олог для попыток роста социального статуса. Воин в Московском государстве не был аналогом европейского рыцаря, он был только служилым боевым материалом, боевым холопом по преимуществу. Очень был развит в Московском государстве принцип местничества, службы «по отечеству», и в военной сфере. «Рыцарская честь строго охраняет неприкосновенность личности. Честь рыцаря лежала в идее собственного достоинства. Честь русской личности лежала в идее достоинства рода или отечества»[9].
Также следует отметить, что собственно вооружённые силы по самой природе своей не могут быть школой народного представительства. В данном случае требуется не парламентская форма правления государством, а строгий, но мудрый государь, вовремя раздающий поместья и регулярно повышающий в чинах. Именно такой порядок является социальной прерогативой для служилого человека. Поэтому служилый элемент русского общества в Московском государстве, преимущественно дворянского состава, использовал институт Земских соборов как инструмент давления на царское правительство с целью закрепления за ними крестьян. В 1649 году, когда Земский собор того года в своих решениях эту цель дворян закрепил законодательно, тогда дворяне и дети боярские потеряли всякий интерес к выборным общероссийским организациям. В дальнейшем Земские соборы сменились проводимыми время от времени совещаниями со служилыми людьми. Мнения о том, что Земские соборы были только формой общественной дискуссии между царской администрацией и российской общественностью, своего рода Общественными палатами, придерживаются и европейские исследователи истории России. «… Между правительством и местными общинами существовал своего рода обмен мнениями. Он проходил в форме собраний представителей „земли“, которым историки дали название Земского собора. Этот собор едва ли можно считать зародышем парламента, так как он не имел единого статуса, а его участники не избирались привычным образом… Земские соборы являлись, по крайней мере, рудиментарной формой общественной обратной связи и следили за тем, чтобы назначенные лица не злоупотребляли властью. Соборы представляли своего рода арену, где традиционные, определённые Богом границы монархической власти становились ощутимыми и чётко очерченными. Когда же созыв Земского собора прекратился, „земля“ постепенно лишилась возможности участвовать в решении государственных дел, а гражданская база русской государственности не получила своего развития»[10].
Понятие «буржуазия» в российском обществе отсутствовало вплоть до начала XIX века. Его аналогом в России были так называемые представители тяглого населения – люди и социальные группы, платившие различные налоги и повинности. Верхушку этой группы населения составляли купцы. Положение представителей торгового капитала в России в XVII веке было весьма специфичным. Государство и юридически, и фактически было монополистом во всех областях торговли, кроме самых мелких. Купцов, самых крупных по владению капиталом, государственные чиновники записывали в своеобразную корпорацию под именем «гости». Представители этой торговой группы торговали казёнными товарами, в первую очередь пушниной и солью, и нередко служили первопроходцами в освоении новых территорий (например, Сибири). За это «гостям» разрешалось торговать своими товарами с льготной скидкой, заниматься винокурением (изготовлением алкоголя и его продажей), а также приобретать земельные владения. Весьма своеобразно осуществлялся процесс пополнения этой социальной группы. Как только царское правительство узнавало, что в той или иной местности появлялся делец, оперировавший в своих торговых предприятиях многими тысячами рублей, его тут же записывали в корпорацию «гостей», часто против воли самого предпринимателя, забирая при этом часть его состояния в казну в качестве страхового капитала. Именно поэтому русское купечество постоянно отказывалось от каких-либо активных торговых предприятий, вызывая впоследствии и у Петра I, и у отечественной экономической публицистики нарекания в отсутствии предприимчивости. Следует отметить, что подневольный характер государевой службы корпорации «гостей» всё же сопровождался рядом привилегий, чего нельзя сказать об остальном русском купечестве, члены которого, помимо государственного тягла, по очереди выбирались для царской службы в таможне, промыслах, обслуживании кабаков. При несении этой службы торговец был сопряжён с личной ответственностью. Если царские чиновники могли доказать – а в большинстве случаев при отсутствии независимого суда это было легко, – что прибыли было собрано меньше, чем в прошлом году, то купец должен был выплачивать разницу.
Из особенностей осуществления торговой деятельности в России эпохи Московского царства видно, что, хотя по своим профессиональным функциям русское купечество в XVII веке и было сопоставимо со своими западноевропейскими коллегами, их социальное положение отличалось от буржуазии Западной Европы. Русские частные предприниматели являлись, в сущности, крепостными Московского государства, обязанными уплачивать в царскую казну ренту – налог (тягло) – и отрабатывать барщину в таможнях и кабаках.
Городское «тяглое» население называлось в России посадским. В XVII веке оно делилось на «черно – слободчиков» – свободных от личной зависимости ремесленников – и «белослободчиков» – ремесленников-холопов во дворах частных лиц и монастырей, освобождённых от государственных налогов. Данное социальное положение городского населения приводило к тому, что массы городских жителей перетекали из «чёрных слобод» в «белые», а разницу за беглецов выплачивала община «чёрных слобод». Это добровольное стремление к рабству (только бы не платить налоги) прервало Уложение 1649 года, когда были ликвидированы «белые слободы». Взамен всех налоговых льгот «крепостным» слободчикам «вольным» из «чёрных слобод» было запрещено покидать их (практически крепостное право), но только тем, кто платил налоги, т. е. бывшим «чернослободчикам», разрешено было заниматься ремеслом и промыслами. Так что государство ещё больше запутало социальную чересполосицу городских жителей.
Ремесленное мелкотоварное производство всегда в истории России тяготело к крупным городским центрам, в первую очередь к Москве. Значительную прослойку квалифицированных ремесленников составляли кузнецы, пищальники и другие группы оружейников, работавшие на оборонную отрасль. Далее шли различные обработчики металлических изделий: замочники, игольщики, котельщики. Широко были представлены кожевенное производство, изготовление одежды, посуды, обработка дерева. Специфика городского ремесленного производства в России в XVII веке состояла в том, что при крайне редкой сети городских поселений ремесленные центры располагались не только в городе, но и в деревне, где они теснейшим образом перемешивались с земледелием. Проживавшие в деревне ремесленники-земледельцы свою продукцию продавали проезжим купцам, причём как ремесленную, так и земледельческую. Предметы крестьянской ремесленной промышленности стоили на рынке весьма дёшево и длительное время конкурировали с продукцией возникших к тому времени железоделательных мануфактур (гвозди, молотки и прочее).
Таким образом, можно констатировать, что социальная структура Российского государства создавалась из множества систем и подсистем зависимых от самого государства различных социальных слоёв и групп.
Глава II. Начало модернизации Российского государства. Изменения в социальном положении дворянства
Эпоха социальной модернизации России в первую очередь связана с личностью Петра I. Однако при всей важности субъективного фактора в развитии исторического процесса (причём в России этот фактор становится часто самодовлеющим) нельзя не учитывать, что задачи модернизации России носили объективный характер, считая необходимым тот постулат, что войны являются одним из главнейших двигателей истории, наличие первоклассной армии и эффективного государственного аппарата являются залогом для успеха во внешней политике для любого государства. Россия, весь XVII век противостоявшая своим соседям, постоянно вынуждена была напрягать все силы в этой борьбе. Уже события Смутного времени показали слабую эффективность старой военной и административной машины Московского государства. При царях Михаиле Фёдоровиче и особенно Алексее Михайловиче в русской армии появились полки иноземного строя, делались попытки создать военно-морской флот. Но все эти нововведения носили подражательный характер. Механическое перенесение европейских образцов жизни на русскую почву без соответствующих изменений в социальном менталитете народа и подготовки соответствующих кадров не могло быть успешным. Историки Западной Европы, описывая начавшийся процесс модернизационных реформ в России, отмечали их подражательность европейским образцам, констатируя, что «… были переняты европейские административные модели, в особенности прусские и шведские. Как и Россия, Швеция и Пруссия в своё время столкнулись с проблемой создания мощных вооружённых сил, обладая при этом ограниченными ресурсами. Однако реформы в этих странах проводились в совершенно иной ситуации. В первую очередь необходимо отметить эффективное функционирование их государственных институтов, вызванное во многом тем, что служившие там люди были исполнены духом пиетизма (набожности) и неостоицизма. Эти веяния способствовали формированию рациональной системы управления, а также чувства самоотречения у чиновников, воспринимавших своё служение в интересах коллектива как религиозный долг. Следует принять во внимание и то, что в Пруссии и Швеции административная реформа органично сочеталась с реформами в области культуры и образования. Русское государство, стремясь мобилизовать скудные ресурсы и не обладая при этом религиозным менталитетом, вынуждено было прибегать к принудительным мерам»[11]. Здесь также следует отметить отдалённость России от европейских культурных и экономических центров. Как отмечал в своих работах известный французский историк Фернан Бродель, Россия долгое время была особым «миром-экономикой», имеющим тенденцию «организовываться в стороне от Европы», и только с Петра I ускорился процесс её сближения с последней