людей переместился за посёлок, к поляне, на которой выстроились партизаны. Матвей направился туда, дорогой стараясь думать спокойно и трезво:
«Ну что ж, посмотрим, что получится. Когда-то должно же это случиться. По-хорошему-то, нам бы надо первым начать. Опередили, гады!»
Выйдя на поляну, Матвей остановился. Говор, встревоженный и разноголосый, не умолкал. Матвей насторожил слух. В одном месте кто-то свирепо ругался, поминая царя и бога. В другом месте жалобный голос твердил:
— Сгинем, ребятушки, ни за понюх табака сгинем!
От всего этого у Матвея защемило сердце.
«Войско!.. Еще никто ничего не знает, а умирать собрались!»
— Ну-ка, давай тише! Чего разгалделись! — строго крикнул он.
Партизаны узнали голос Матвея, притихли.
— Командиры взводов — ко мне, — уже спокойно проговорил Матвей.
Командиры быстро собрались вокруг него. Матвей вполголоса сообщил им о кострах, пылающих в Еловой пади.
— Если это каратели, — сказал он, — надо на рассвете ждать нападения. Сейчас я послал узнать, что там за силы. Но велики ли, малы ли они, а уклоняться от боя нам нельзя. Как только разведка вернётся, мы продвинемся дальше и, чуть посветлеет, начнём первые.
Командиры взводов одобрили план Матвея. Только один Калистрат Зотов робковато сказал:
— А стоит ли нам, Захарыч, самим на рожон лезть?
— Стоит, Калистрат. Они в тайге как слепые, а мы тут знаем все ходы и выходы. В этом главный наш козырь. Мы покружим их тут и будем бить там, где они нас не ждут. Ясно?
Правильность доводов командующего была для всех настолько очевидна, что командиры дали единодушный отпор Калистрату.
— Ну, всё, командиры, — сказал Матвей. — Разводите людей по своим местам, готовьте их к бою и ждите. В случае чего — я буду у своей землянки.
Он пошёл берегом озера. Тут до землянки было немножко дальше, но зато дорога тянулась по гладкой, обтоптанной равнине и была ему хорошо знакома. Тайга шумела тягучим, ни на минуту не умолкающим шумом. Где-то поскрипывали качаемые ветерком деревья. Темнота, сгустившаяся с вечера, начала понемногу рассеиваться, и на небе появились светлые пятна, озарённые холодным блеском далёких звёзд.
Матвей шагал широко, быстро; беспокойные мысли теснились в его голове. Теперь, за какой-нибудь час до боя, когда многое было уже невозможно исправить, он с болью увидел, как ещё плохо подготовлены партизаны к вооружённой борьбе.
«Надо б взводным сказать, чтоб связных послали. Потребуется что-нибудь передать — хоть сам беги», — думал Матвей.
Но едва заканчивалась одна мысль, как появлялась другая:
«А будут раненые — что делать с ними? Куда девать их?»
Он дошёл до своей землянки и, занятый этими мыслями, присел на толстую кедровую колодину у входа.
«Ну что ж, когда-то надо начинать», — сказал он себе, думая с горьким неудовольствием и о своей собственной неподготовленности.
В темноте раздались быстрые шаги. Подошёл Тимофей Залётный:
— Людей расставил, товарищ командир. Теперь не то что человек — бурундук к нам не проскочит.
— Будем ждать. Садись, покурим, — предложил Матвей.
Они закурили и долго сидели молча.
Вдруг послышался хруст. Кто-то шёл к ним, топча ногами осыпавшуюся сухую хвою. Они насторожились, взялись за ружья.
— Не дед ли Фишка? — прошептал Залётный.
Матвей ничего не сказал. Шагал кто-то неосторожно, тяжело. Старик ходил по-другому: легко, неслышно.
— Ты где, Захарыч? — остановившись, спросил человек из темноты.
— Это ты, Архип?
— Я, товарищ командир. Фу, язва, ни зги не видно!
— Ну, как у тебя дела?
— Плохо, товарищ командир. У меня во взводе кое-кто не хочет идти в бой.
— Почему?
— Не желаем, говорят, зря кровь проливать. До наших, дескать, хуторов далеко, а тайгу всё равно не отстоишь.
— Во, Тимофей, видал? — возмущённо проговорил Матвей, сдерживаясь, чтоб не закричать: «Гони таких партизан к чёртовой матери!» — Ты побудь здесь, Тимофей, а я схожу туда сам, — сказал Матвей более сдержанно.
Они скрылись в темноте, и прошло не менее часа, пока Матвей возвратился.
— Что там? — спросил Залётный.
— Сын ломовицкого мельника затесался. Он и мутит. Ну, да я ещё до него доберусь!
— Тут есть гуси лапчатые! В партизаны пошли, а са… — Оборвав на полуслове, Тимофей схватил Матвея за руку, спросил: — Слышишь?
Матвей прислушался, сдерживая дыхание. С той стороны, откуда можно было ожидать приближения белых, доносился многоголосый говор людей.
— Кто это? — почти враз проговорили они.
На беляков это никак не походило. Люди шли шумно, и, судя по голосам, они были в весёлом, приподнятом настроении. Посты охранения их не обстреляли, и это значило, что идут не чужие.
— Видно, и самом деле охотники или новые партизаны, — сказал Тимофей.
— Зажги берёсту, чтоб тут не плутали, — проговорил Матвей.
Тимофей ощупью нашёл на дровах берёсту и зажёг её. В это время послышался голос деда Фишки:
— Сюда, ребятки, сюда!
Потом кто-то сказал, видимо, что-то смешное, и люди дружно захохотали. От нетерпения Матвей был готов броситься навстречу им.
— Кого ведёшь, дядя? — крикнул он.
— А вот приведу — узнаешь, — засмеялся старик.
Берёста жарко вспыхнула, и темнота вокруг стала ещё более непроницаемой. Матвей отошёл в сторону, напряжённо всматривался, прислушивался.
Наконец из-за кедров вышел один человек, потом второй, третий. И Матвей разглядел, что на огонь движется толпа.
— Я тут, дядя, — проговорил он, давая знать о себе.
Дед Фишка подскочил к нему, весело сказал:
— Ты, Матюша, всегда меня на такие дела посылай. Я тебе плохих людей не приведу. Так и знай! Я самим богом меченный.
— Кто это, дядя? — спросил нетерпеливо Матвей, тщетно стараясь разглядеть людей.
— Они, Матюша, сами скажут, — увильнул от прямого ответа старик.
— Смирно! — вдруг раздался голос, и высокий человек, рассмотреть которого в темноте было невозможно, немного выдвинулся из толпы и не совсем чётко, с хрипотцой и с придыханием отрапортовал: — Товарищ командующий! Отряд шахтёров в составе двенадцати человек прибыл в ваше распоряжение. Вместе с ним прибыл военспец, бывший капитан царской армии Старостенко, сорок шесть крестьян, завербованных по пути нашего продвижения. Отряд имеет: десять винтовок и тридцать гранат, один пулемёт в разобранном виде, семь пистолетов, четыре тысячи винтовочных, патронов. Комиссар отряда, член шахтёрского подпольного комитета большевиков…
Свою фамилию говоривший произнёс невнятно, и Матвей торопливо сказал:
— Очень хорошо, товарищ! А вот фамилию вашу не разобрал.
Тогда высокий человек шагнул вперёд и совсем другим голосом, отчётливым и ясным, крикнул:
— Антон Топилкин!
Люди, стоявшие вокруг и знавшие уже из рассказа деда Фишки о долголетней дружбе Топилкина с Матвеем, засмеялись, а Матвей бросился к Антону, обнял его и радостно забормотал:
— Вот это подвалило счастье! Ах ты чёрт! Вот это повезло так повезло!.. Тимофей, собирай всех на поляну, собирай скорее!
— Ночью-то? — изумлённо спросил Антон Топилкин.
— А что же ты думаешь, до утра людей будем томить? Ведь мы тут беляков ждали… Ну, как добрались-то? — оживлённо говорил Матвей.
— По тракту проскочили удачно, а тут вот третий день по тайге кружим. Охотников никого не нашлось, провести некому — пошли наобум. А слух о вас далеко прошёл, — рассказывал Антон.
Через несколько минут прибежал Залётный:
— Товарищ командир, народ собирается.
— Зажигай, Тимофей, берёсту — со светом пойдём.
Залётный и дед Фишка приволокли охапку берёсты, нанизали её на палки и подожгли. Несколько новичков взяли палки с пылающей берёстой и пошли, освещая тайгу, впереди командиров.
На поляне Матвей велел развести большой костёр. Дров тут было пропасть, костёр получился яркий и осветил всю поляну.
Матвей подошёл к огню, поднял руку и, когда люди утихли, начал говорить.