— Грехи прошлого, — уклончиво ответил Корсаков. — Если же я ошибся — а я, осмелюсь заметить, совершенно точно не ошибся — и что-то будет вас беспокоить, то вы знаете, где меня найти. Оговоренную сумму за мои услуги можете направить по тому же адресу. А сейчас прошу меня простить, но мне очень нужно домой.
— Быть может, что-нибудь посоветуете, хотя бы? — спросил Репин.
— Посоветую… — задумчиво произнес Корсаков, остановившись в дверях. — Позвольте вопрос? Ваш дед очень любил этот дом?
— Конечно! — кивнул Платон Константинович.
— В таком случае, совет будет простым — снесите его. Перечитайте завещание, найдите лазейку — и разрушьте до основания. Разломайте ко всем чертям. И постройте что-то свое. Место, где вы будете счастливы. Честь имею. — Корсаков закончил тираду, развернулся и вышел на набережную Мойки.
Жест, конечно, вышел эффектным, но вот дальше Владимир понял, что не может вспомнить, где находится ближайшая биржа извозчиков[6]. Пешком отсюда в Манежный переулок он бы не добрался. Выручил его крытый экипаж, остановившийся прямо перед входом в дом Репиных. Дверца распахнулась — и на Корсакова мрачно взглянула Агриппина Юрьевна.
— Быть может, вас довезти? — поинтересовалась она.
— Буду премного благодарен, — после короткого раздумья решил Корсаков и забрался внутрь.
Какое-то время они ехали молча. А затем Репина спросила:
— Вы ведь не все рассказали моему сыну?
— Скорее уж, я ничего не рассказал вашему сыну, — отозвался Корсаков. — Но в своем заключении я не сомневаюсь. Дом безопасен. Платону Константиновичу ничего не угрожает.
— И все же, — настаивала Агриппина Юрьевна. — Что вы обнаружили?
— Вы правда хотите это услышать? — спросил Владимир. — Вернее, вы правда готовы это услышать?
— Да, — твердо кивнула Репина.
— Что ж… — Корсаков задумался. — Это дела давно минувших дней. А все, или почти все, участники и свидетели той истории уже мертвы. Доказательств не осталось. Преследовать некого. Поэтому, расскажу вам страшную сказку. Жил да был один богач, что страстно обожал балет. Настолько, что даже собрал труппу из своих крепостных. Выписал для них лучших мастеров сцены из Европы. А те нашли среди его крестьян чудесное дитя. Звали девочку Алена и была она столь очаровательной, что радовала взор любого человека, которому довелось ее увидеть. Наш богач пожелал, чтобы ребенка обучили манерам, иностранным языкам, музыке, а главное — танцам. И к моменту, когда Алене исполнилось 17, она считалась самой прекрасной и талантливой крепостной балериной в Петербурге. Конечно же, владелец ее, к этому времени, желал, чтобы Алена для него не только танцевала. Вот только девушка влюбилась — в такого же крепостного, как она. И никакие золотые горы, что обещал ей богач, ее не прельщали. Влюбленные планировали бежать, но… Судьба распорядилась иначе. Они исчезли. Без следа. И никому до этого не было дела. Двумя крепостными больше, двумя меньше… А уж балерины они или просто крестьяне — без разницы.
Корсаков перевел дух, откашлялся и хрипло продолжил.
— А теперь обойдусь без экивоков. Клавдий Петрович Репин убил их обоих. Парня запороли на конюшне — до него хозяину не было дела. А Алене он предложил… Исправиться. Сказать, что она любит его — и получить все блага, что дозволены крепостным. Но она сказала: «Нет!»
Владимир проглотил подступивший к горлу комок.
— Это случилось у вас в саду. Как раз у фонтана. Услышав отказ, ваш свекор схватил девушку, окунул ее в воду и держал, пока она не перестала дышать. На глазах у слуг. Но то, что должно было стать концом мучений Алены, оказалось лишь началом. Репин не позволил похоронить тело. Он нашел скульптора, который, за большие деньги, согласился в тайне сделать статую покойницы. Нашел одного перса, мастера запретных знаний. Тот сочинил мелодию. Проклятую мелодию, которая привязала частичку души Алены к статуе. И, наконец, третий сообщник. Правда, невольный. Швейцарец, что создал музыкальную шкатулку с часами, чтобы проигрывала эту мелодию в полночь. И так начались десятилетия пыток. Каждую ночь, повинуясь музыке, она оживала, чтобы в муках танцевать, а наложенное на чашу заклятье не позволяло ей покинуть постамент. Тени крестьян, что когда-то смотрели на ее убийство, выступали тюремщиками и охранниками. Думаю, они же убили вашего мужа, который ослушался наказов Клавдия Петровича. Но это еще не все. Иногда, пользуясь знаниями перса, Репин позволял ей сойти с фонтана. Она должна была прийти к нему — и сказать, что любит, в обмен на избавление. Понятное дело, статуя для утех Репина не годилась, но Клавдий Петрович, как мы знаем — человек принципиальный. Он хотел услышать одно единственное слово: «Да!» Она брела по коридорам, немая и беспомощная, способная только стучать в двери в надежде на помощь. Но двери были заперты. И все равно, каждый раз Алена приходила к нему и отвечала: «Нет!» Год за годом. Десятилетие за десятилетием.
Корсаков замолчал, собираясь с мыслями, и продолжил:
— Вы были правы с самого начала. Клавдий Репин умер своей смертью, от старости. И в его доме действительно жило зло. Только сдохло, увы, слишком поздно, прожив на этой земле 92 отвратительно долгих года. Все, что я смог сделать — это освободить дух Алены и разрушить чертову шкатулку. Так что, повторюсь, вашему сыну ничего не угрожает. Единственный злодей в этой истории отдал Богу душу. И, надеюсь, отправился прямиком в ад.
Экипаж остановился. Корсаков выглянул в окно и увидел знакомый дом в Манежном переулке. Они прибыли. Он повернулся к молчавшей всю дорогу Агриппине Юрьевне и сказал:
— Так уж получилось, что я неплохо разбираюсь в людях. Несмотря на ваш непроницаемый и суровый внешний вид, сдается мне, что вы сделаны из совсем другого теста. И, хоть общался я с ним недолго, мне кажется, что из Платона Константиновича вы воспитали хорошего молодого человека. Потому и согласился провести расследование. Что же до рассказанной мною истории — как я уже говорил, все ее участники давно мертвы. Мертвым нельзя помочь. Их нельзя наказать. Нам остается лишь жить с этим знанием. Я лишь смог отпустить дух Алены. Вы и ваш сын способны принести в мир куда больше добра. Уверен, вы так и поступите.
Корсаков покинул Агриппину Юрьевну, поднялся к себе в квартиру, разделся и рухну на кровать, укрывшись многочисленными одеялами. Спал он чутко, болезненно, регулярно просыпаясь и ворочаясь в полузабытье. Снилась ему странная музыка и полуночный танец, увиденный в старом саду.
От автора
Драгоценный читатель!
И вновь спасибо тебе за интерес, проявленный к приключениям Владимира Корсакова! Если ты читаешь «Дело о полуночном танце» в момент выхода, то, скорее всего, уже познакомился с вышедшей в издательстве «Эксмо» первой «номерной» частью, «Тайный архив Корсакова». Этот рассказ, как и несколько его соседей по сайту «Литрес», не содержит спойлеров к магистральному сюжету и может читаться в любом порядке, как самостоятельное приключение, пока мы с издательством готовим второй официальный том, в котором сквозная линия будет продолжена, а часть вопросов получат свои ответы.
Пока же вернемся к сегодняшнему рассказу. «Дело о полуночном танце» — классический пример того, как история сама выбирает, куда поворачивать и какое настроение передавать. Рассказ родился из шутки — в сентябре 2024 я свалился с классической осенней простудой и задался вопросом: а почему сыщики в осенних детективах всегда бодры и здоровы? Почему бы не рассказать историю о том, как болезный Корсаков, шмыгая и чихая, сталкивается с очередным паранормальным злом? Даже юмористическое название придумал — «Дело о сопливом призраке».
Затем пришел образ — старый заросший сад и фонтан с танцующей статуей. Настолько атмосферный, что как-то тратить его на комическую историю не хотелось. В результате, первоначальный замысел сменил жанр на классическую готическую страшилку про нехороший дом. Отчасти, таким он и остался, но тут, как уже говорилось, история сама решила сменить вектор.
Конечно, можно было загнать ее обратно, в прокрустово ложе сюжета о мстительном призраке, вершащем возмездие из могилы, но чем дальше я писал, тем больше понимал, что это будет неуважением к теме и персонажам. Все же крепостное право — явно не та страница нашей истории, над которой стоит иронизировать или уравнивать злодея и жертву. В результате вместо ужастика получился, как мне кажется, довольно печальный детектив о том, что зло не всегда бывает наказано, а все, что мы можем сделать — это лишь немного облегчить участь жертвы, пусть и слишком поздно. Не люблю много размышлять над темами и мотивами историй из «Архива Корсакова» (все-таки, моя главная задача — написать увлекательное произведение о мистических расследованиях, без претензий на «задуматься»), но это, наверное, единственный случай, когда мне хочется это сделать.
Что касается реально существовавших прототипов, то судьба крепостной балерины — это амальгама всех печальных историй о жизни людей, волею случая ставших игрушками в руках своего барина. Не всем, знаете ли, везет, как Прасковье Жемчуговой.
Дом Репиных на набережной Мойки тоже частично основан на настоящем здании — дворце великого князя Алексея Александровича и прилегающем к нему Алексеевском саду, на которые я набрел, гуляя по петербургской Коломне.
Ну, а простудное состояние Корсакова — на простудном состоянии автора, да и любого другого человека, которому не посчастливилось заболеть осенью
Засим — позвольте выразить надежду, что эта небольшая история вам понравилась, и откланяться до следующих приключений Владимира Корсакова или доктора Фалька!