Помимо геологических эпох, которые ясно виделись профессиональному взгляду Вернадского, есть ещё более короткие исторические эпохи, разделённые катаклизмами, по ухабам которых человечество ковыляет последние тысячелетия. А следствием следующих одна за другой катастроф каждый раз является обрушение Высоты. В России это произошло дважды в течение ХХ века. В 1917 году большевики видели в высоких главное препятствие для захвата и удержания власти, поэтому они всё сделали, чтобы их всеми способами дискриминировать, вытеснить из страны, уничтожить. В1991 году такая цель не ставилась, да и высоких почти не осталось, а деятельность сама свалилась до уровня «новых русских».
Эти по своему вектору противоположные ноосферному процессы были впервые осознанны Х. Ортега-и-Гассетом, что привело его к созданию концепции массового общества. «Масса сминает всё непохожее, недюжинное, личностное и лучшее… Мир обычно был неоднородным единством массы и независимых меньшинств. Сегодня мир становится массой». В этом заключении совершенно очевидны начатки уровневого мышления. Суть открытия Ортега-и-Гассета в том, что мир лишается высоких, и средний уровень деятельности снижается до уровня основной массы. Трагедия человечества в потере Высоты. Прежде в ряде областей деятельности высокие занимали доминирующее положение, сегодня они его утратили, и вместе с этим мир утратил Высоту. Да, шедевры искусства остаются, но они мало что говорят чувствам и уму низких и низменных.
В. Горовиц рассказывает любопытный случай-притчу из жизни своего приятеля, крупного дирижёра П. Монте. В антракте, после исполнения симфонии Гайдна к нему подошла слушательница (конечно, из весьма привилегированного слоя общества — не так просто подойти к Монте во время антракта) и рассыпалась в похвалах его исполнительскому искусству: «Но я равнодушна к симфониям Гайдна». «Мадам, это ничего не меняет» — ответил маэстро. Горовиц смеётся (это эпизод из документального фильма, снятого во время записи концерта Моцарта) и несколько раз с удовольствием повторяет: «Это ни-че-го не меняет, это ни-че-го не меняет…». Да, не меняет, но… только в сознании высоких, к которым и относятся П. Монте и В. Горовиц. Но многое изменяет в умах средних и низких, а следовательно в положении наших дел. А оно ужасно, это видно по той безвкусице и пошлости, которые изуродовали, причём не только музыку, а буквально всё. Пока у Монте и Горовица есть авторитет, на их концерты будет ходить… горстка людей, существенно уступающая по численности слушателям «Rolling stones». Но и это время подходит к концу. Обзор интервью, взятых у наиболее значимых исполнителей, рисует неприглядную картину: в них постоянно слышится тревога, связанная с падением интереса к классической музыке. А это одно из следствий падения общего уровня человечества.
Что же в результате получилось: не успели подняться, а уже упали. Если быть точным, поднявшиеся на большую высоту — есть, но их ничтожно мало. При этом есть уровни, которых ещё никто не достиг. И, возможно, никогда не достигнет. События такого рода единичны, для их осуществления требуется уникальное стечение обстоятельств, и в какой степени очередное стечение обстоятельств окажется благоприятным для взятия кем-то из «самых, самых» новой высоты, предвидеть невозможно. И всё-таки, есть у нас хоть малейший шанс на новый взлёт? Увы! в последние десятилетия остаточные явления борьбы за Высоту сменились соревнованием в низости. А террористический акт, устроенный американцами на газопроводе «Северный поток», делает шанс на новый взлёт уже совершенно призрачным.
Вполне возможно, что некоторые заново сформировавшиеся условия жизни, например, в результате нескольких подобных терактов, создадут непреодолимые препятствия для тех, кто наиболее близок к взятию новой высоты. Вполне вероятно, что и прежняя высота сегодня уже не достижима. Одним из таких, прямо скажем, не самых фатальных препятствий является невозможность тишины. Вот что пишет об этой проблеме Л. Сабанеев: «Музыка сама по себе рождается из великой тишины. Теперь же во всём мире не существует этой великой тишины — есть великий гвалт, и шум, и треск. Из этого гвалта никакое творчество не в состоянии родиться. А то, что рождается, есть какая-то функция этого гвалта, а вовсе не отражение психики творящего». К этому добавляется то обстоятельство, что музыки стало слишком много. Здесь как и в экономике действует закон: когда какого-либо продукта становится очень много, он дешевеет. А в данном случае теряет в качестве. Причина, возможно в том, «что душевно-духовная, творческая субстанция человечества конечна и постоянна. Когда людей становится слишком много на земном шаре, то их психика тем самым обедняется. Творческих проявлений, может быть, становится и больше, но они становятся мельче и вялее». Так или иначе, но люди мельчают, их жизнь утрачивает свою подлинность, и вместе с этим они утрачивают свой душевный и духовный мир, доступ к высоким источникам творчества.
В итоге процессов, свершившихся в основном за последнее столетие, Высота растворилась «как сон, как утренний туман», и о ней забыли, как о чём то несущественном. О ней вообще стараются не упоминать. Образный мир, созданный нашими предками на подступах к Высоте, сегодня оказывается всё более непонятным и ненужным людям. В утрате Высоты свою роль сыграло то, что в религиозном сознании она была связана с представлениями, во многом являвшимися заблуждениями. Получилось так, что вместе с заблуждениями мы избавились от Высоты, выплеснув вместе с водой младенца. А ведь представление о подобии человека Богу, было сильным стимулом, порождавшим стремление приблизиться в своём совершенстве к нему.
6.4. Цивилизационные возможности общества
Человеческие системы редко достигают состояния цивилизации и быстро его утрачивают. Цивилизация — это состояние естественной системы, достигшей высокого среднего уровня. Каждый акт достижения цивилизационного пика — это свидетельство реальных возможностей уровневого роста, которыми обладает человечество. Нам известно несколько вершин в истории человечества. Это Эгейская цивилизация (крито-микенская культура (2800–1100 до н. э.)), древнегреческая цивилизация, Прованс в Х — ХI веках. Тогда как Северная Европа была погружена в мрак невежества, в Провансе ощущалось сильное влияние культуры Древней Греции и Рима, а так же мусульманской культуры как наследия недавнего арабского владычества. Это создало чрезвычайно оригинальный интеллектуальный климат. Почти каждый феодал был крупным меценатом, почти в каждом замке организовывались литературные и поэтические состязания. Роскошь Тулузы, Монпелье, Альби и Каркассона поражали путешественников. Впоследствии в Провансе большое распространение получила религиозная доктрина катаров (в переводе с греческого — чистые). Они порвали с католической церковью, разложившейся с их точки зрения, отвергали её догматы, церковное землевладение и десятину. Катары проповедовали строгость, воздержание и милосердие и называли тех, кто строго следует этому учению, «совершенными». И на фоне того, что тогда творилось в Европе (да и творится сейчас) они действительно были таковыми.
Совершенные сообщества людей возникали в те времена, когда можно было стать относительно недосягаемыми для внешних разрушителей, уединившись в каком-нибудь уголке Земли за морями, горами, болотами или огромными расстояниями. Если ваши земли легко доступны, а внешние разрушители лучше вооружены и более бесчеловечны, ваше существование ставится под вопрос. В результате подчинения французской короне и последовавших нескольких веков инквизиции, культура Прованса погибла, а язык был запрещён до начала ХХ века. Сегодня об этой цивилизации напоминают только стихи трубадуров и руины замков в заоблачных горах. Как писала С. Вейль, если бы жители Окситании (современное название той цивилизации) сумели отстоять свою независимость, может быть судьба Европы сложилась иначе. Ведь в Окситании даже простой люд был причастен к куртуазной культуре, знать была просвещённой, в стране царил дух рыцарства. Говоря иначе, страна явно выделялась высоким уровнем её граждан. Но верх одержали более примитивные внешние разрушители. История повторилась на Руси во времена татаро-монгольского ига, сегодня повторяется на Украине, где верх одержали более примитивные националисты с запада страны, и в отношениях России с более агрессивным Западом, финал которых в настоящее время неизвестен. Неопределённость вносит то, что современные катары имеют ядерное оружие и, кажется, менее наивны.
В чём-то мы существенно превзошли тех, кто жил тысячелетия назад, а в чём-то существенно деградировали. И очень похоже, что в главном. Во многих отношениях управление в Древних Афинах, Новгороде в период его расцвета, средневековых республиках Флоренции, Венеции, Дубровника было более совершенным, законы более справедливыми, а искусство неизмеримо более высоким. Особой устойчивостью выделялась Венецианская республика, просуществовавшая восемь веков (сравним с 70 годами существования саморазложившегося СССР). Петрарка говорил, что самым крепким устоем Венеции было царящее в нём гражданское согласие. Граждане республики верили в справедливость её суда, понятие «чести республики» для них было наполнено глубоким смыслом. Быть гражданином «светлейшей» республики было почётно, и это обеспечивало максимально возможную безопасность. В Венеции после смерти дожа его семья должна была покинуть дворец в трёхдневный срок. Специальная комиссия проводила расследование по результатам его деятельности. В случае растрат убыток взыскивался с его семьи, за более серьёзные проступки можно было попасть в тюрьму. Этот неумолимый порядок сохранялся много веков, и каждый дож знал, что ждёт его семью при недолжном исполнении им своих обязанностей. Несколько веков «прогресса» — всего этого и след простыл. В современной России президенты и их семьи исчезают за границей, и никто ничего не расследует, даже если предательство президента было совершенно очевидно, как в случае с Горбачёвым.