по привычке не остаться в дураках навсегда.
Приверженцы большевизма — дети и внуки крупных партийных функционеров, у которых от социализма остались самые лучшие воспоминания, потому что они жили в условиях номенклатурного коммунизма и по множеству примет ощущали свой превосходство над просто людьми, находящимися на положении полурабов. Один из них категорически против сноса памятников советского периода, потому что это якобы приведёт к утрате нашей идентичности. Но знающие историю и находящиеся в здравом уме не желают идентифицироваться с упырями. В Москве напротив Большого театра стоит памятник тому, чья разрушительность прямо и открыто была направлена против России и кто поучал: «Остановить Россию является важнейшей задачей Европы». Он призывал к тому, чтобы заставить Россию «очистить Крым и Закавказье», сжечь Одессу. Украинские националисты последнюю задачу отчасти выполнили, но даже полностью сожжённая Одесса ни в какое сравнение не шла бы с теми ужасами, к которым реально привели Россию бредовые теории Маркса. И вот теперь мы в страхе утерять свою идентичность должны сохранять памятник этому мерзавцу?
В тридцатые годы в Петербурге был снесён храм Рождества Христова, что рядом с Суворовским проспектом, а пересекающие последний Рождественские улицы в честь «победы над мракобесием» переименовали в Советские. Сегодня этот храм восстановлен, благо фундамент сохранился под газонами возникшего на его месте скверика. Но улицы по-прежнему Советские. А что же в них советского? Мракобесие большевиков, которое материализовалось в памятных досках, сообщающих о том, что здесь Ленин произнёс речь, здесь совещался, здесь скрывался… И из-за этих лениных мы все поневоле ленинцы. Хуже ничего невозможно придумать!
Для лучшего уразумения проблемы можно провести параллели с тем, как это устроено во Франции. Там нет памятников Робеспьеру. Но есть памятники человеку, который по сути осуществил реставрацию, после бессмысленной разрухи поднял дух французов, вселил в них уверенность. Правда сделано это было весьма специфическими методами, но это другой вопрос. Наполеон оставил Франции «Кодекс Наполеона», от Ульянова осталось несколько вздорных лозунгов, и больше ни-че-го! Единственное, что он сделал в деле строительства страны — подготовил её к скорейшему распаду.
Преступления Ульянова против своего народа несравненно более тяжкие, чем Гитлера против своего. Гитлер не преследовал немцев за великонемецкий шовинизм, ничего подобного этому ублюдочному ленинскому слогану «великорусская шваль» он в адрес немецкого народа не говорил, поэтому у немцев гораздо больше оснований украшать улицы своих городов изваяниями Гитлера, но там памятников ему нет! Так почему же у нас истуканы Ленина есть? Почти во всех городах, за исключением двух столиц, главные улицы названы партийной кличкой человека, который вверг страну в самую крупную катастрофу за всю её историю. Фамилией террористки Коноплянниковой, убившей командира лейб-гвардии Семёновского полка, до сих пор называется одна из улиц Твери. В центре Петербурга фамилии террористов убрали из названий, но в окраинном районе, г. Павловске, улица Халтурина осталась. Рядом улицы Р. Люксембург и К. Либкнехта. Какой след они оставили в истории Павловска или, может быть, истории России? Оказывается, оставили! Но какой, читателю ни за что не догадаться. В ответ на убийство в Германии Р. Люксембург и К. Либкнехта большевики расстреляли в 1919 году Великого князя Дмитрия Константиновича, родного брата поэта «К. Р.». А Павловск был летней резиденцией многочисленной ветви «Константиновичей». Вот это месть, так месть: «Константиновичей» из русской истории выметаем, чтобы и духу их там не было, и, восстанавливая пролетарскую справедливость, Розой с Карлом замещаем.
Главная улица этого милого, напитанного историей городка, — улица Революции. Революция (вы понимаете, какая) след в истории России, конечно, оставила. Но сегодня, когда уже достаточно многое понято, существование улиц с такими названиями больше всего похоже на изуверство. Последнее отнюдь не преувеличение, если понять, что происходит с сознанием тех, кто живёт на этих улицах, а так же на улицах Дыбенко и Бела Куна в Петербурге. Да и тех, кто то и дело натыкается на рассеянные в огромном количестве по всей стране названия — реликты эпохи тотального разрушения России. Эта цивилизационная бесчувственность и душевная лень пробираются в русских людей, деморализуют их, порождая неразбериху в сознании, а затем разруху в окружающей нас действительности.
На одном из ток-шоу А. Проханов, редактор газеты «Завтра», фигура харизматичная, говорит, что он по состоянию души и своим убеждениям — красный, а С. Станкевич, тоже известный человек, правда с несколько полинявшим либеральным имиджем, говорит, что он — белый, и 1991 год воспринял, как первую веху в возрождении России. Картину такого единодушия поляризованности довершает серебряный крестик на груди красного Проханова. Для завершённости картины не хватает третьего, померещившегося тронувшемуся умом А. Блоку: «…в белом венчике из роз, впереди Иисус Христос». Впереди кого? Тогда впереди двенадцати мародёров. Те, кто в ту пору остались в здравом уме, оказались в явном меньшинстве. Отчасти это продолжается до сих пор. А З. Гиппиус, когда началось «уплотнение», пожелала Блоку, чтобы ему подселили двенадцать красноармейцев.
И что делать стране с кашей в головах из венчиков, крестиков и кумачовых знамён в той патовой ситуации, в которую её загнала история? Появилась идея примирения и её материализации в виде монумента примирения, где стоят, склонив головы, белогвардеец и красноармеец. Предводитель Дворянского собрания Крыма, потомок адмирала Ушакова, А. Ушаков считает: «Это всё равно, что установить памятник маньяку и его жертве». Примирение созидания с разрушением в принципе не может дать позитивных результатов, потому что, по сути, это согласие на новое разрушение. Поэтому примирение с палачами недопустимо, примирение с искажённой историей тоже. Примириться можно со своей подлинной историей.
Синтез «белого» и «красного» — эта затея в принципе невыполнима. Благородство несоединимо с предательством, высота несоединима с зоологической разрушительностью. Синтезировать следует различные формы исторического созидательного, но прежде от него надо отделить разрушение, которое должно быть безоговорочно осуждено. Для «красного» это процедура особенно болезненная, и оно будет всеми силами ей сопротивляться.
Тем более, что до сих пор оно поддерживается мифологией большевиков, одержавшей в своё время беспрецедентную победу над здравым смыслом, и до сих пор цепко держащей сознание многих из нас. История не знает другого феномена, где всё в такой степени было бы построено на лжи. Все эти истории про «ходоков», любовь Ульянова к детям, «Апассионате» сочинены теми, чья разрушительная страсть к вранью неожиданно оказалась востребованной. По видимому самый известный памятник «вождю мирового пролетариата» стоит в Петербурге на площади у Финляндского вокзала. Ленин, переправленный немцами в Россию, появляется в Петрограде, где его встречают толпы народа, взбирается на броневик и произносит свою знаменитую речь. Но не было броневика, не было речи, не было народа. Ульянова, давно уже не жившего в России, к тому времени прочно забыли. Увидев на вокзале группу вооружённых людей, он сказал Крупской: «Наденька, кажется нас сейчас арестуют». К сожалению, не арестовали. По другой версии его всё таки встречали. Но кому верить? История того периода так искажена большевиками, что пробраться через завалы лжи по прошествии ста лет удаётся лишь кое-где и с большим трудом.
На фоне всего этого в Петербурге происходит следующий историко-судебный курьёз: суд постановил снять мемориальную доску адмиралу Колчаку на доме по улице Большой Зелениной, где он жил. Для суда неважно, что Колчак был выдающимся учёным, крупнейшим исследователем Севера, который отчасти пришедшая в себя страна через сто лет снова начинает осваивать. Если бы не большевики, Колчак мог бы получить Нобелевскую премию и стать символом русской науки. Зачем суду понадобилось стереть из народной памяти адрес адмирала в Петербурге? При том, что город испакощен «мемориальными» досками, отмечающими места выступлений Ульянова. А на доме № 24 по 10‑й линии Васильевского острова вы можете и сегодня прочесть, что здесь находилась динамитная мастерская «Народной воли». Чувства, которые овладевают автором каждый раз, когда он проходит мимо, невозможно передать. Менее, чем через квартал вы увидите доску, сообщающую, что в этом здании помещались Бестужевские курсы, которые окончили Крупская, сёстры Ульяновы и «другие видные деятельницы революционного движения».
Так почему не эти доски, а посвящённую Колчаку суд постановил снять? Колчак сделал для России несоизмеримо больше, чем эти предатели с их сёстрами и жёнами. Колчак и командующий румынским фронтом генерал Сахаров не ответили согласием на провокационную телеграмму начальника штаба Алексеева и не предали царя. Почему человек чести у нас не достоин памятной доски, а уже развенчанным проходимцам и предателям они так повсюду и стоят? Не потому ли, что они символ покорности народа разрушению, а имя Колчака — это символ борьбы и сопротивления? Белые проиграли гражданскую войну с честью, красные покрыли себя навечно позором. Так почему русская земля буквально утыкана памятниками бесчестью, и нет ни одного памятника настоящим героям?
Буквально в это же время в Кремле открывается реплика памятного креста работы Васнецова на месте убийства Генерал-губернатора Москвы Великого князя Сергея Александровича. Этот крест большевики разрушили в Кремле первым, а затем сравняли с землёй Чудов монастырь, где была могила Великого князя. Эти противоречащие одно другому события свидетельство того, как тяжело приходит в себя страна от исторического беспамятства. В дополнение к пропасти, разделяющей богатых и бедных, властных и безгласных, это ещё один опасный и кровоточащий разрыв — в сознании и душах людей. «Успехи» страны в экономике, борьбе с коррупцией и бедностью, увы! не способствуют его изживанию. А время идёт и, как известно, ни одна система не может бесконечно долго существовать в состоянии раскола. Истории вопроса о реабилитации Колчака уже двадцать лет, им занимались Военный суд Забайкальского округа, Верховный суд, Конституционный суд, хотя решать в судебном порядке вопрос о реабилитации человека, убитого без суда и следствия — это совершенная бессмыслица. Как церковный раскол внёс свой вклад в трагедию русского народа, так и этот не исчезнет сам собой, не оставив следа. Оставит, но дай Бог, чтобы он не был таким ужасным, как в начале прошлого века.