– Пылкости вам не хватает, понимаешь, Канишуля, страстности такой, от сердца, от костей, от всего нутра, что ли, – наставляла тётя Женя, передвигая по штанге вешалки с роскошными импортными платьями, пока девочки пожирали глазами заветную красную коробочку с итальянской косметикой.
Подвох был в том, что в рудничном магазине, торгующем первоклассными заграничными шмотками и первосортными продуктами, можно было отовариваться исключительно по талонам. Талоны же выдавались только работникам рудника на сумму, не превышающую десяти процентов от зарплаты. Чтобы купить что-то стоящее приходилось копить несколько месяцев. Но никто не запрещал владельцам талонов просто так разгуливать по этой «пещере Аладдина» и задарма радовать зрительные, осязательные и обонятельные органы. Рассматривать и трогать потрясающие наряды, вдыхать ароматы французских духов, водить носом над прилавком с голландскими сырами и испанской вяленой колбасой. Ведь даже переживать эти ощущения в стране пустых полок и тотального дефицита доступно далеко не всем жителям Володаровки. Поэтому привилегированные счастливицы зачастую проводили здесь свободное время.
– Я придумала! – воскликнула тётя Женя. – Девчонки, смотрите!
Она сняла со штанги умопомрачительное, зелёное в черных разводах, шифоновое платье и, приложив к себе, встала напротив зеркала. Платье идеально ей подходило. Глаза Приваловой увлажнились и засверкали…
– Магазин!.. – понизив голос, как-то интимно и восхищённо, словно взывая к божеству, произнесла Привалова. – Любите ли вы магазин так, как я люблю его, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить магазин больше всего на свете, кроме блага и истины? И в самом деле, не сосредоточиваются ли в нем все чары, все обаяния, все обольщения?..
В торговом зале наступила тишина. Бродившие между торговыми рядами покупатели на секунду остолбенели, а затем, не сговариваясь, одарили Евгению аплодисментами. Тётя Женя помахала всем рукой и, вернув платье на место, подошла к девочкам.
– Вот как-то так! Думаем о магазине – говорим о театре. Что поделать, если наш вечный дефицит всего на свете притупляет аппетит к духовной пище. Стыдно, конечно. Но надеюсь, мы доживём до того времени, когда и в наших магазинах наступит изобилие…
Она заговорщицки подмигнула смущённым подругам.
– Мам, ты зачем нас позоришь? – сдавленно произнесла Таня. – Вот обязательно кто-нибудь в школу настучит. Помнишь, что было, когда Каниша инспектору облоно про зэковозы сказала?
– Ничего не будет, – недобро усмехнулась тётя Женя. – Во-первых, Горбачёв не Андропов, во-вторых, скоро вообще ничего не будет…
Значения последних слов девятиклассницы тогда не поняли.
«Эх, тётя Женя, тётя Женя… – с тоской подумала Каниша, толкая перед собой тележку с продуктами. – Где вы теперь? Живы ли»
После той трагедии она оборвала всякое общение с людьми из своего прошлого, включая школьную подругу Танюшку. После закрытия рудника семейство Турсуновых перебралось в Алматы, поселившись в трёшке вместе с дочерью и внучкой Динарочкой. А в начале двухтысячных она похоронила родителей на местном кладбище. Сначала ушёл отец – сказалась долгая работа на вредном производстве, а вслед за ним и мама, тосковавшая по любимому мужу.
Уже на кассе, раскладывая покупки по фирменным пакетам, Каниша лихорадочно прикидывала, сможет ли дотащить всё разом до дороги, где намеревалась вызвать такси, или выйти из супермаркета прямо с тележкой. Была бы поклажа полегче, можно было бы и на метро доехать – станция в пяти минутах от её дома. Но тащить такую тяжесть в руках да переходить с эскалатора на эскалатор… Нет уж, увольте! Она, конечно, не старушка, но уже давно и не юная девушка.
– Добрый день, Каниша Биржановна! Давайте помогу!
– Ой! Валентин Иванович, здравствуйте! – смутилась Каниша, глядя, как огромные ручищи водителя легко подняли четыре её пакета, доверху набитые покупками. Она зачем-то одёрнула и без того отлично сидящую на ней бежевую водолазку, поправила быстрым движением собранные в «дулю» волосы на макушке и замешкалась, не зная, как вести себя дальше.
– Вы всё купили или ещё куда-нибудь планируете зайти?
– Я? Нет… я всё купила.
– Ну, тогда выходим, – улыбнулся Иммель. – Вы домой?
– Да…
– Значит, сделаем так, – по-хозяйски произнёс водитель. – Сейчас погрузим всё в машину, и я отвезу вас до дома. Идёт?
– В машину? – переспросила Каниша. – Но у вас же сегодня тоже выходной.
– Верно, – усмехнулся Иммель, – мы погрузим всё в мою личную машину. «Фольксваген» вас устроит?
– Ой, простите, я что-то… как-то… А это удобно? У вас, наверное, дела?
– Никаких! – Он галантно пропустил Канишу, локтем распахнув перед ней стеклянную створку магазинной двери.
Водитель, с которым она ездила уже несколько месяцев, был ей симпатичен. В первый день он показался ей похожим на мультяшного Шрека, любимца Ержанчика. Дочь Динка наверняка бы назвала его «недушным», на её языке это комплимент. Валентин и вправду «недушный», с ним легко и даже приятно находиться рядом. Никаких лишних разговоров, чистота в машине. Недаром же немецкую чистоплотность и аккуратность всегда ставят в пример. А ещё от него исходили флюиды надёжности и безопасности. За многие годы работы на скорой только рядом с ним Канише удавалось поспать на рейсе.
Белоснежный Volkswagen Golf, припаркованный неподалеку от супермаркета, вспыхнул узенькими фарами, отреагировав на появление хозяина.
Уложив пакеты в багажник, Иммель открыл перед Канишей переднюю дверцу. В безупречно чистом салоне приятно пахло яблоком. Сев за руль, Валентин Иванович хитро покосился на Канишу и, изменив голос, неожиданно произнёс: «Уважаемые пассажиры! Капитан корабля приветствует вас на борту нашего лайнера и желает вам удачного полёта! Пристегните ремни и приготовьтесь к взлёту!»
Не ожидавшая такого юмора от обычно хмурого Иммеля, Каниша рассмеялась. Что-то тёплое шевельнулось в её душе и на мгновение вернуло в молодость, в ту беспечную пору, когда ей всегда было легко и радостно.
– А музыка в полёте будет? – неожиданно для себя спросила она.
Иммель потянулся к бардачку, невзначай коснувшись обтянутых джинсами коленей пассажирки, и вытащил флешку. По салону разлилась нежнейшая мелодия.
– Et si tu n’existais pas dis-moi pourquoi j’existerais? Pour traîner dans un monde sans toi sans espoir et sans regrets… – запел старина Джо Дассен.
– Э си тю нэкзистэ па димуа пуркуа жэкзистэрэ… – подпевала великому шансонье неприступная и строгая докторша Турсунова. Валентин Иванович боялся дышать, он был абсолютно счастлив. Интересно, знает ли Каниша перевод этой песни, ведь он поставил её неспроста. Там такие слова… Ни убавить ни прибавить…
Если б не было тебя,
Зачем мне жить, вот в чём вопрос.
Год за годом бесцельно бредя,
Без надежд, без снов, без грёз…
«Ну и о каком переводе в другую бригаду ты, старый осёл, размечтался? – мысленно отругал себя Иммель. – Трус ты, Валя, а не мужик. Нужно просто быть рядом. А там как получится…»
Каниша, забыв о стеснении, пела уже во весь голос. Пела красиво, как когда-то в вокальном кружке володарской школы, куда они ходили с Танюшкой Приваловой. Нет, она не испытывала никакой эйфории, наоборот, она умудрилась дать происходящему трезвую, с её точки зрения, оценку.
Валентин Иванович классный мужик, но, хотя по возрасту старше её всего на пару-тройку лет, вряд ли он видит в ней женщину. Так, коллегу, хорошего человека, но не более того. Мужчины ведь до семидесяти женихи, и глаза их отдыхают на молодых и красивых. А раз так, то можно и собой побыть. Она ведь не пела лет тридцать, а когда-то так любила это занятие. Да и, честно сказать, просто так на машине её тоже давно никто не подвозил. Только на скорой и такси ездит… Но это не считается. А Валентин подвёз. Мог бы не подходить, затеряться в толпе покупателей. Сама она его не заметила бы.
– Валентин Иванович, – убавив звук, спохватилась Каниша, – вы же, получается, из-за меня так себе ничего и не купили? Вот я растяпа, даже не спросила… Вы же наверняка туда за покупками пришли.
Вопрос застал Иммеля врасплох. Он почесал затылок, нахмурился и промямлил что-то невразумительное, мол, заходил, смотрел, потом не вспомнил.
– Да вы не переживайте, я в том районе живу и в «Юбилейном» часто бываю, – выкрутился он. И, покосившись на расстроенную Канишу, добавил: – Хлеб дома кончился, хотел свежую лепёшку купить, только и всего…
– Слава богу! – выдохнула Турсунова. – Тогда я поделюсь с вами лепёшками, я четыре штуки взяла. И не вздумайте отказываться.
Остальную дорогу ехали молча, и музыку больше не включали.
Припарковав машину около подъезда, Валентин отказался перекладывать хлеб в багажнике и, подхватив пакеты, вызвался донести их до квартиры.
На звуки открывающейся двери в прихожую вышел Ержан. Ну и видок! Мягкие домашние штанишки сползли, футболка наизнанку. Худенький как тростинка, он, сгорбившись, стоял на присогнутых ногах, придерживаясь за стену и с любопытством разглядывал незнакомца, затаскивающего в прихожую сумки.
Утром Каниша уехала в «Гиппократ», когда Ержанчик ещё сладко спал. Проснувшись, он проявил самостоятельность и оделся без бабушкиной помощи. Получилось как получилось…
– Ержанчик, иди в свою комнату и прикрой дверь, – на казахском обратилась Каниша к внуку, – дяденька сейчас уедет.
Но не тут-то было. Парень уже заметил в одном из пакетов коробку с любимыми пирожными и шагнул к сумке. Его сильно качнуло, но Валентин успел ухватить его за худенькое плечико, не дав позорно растянуться на полу.
– Салем, джигит! – поздоровался Иммель и, не отпуская паренька, протянул ему свободную руку. – Давай знакомиться. Меня зовут Валентин Иванович, но тебе можно просто «дядя Валя». А ты, стало быть, Ержан?