Дед Матвей — страница 6 из 8

— М-м-му-у-у!

— Б-е-е-е!

— М-е-е-е!

То ли они поддерживают всеобщий ярмарочный гул, то ли не хотят к другому хозяину переходить. Или, может быть, еще какая-нибудь причина?

А овцы…

Такое маленькое существо, а как "мекнет", так словно внутри у него радио сидит… И резко так, пронзительно…

— М-е-е!

Как выстрелит…

Одно только "ме-е-е!"

* * *

И рыжие, и рябые, и гнедые, и серые, и черные, и мышиной масти, и лысые, и круторогие, и безрогие…

И быки, и волы, и бычки, и годовалые телята, и коровы, и яловицы, и телки, и телочки, и молочные телята…

И у возов, и у ярем, и на руках у хозяев, и у шестов…

Просто так: в земле кол, у кола корова, а возле коровы привязанный к хвосту теленок…

И хозяина не видно… "Соло"-корова…

Вот только когда кто-нибудь подойдет, ткнет палкой в корову:

— А эта сколько просит?

Тогда неизвестно откуда вылезает шляпа или картуз и кидает куда-то в поле или на Псел:

— Пятьдесят!. . . . . . . . . . . . . . . . . .

А волы-то какие!

Ну разве чуть поменьше моста через Лопань [5]!

Стоит возле воза, жует жвачку и свою воловью думу думает…

О чем он думает, серый с такими огромными рогами?

А ведь думает о чем-то!

Может быть, и у него есть свое, воловье:

"Европа или "просвита" [6].

Может быть, и он видел где-нибудь в Кременчуге трактор и теперь меланхолически смотрит куда-то вперед, и по бороздам его мозга ползет мысль:

"Так ведь это я скоро уже совсем не нужен буду?"

И обиженно:

— Му-у-у!

Думает серый вол серую думу воловью.

Думает, пока придет некто незнакомый ему, стегнет его кнутиком и к хозяину:

— А что за эту пару индюков?

— Прошу триста!

— Триста, говоришь?

— Говорю, триста!

— Долго считать надо!

— Скажите, сколько, чтоб меньше считать пришлось…

И начинается…

Дергают серого за язык, раскрывают ему рот, берут за рога, сжимают горло, меряют кнутиком от копыт до холки, тянут за хвост, щупают под хвостом…

— Триста, говоришь?

— То, что слышишь…

— А ну, поводи!

— Можно и поводить….

Серого отвязывают от воза:

— Гей!

— Тихо-тихо веди! Не гони!

— Да хоть и не смотри! Идут, как часы…

— Такими "часами" моя бабушка к могиле шла.

— Поговори!..

— А сколько, ежели делом?

— Я и говорю делом!

— Нет, ты делом говори!

— Говорю ж, триста!

— А за сто восемьдесят ты их не отдашь?

— Походи еще!

— И похожу!

— И походи!

— Да ты не отворачивайся! Деньги даю…

— Знамо дело, не черепки!

— Хорошие деньги даю! Ты и не думай!

— Я и не думаю.

— Так сколько же? Двести берешь?

— Нет! Если уж хочешь, так вот двести восемьдесят! Вот…

— Да что ты "двести восемьдесят"… Помолись богу!..

— Помолимся!

— Двести берешь? (Бац!) [7].

— Двести восемьдесят! (Бац!)

— Берешь, говорю, двести? (Бац!)

— Да ты делом давай! (Бац!)

— Да ты делом и проси! (Бац!)

— Да ты на волов посмотри! Караси, а не волы! В ярме, как дети! Конфетки! Бери за что хочешь, подлезь под них, как сестра родная! Ребенка не тронут, а ты "двести"?!

И опять тянут серого за хвост, раскрывают серому рот, сжимают горло, щупают под хвостом, берут за холку, гладят по шее.

Ходят вокруг него, осматривают…

— Богу помолись! Двести двадцать! (Бац!)

— Меньше семидесяти пяти не будет! (Бац!)

— Не будет? (Бац!)

— Не будет! (Бац!)

— Пускай стоят!..

— Пускай стоят!..

И отошел от серого незнакомец… Отошел и из-за четвертого или пятого воза кричит:

— Берешь двести двадцать?

— Нет, не беру!

— Бери, а то за печенку тебя возьмет!

— Пускай берет!..

И опять стоит серый возле воза, думает думу воловью, пока опять:

— Сколько за этих телят?

— Триста!

И т. д. и т. д.

Может быть, поедет серый домой, может быть, на другой хутор поедет или в другое село…

А может быть, попадет серый к тому "панку" с тоненькой длинной палочкой в руке, в пиджаке и с золотым кольцом на пальце, и получится тогда из серого в Тиволи "беф-строганов".

Стоит серый, жует…

* * *

И коровы стоят… Стоят те именно коровы, которые "заливают молоком"…

— Сколько за эту "немку"?..

("Немка" серая, вымя мешочком и в помете.)

— Шестьдесят!

— Тьфу!

— Собаке под хвост!

Не сошлись, значит! Коротко, но решительно… . . . . . . . . . . . . . . . . .

— А за эту "мадам" сколько б вы хотели?

— Восемьдесят!

— Немного и хотите.

— Так вы ж посмотрите: картина — не корова.

— Так-то оно так! Только иная девка, как посмотришь в лицо, так хороша, что хоть воду с лица пей, а там, поглядишь, она и твердовата!

— Да, это уж, как знаете…

— Да-а-а! Надо бы меньше просить!

— Да-а-а!. . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Сколько за ребенка?

"Ребенок" — черненький, кругленький, годовалый теленок с малюсенькими рожками…

— Двадцать семь!

— Пускай дите подрастет!

— Пускай растет!.. . . . . . . . . . . . . . . . . .

И молятся, и крестятся, и хлопают по рукам, и водят перед покупателем, и божатся, и доят…

Покупают — продают… Продают — покупают… меняют…

А кругом:

— М-м-м-у-у!

— Бе-е-е!

— М-е-е!. . . . . . . . . . . . . . . . . .

* * *

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Балаганы… Улица из балаганов…

Балаганы с мануфактурой, с сапогами, с квасом, с конфетами, с пряниками, с таранью, с сельдями, с ремнями, с железом.

Трепещет красной вывеской "Ларек"…

Развеваются красные флаги над маленькими вывесками:

"Остаповское единое потребительское общество".

"Поповское ЕПО".

"Федоровское ЕПО"…

Меж балаганов живой поток — не протолкнуться…

— На брюки, на юбки, на сорочки!..

— А это крепкое?

— Зубами не разорвешь.

— А почем?

— Тридцать пять!

— Ну и дорого ж!

И тянут этот самый ситец и на зуб пробуют, советуются, советуются, советуются…

Тут больше платков, кофточек, безрукавок…

"Бабье" царство…

— И вы здесь? Здравствуйте!

— Здорово!

— На юбку?

— Нет, это я Федьке на сорочку…

— Почем?

— Тридцать пять…

— А я вот гостинца детям…

"Гостинцы" завернуты в цветные бумажки, с хвостиками на обоих концах и так и тянут к себе, так и тянут…

— Почем?

— Три копейки штука…

— Э-э-э!

— Есть и по две на копейку! А эти по пяти на копейку…

— А вот по двадцати! Берите эти: сладкие и хорошие!

— Давайте!. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Звенят котелки, звенят косы, дребезжат гребенки…

— А сколько за эту гребенку?

— И вы, кума, гребенку покупаете?

— Покупаю!

— Бери, тетя, вот эту гребенку!

— Маловата она… Мне бы такую, чтоб и вошь убить и прясть…

— Бери эту! Этой и тигра убить можно!

— И еще чтобы гладенькая была!..

— Эта сорок!

— Да ну вас!

— Бери меньшую, дешевле будет!. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Возле кос старики… Позванивают, позванивают, позванивают…

Строгают одну о другую…

— Что-то они все не такие…

— А вам какие нужны?

И опять!

— Дзень! Дзень! Дзень!

Полдня косу выбирают…

— Дзень! Дзень! Дзень!. . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Вот яйца! Сюда яйца! Вот тут яйца!

— Ветошь! Ветошь! Бабы, ветошь!

— Неси курицу! Сюда курицу!

— Квасу! Вот квас! Только в Москве и у нас!

— Рубль поставишь — два возьмешь!

— Добирайте тарань! Тарань добирайте!. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Дайте мылостыночку, мий батечку,

Дайте нам Христа ради!

Дайте, божой та праведной души, християни…

Хрипит орган. Визжит скрипка…

А генеральный бас профундо с тоненьким беспечным сопрано рассказывают православным:. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Птыця воздух наполняла.

Беспрестанно все летала

И крылами трепетала,

Хвалу богу воздавала… . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ярмарка!. . . . . . . . . . . . . . . . . .

III

— Бе-ррр-е-ги-и-сь! Поберегись! Поберегись!

— Н-н-но! Н-н-о!

…Щелк! Щелк!

— Эх, арабская!..

— Н-но! Поберегись! По-о-берегись!

— Да не бей, не бей! Шагом ее, шагом!

— Не дергай!

— Пррробеги!. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Лошади… Кобылицы… Стригуны… Жеребята… Ад…

Ни одного человека без кнута…

Сперва кнут, а потом человек…

Свист кнутов, щелканье, крик…

Только и слышишь:

— И-ги-ги-ги!

— И-и-и-и-и!..

— Тррр! Тррр!

И щелк, щелк, щелк!

Водят, гоняют, запрягают, проезжают…

Это "Молись богу", "Крестись!" — нервное какое-то, резкое, бешеное…

— Говори!

— Г-о-о-о-во-ри!

Это "говори" — не простое слово "говори", а сумасшедший крик…

— Говори! Го-во-о-ри!

Бешено бьют по рукам, с надрывом, широко размахиваясь, так что боишься — вот-вот оторвется рука и покатится под колесо.

— Го-во-ри! Да го-во-ри же!. . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Что ты в зубы смотришь? Ты на нее посмотри! Ты смотри, что она ест?! Хворост!.. Хворост!.. Трет зубами!.. Как камнем перетирает!..

— Да…

— Да что ты "дакаешь"? Что ты "дакаешь"?.. Чтоб меня черви ели, если она у меня что-нибудь, кроме соломы, ест!.. А ты "дакаешь"!..

— Ты посмотри на нее!.. Ты смотри, как идет! Идет как?! Ты на пятки смотри! Все четыре пятки показывает!.. Вон куда смотри, а то в зубы смотришь!..

— Ну и худа ж она!

— Слова нет, лошадь отощала. А ты думал, сладкая у нее жизнь! Если б тебя погонять верст двадцать и потом на солому поставить, ты бы подпрыгивал?!

— Да…

— Да ты ее хоть на куски руби! Клади пятьдесят пудов и не дрогнет! А ты в зубы!.. Ну?!