«Я думала когда-нибудь написать об этом, но не хватило сил. Ты напишешь об этом вместо меня!»
Мама была поражена, но понимала, что никогда не сможет отказать подруге-поэтессе в такой просьбе. Тем более что она умерла спустя несколько недель. Через год после того разговора вышел мамин роман о судьбе девушки, которая становится проституткой в гетто, чтобы спасти от голодной смерти себя и семью.
Именно этому роману предстояло изменить нашу жизнь. В Польше он прошел в общем-то незамеченным – времена политических перемен не были благоприятны для литературы, – зато в Германии эта книга стала бестселлером. Первой ласточкой стало известие, что «Письма с рампы» будут печататься в отрывках во Frankfurter Allgemeine Zeitung , очень влиятельной немецкой газете.
Мама чуть ли не с каждым днем становилась все богаче, что было заметно невооруженным глазом: наша разваливающаяся брвиновская вилла преобразилась. Был проведен капитальный ремонт, практически в доме из старого остались только стены, и тетя Зоха с ехидцей заметила, что мы превратили нашу старушку в невесту. А для нас этот дом был
как родная гавань, мы знали: что бы ни произошло, мы всегда сможем туда вернуться. Впрочем, именно с этой целью дедушка Александр эту виллу и построил.
Я не такая гениальная, как моя сестра, и, наверное, нет у меня «таланта к жизни», по выражению моей тетки. Так однажды она сказала: либо есть талант к жизни, либо его нет. Так вот, у меня его нет. Я довольствовалась малым. Окончила факультет психологии в Высшей школе специальной педагогики и до сих пор занимаюсь детьми-аутистами [16] в Брвинове, в Центре социально-психологической помощи. Я люблю свою работу. А кроме того, именно здесь я влюбилась. И, о чудо, взаимно. Моим избранником стал коллега с работы, врач-педиатр, на десять лет старше меня. Его звали Мирек, и он был необыкновенный, хотя я заметила это довольно поздно, только спустя несколько лет. И может, даже не я его присмотрела, а Лилька, которая примчалась как вихрь – ненадолго, буквально на один день, – и навестила меня в моем Центре. Она как раз и наткнулась на него, а он проводил ее ко мне. Когда он оставил нас одних, Лиля мне сказала:
«Жаль, что мне надо возвращаться обратно, я бы его в момент окрутила».
«Кого?»
«Как это кого? – рассердилась моя сестра. – Этого потрясного парня, который только что вышел».
«Мирека?»
«Может, и Мирека, если его так зовут. Он убийственно красив. Ты не видишь этого?»
«Нет».
«Тогда, пожалуй, я куплю тебе очки. Роберт Редфорд рядом с ним меркнет».
«Оставь свои шуточки», – не сдавалась я.
«Я серьезна, как никогда… эх ты, дуреха. Если он свободен, в чем я весьма сомневаюсь, немедленно возьмись за него, а если кто-то есть, я подключусь к операции и отобью его для тебя».
Больше мы об этом не говорили, потому что всякий раз, когда приезжала Лилька, вставала проблема отвергнутого ею ребенка. Пётрусь по сути ее не знал, но между ними существовала сильная биологическая связь. Они оба ее чувствовали, не очень понимая, что с этим делать. Лилькин сынишка знал, что она его мама, меня он звал Габи, к нашей маме он тоже обращался по имени, поскольку она не хотела быть бабушкой, несмотря на то что я ее очень уговаривала:
«Этот ребенок не знает, кто его отец, и у него две приемные матери, ты и я. Было бы хорошо, если бы у него была хоть одна настоящая бабушка».
«Ему придется подождать, пока я состарюсь», – ответила мама.У меня до тех пор не было никакого любовного опыта. Меня попросту это не интересовало, а может,
так и не прошел стресс, вызванный Лилькиным «под-залетом».
Ведь то, что причиняло боль ей, причиняло ее и мне. И наверное, потому что, хотя Лиля этого не показывала, она была очень ко мне привязана. Она быстро выбросила из головы первый болезненный любовный опыт и, ничуть не колеблясь, вступала в связи с мужчинами, которые продолжались, как правило, недолго.
«Я никому не позволю себя захомутать, – откровенничала она. – Секс – пожалуйста, но есть дела поважней».
«Ты не хочешь влюбиться?» – спросила я.
«Нет, сейчас у меня нет времени. Может, когда-нибудь потом…»
А я? Должно быть, я считала, что любовь не для меня. На следующий день после прихода Лильки я встретила Мирека в коридоре и впервые внимательно присмотрелась к нему. Однако далеко не сразу я оценила его как мужчину. Оказалось, что он уже давно заинтересовался мной, но, как человек деликатный по натуре, не показывал этого.
«Я чувствовал, что ты еще не готова…» – признался он.
И по-видимому, он был прав. Как-то раз мы стояли в коридоре и обсуждали особо тяжелый случай аутизма у четырехлетнего мальчика; я заметила, что у Мирека расстегнуты верхние пуговицы на рубашке. И внезапно желание прикоснуться к его коже стало настолько сильным, что даже привело меня в ужас.
#Я, умолкнув на полуслове, повернулась и убежала, чувствуя, как у меня колотится сердце.
«Что со мной происходит?» – думала я. Я не умела еще угадывать своих чувств, не понимала тоску, которая появилась как непрошеный гость. О чем мне было так тосковать? Разве что о том, чего я совсем не хотела познать. И произошло то, что уже, видимо, становилось неизбежным, Мирек просто обнял и поцеловал меня.В тот день вечером позвонила Лилька.
«У нас… все хорошо… Пётрусь уже спит, я как раз закончила читать ему сказку. Знаешь, о соловье, который опоздал на ужин», – монотонно бубнила я в трубку.
«Зачем ты мне все это говоришь?»
«Потому что ты спросила, как у нас…»
«Сказочки Пётрусю ты читаешь каждый вечер, а что кроме этого?»
Я вдруг замолчала. Мне очень хотелось откровенно признаться во всем сестре, но я не знала, как это сделать. Мы до сих пор никогда не беседовали на такие темы. Она не рассказывала мне о своих любовных похождениях, а мне особенно не о чем было поведать ей.
«Гапуша, ты еще там?»
«Да».
«Что происходит?»
«Мы поцеловались с Миреком», – выдавила я наконец.
«Ну, давно пора», – Лилька облегченно вздохнула.
«Но я не знаю, что дальше…»
«То, чем занимаются миллионы людей на земном шаре, – секс!»
«Не шути, Лилька».
«Это вполне естественно, когда двое молодых, здоровых людей оказываются в постели».
«Но ты же знаешь, как у меня с этим…» – произнесла, заикаясь, я.
«Когда-то это должно случиться».
«Он удивится, что я… в своем возрасте… – путалась я в словах, – что я еще никогда…»
«Он разберется», – сказала моя сестра.
И она оказалась права. Все произошло само собой.
Когда мой любимый проводил меня до дома, мне казалось, что я впервые поднимаюсь на крыльцо, поросшее диким виноградом, впервые переступаю порог нашей виллы. Я самой себе казалась чужой – столько новых ощущений сразу! – боялась, что мне не хватит сил со всем справиться.
«Лилька, – сказала я по телефону сестре, – ты должна влюбиться, любовь – это настоящее чудо!»
Лиля рассмеялась:
«Значит, ты опередила меня, дорогая сестренка, но в этом деле я предпочитаю отставать».– Я рассказываю об этом, пан комиссар, чтобы вы могли почувствовать атмосферу нашего дома, а также поняли, что представляло для нас самую большую ценность…
(магнитофонная запись)
Разумеется, в результате того, что имуществом мамы распоряжался пан Б., она оказалась на грани разорения, но на самом деле ни она, ни мы все никогда не придавали большого значения деньгам. Однажды, очень давно, наш семейный летописец, Александр Сворович, произнес за рождественским столом: «Огорчаться из-за материальных вещей недостойно человека!»
Мне кажется, дедушка имел в виду времена гитлеровской оккупации и восстания [17] , когда люди теряли все нажитое, ведь важнее всего было сохранить жизнь… Возможно, и сейчас следовало бы об этом помнить. Вероятно, Ежи Баран насмерть об этом забыл, и поэтому она за ним пришла…
Нет, ей-богу, я ничего не знаю о его служебных контактах и делах. Я была несколько раз в офисе на улице Фрета, но там царило благодушное спокойствие, сотрудники сидели за своими столами, и им нечем было заняться. Меня это особенно не удивило – этот человек появился здесь бог весть откуда, как он мог конкурировать с живущими здесь испокон веку кланами юристов?
Между тем мама вдруг превратилась в этакую бизнес-леди. Решила инвестировать деньги, поступавшие из Германии. Она купила в Старом городе квартиру с видом на древнейший варшавский костел и еще даль-
ше – на Вислу. Собиралась ее сдавать. Следующим приобретением стал дорогой автомобиль, лимузин марки «Вольво», и на этой машине мы отправились искать подрядчика, который построил бы нам дачу у моря. Участок уже был, я присмотрела его несколько лет назад. Мы отдыхали тогда с мамой и Пётрусем в Карве [18] . Они легли спать после обеда, а я отправилась на дальнюю прогулку вдоль берега моря. Шла-шла и в какой-то момент остановилась напротив выхода с пляжа. И совершенно случайно для себя открыла потрясающее место прямо за дюной, за полосой старых дубов и тянущимися до горизонта лугами. Мы приобрели довольно большой кусок земли. И там теперь должен был встать наш дом. Не обошлось и без трудностей, прежде чем мы смогли в нем поселиться, но этот момент в конце концов наступил.
Дом был зимний, в староголландском стиле, то есть с фахверковым фасадом, потому что только такой, по распоряжению Управления охраны памятников старины, там можно было поставить. Именно в этом месте несколько веков назад поселились голландцы, они осушали луга, рыли каналы. По сей день сохранились их старинные шлюзы.
Я обожаю туда ездить. По вечерам, когда над лугами поднимался туман, я наблюдала захватывающее зрелище – журавлиный танец. Это трудно описать тому, кто никогда ничего такого не видел. Длинноно-
гие и длинношеие птицы, размахивая огромными крыльями, в дымке выполняли затейливые телодвижения. Зрелище на грани сна и яви, со звуковыми эффектами. Крик журавлей, несущийся со стороны лугов, напоминал музыку техно, которая для меня только в таком исполнении была приемлема.