Дело о призрачном юнкере — страница 18 из 19

Владимир смотрел на жандарма не мигая, снова завороженный гипнотическим взглядом этого страшного человека и монотонным движением поблескивающей серебряной монеты.

– У нас был уговор, – продолжил полковник. – В обмен на ваши услуги, я обещал намекнуть, где искать ответы на интересующие вас вопросы. Что ж, извольте. Намека будет два. Те события в горной пещере, где вы оказались с отцом и братом три года назад,тоже были неслучайны. Это была ловушка. Персонально для Николая Корсакова. И подготовил её человек, прекрасно знавший вашего отца. Поэтому на вашем месте я бы отправился в отчий дом и поискал там бумаги, которые Николай Васильевич не рискнул бы оставить на виду. Но – это когда вы поправитесь, конечно.

Не спуская глаз с Владимира, полковник присел на стул у его изголовья.

– И второй намек. Видите ли, Нораев рассказал мне о том, что произошло в доме Ридигеров. А поручику Постольскому довелось наблюдать не менее интересную сцену в Дмитриевском училище. Так вот… Какая там у вас любимая присказка? Позвольте вопрос: вы думаете, что существо с той стороны зеркала обратило на вас внимание потому, что вы такой умный, талантливый и искушенный в оккультных науках? – он ядовито усмехнулся. – Или, быть может, оно увидело в вас что-то… Знакомое? Что-то, оставившее на вас печать три года назад? Что-то, позволяющее видеть вещи, скрытые от других?

Жандарм взял правую руку Владимира, по прежнему тяжелую и онемевшую, и развернул ладонью наверх.

– Уверен, что силы к вам вернуться. И ваш, с позволения сказать, дар тоже. На Востоке говорят, что восстановить послушность рук можно с помощью нехитрых упражнений. Так что считайте это моим подарком.

Он вложил в ладонь Корсакова серебряную монетку, сжал кулак и положил руку обратно. Владимир ничего при этом не ощутил.

– Когда вновь начнете ей шевелить – попрактикуйтесь в моем фокусе с монеткой. Думаю, вам поможет.

Полковник улыбнулся – и Корсаков еще раз поймал себя на мысли, что назвать улыбкой этот оскал может только умалишенный. Жандарм вежливо кивнул и покинул палату Владимира, пропуская к нему очередного врача.

XXI

17 июня 1904 года, бывшее Дмитриевское училище, Москва


Днем ранее, на исходе пятого часа дня, над Москвой пронесся страшный ураган. Весь восток Первопрестольной напоминал город, подвергшийся артиллерийскому обстрелу. Особенно досталось Лефортово. Бешеный ветер вырывал из земли деревья и телеграфные столбы. Град, величиною с куриное лицо, бил стекла и прошивал насквозь крыши. По крайней мере те, что не были сорваны шквалом. С храма Петра и Павла у военной гошпитали снесло кресты.

После событий роковой рождественской ночи 1880 года славную Дмитриевскую школу закрыли. Предполагалось, что временно, но – нет ничего более постоянного, чем временное. Юнкеров распределили по другим училищам. Долгое время ходили слухи о том, что бывшие корпуса планируют приспособить под новые нужды. Покойный городской голова Алексеев даже подумывал открыть в них новую больницу, но выстрел душевнобольного просителя не дал этим намерениям сбыться. Старые здания обросли дурной славой. Проезжавшие ночами мимо бывшего училища клялись, что видели в разбитых окнах отблески свечи и слышали за пустыми дверями замогильный хохот. Не удивительно, что москвичи решили забыть о нехороших домах и отдать их на суд природы. Парк, и до этого запущенный и разросшийся, быстро поглотил некогда славную школу.

Но в начале XX века все начало меняться. Москва все расширялась – Первопрестольной стало тесно в границах Камер-Коллежского вала. На берегах Яузы вырастали заводы и загородные дачи. Нынешний голова, Голицын, постановил сломать никому не нужные руины для строительства новой фабрики. Корпуса Дмитриевского доживали последние дни. Даже сквозь парк была прорублена широкая просека для железной дороги, располосовавшая уродливым шрамом чащу леса, в которой любили проводить свободные часы будущие офицеры.

Простится со славной школой пришел только бывший юнкер Зернов. Он так и не закончил учебу – помешал потерянный глаз. Карпов, Макаров, Капьев и Свойский все выпустились из других училищ и отправились служить в действующую армию. Свойский даже дослужился до майора, да только погиб при Мукдене21. Зернову же остались лишь воспоминания о школьных годах и скучная гражданская карьера.

Сейчас он стоял перед парадным входом и рассматривал некогда величественное здание. Солнце уже клонилось к закату и начало прятаться за крышу главного корпуса, окрашивая все вокруг в теплый оранжевый цвет. Это лишь немного скрашивало тоску от того зрелища, что довелось лицезреть бывшему юнкеру. Вместо часового циферблата на башенке зияла дыра. Двери сорваны с петель. В окна второго этажа влетело поднятое исполинской силой ветра дерево, оставив после себя пролом, с которым не сравнился бы даже артиллерийский снаряд.

Зернов вошел в холл. В полумраке гербового зала виднелся упавший и почти сгнивший остов так и не убранной рождественской ели. Зернов пересек прихожую, слушая, как его шаги по мраморному полу звонко отражаются от стен пустого здания. Он поднялся на второй этаж – по левой, «корнетской», лестнице, конечно же. Спальня эскадрона была пуста – всю мебель вывезли, оставив лишь проваленные местами полы да пустые цепи от ламп. Осторожно, чтобы не свалиться, Зернов прошел в дальний угол комнаты и присел на корточки. Его надежды оправдались – пол здесь не пострадал. Паркетные доски легко поднялись, открывая взгляду тайник, устроенный еще первыми воспитанниками училища. На дне лежал роскошный кожаный футляр. Аккуратно, стараясь не повредить, Зернов достал его из тайника и раскрыл обложку. Под ней, на пожелтевшей бумаге, открылась надпись, сделанная изящным каллиграфическим почерком: «Звериада славного Дмитриевского кавалерийского училища». Зернов нежно провел рукой по тетради и прошелестел страницами до самой последней.

Запись на ней, сделанная второпях поспешной юношеской рукой, гласила: «Рождественская ночь 1880 года, сказание о призрачном кадете. Записано юнкерами Макаровым, Карповым, Свойским, Капьевым и Зерновым». По щеке бывшего юнкера, а ныне – взрослого мужчины с повязкой на глазу, скользнула одинокая слеза.

Послесловие


Для начала я хочу сказать спасибо, что прочитали этот рассказ (ну, или хотя бы заглянули в конец, чтобы узнать, кто оказался убийцей – тоже люблю иногда устраивать себе такие спойлеры, так что никакого осуждения). Еще нужно извиниться – не ожидал, что написание займет так много времени, ведь предыдущая часть вышла в октябре 2021 года. В результате морозно-зимний рассказ выходит в мае. Увы, писательство это ни разу не точная наука и не моя основная работа, вот и пришлось ловить вдохновение и свободное время.

Напомню, что «Архив Корсакова» – это просто эдакий костюмированный детективный «ужастик», без претензий на полную историческую достоверность и аутентичность. В нем есть как сознательные анахронизмы, так и (вполне возможно) ошибки, допущенные по невнимательности или незнанию, за что прошу прощения. Осмелюсь лишь заметить, что никто особо не обращает внимание на картонные декорации Клаузенбурга и говорящих по-английски крестьян в каком-нибудь «хаммеровском» «Дракуле». Вот и в «Архивах» герои общаются вполне современным языком с минимальной щепоткой необходимого исторического флёра. Выбор сознательный, на стилиста «под Чехова» я не претендую. При этом, я старался уважительно отнестись к описываемой эпохе и передать хотя бы часть атмосферы периода истории, который вызывает у меня лично живейший интерес. А теперь – уже традиционный рассказ о том, что в «Деле о призрачном юнкере» было выдумано, а что существовало в реальности.

Я сознательно не стал размещать действие рассказа в действительно существовавшем военном училище. Отчасти – чтобы не выдавать исключительно выдуманные события за реальные, отчасти – чтобы развязать себе руки и не допускать досадных ляпов в описании реальных зданий, учебных учреждений, их распорядка и традиций.

Вместе с тем, внимательный читатель, проследовав за героями по карте Москвы XIX века, действительно найдет у Проломной заставы училище, правда – не высшее военное, а кадетский корпус, расположенный в огромном дворце императрицы Екатерины II. За ним действительно был обширный и запущенный парк, сейчас зовущийся Лефортовским. В XX веке здесь располагалась академия РККА и это все еще невероятно красивое и интересное место, которое стоит увидеть. Здания училища, однако, списаны с другого учебного учреждения – Сельскохозяйственной академии, ныне – «Тимирязевки», которая занимала территорию бывшей усадьбы Петровско-Разумовское. Это, на мой взгляд, одно из самых красивых мест Москвы, смахивающее по внешнему виду и атмосфере на западноевропейский университетский городок, так что не вставить его в рассказ я не мог.

Что же касается нравов военных училищ Российской империи, то, по большей части, я опирался на документальные свидетельства о быте Николаевской кавалерийской школы в Петербурге и Орловского кадетского корпуса. Все, что касается «цука», жаргона, традиций «зверей» и «корнетов» – чистая правда. Естественно, я позволял себе определенные вольности в части распорядка дня и повседневной жизни (в особенности присутствие Корсакова, как репетитора на каникулах). Поэтому прошу не рассматривать этот исключительно развлекательный рассказ, как научное исследование военных училищ второй половины XIX века. Если тема вас заинтересовала и хочется свидетельств из первых уст, то могу порекомендовать мемуары Евгения Вадимова «Корнеты и звери» («Славная школа») и Анатолия Маркина «Кадеты и юнкера». Часть образов и диалогов из этих книг я использовал для добавления рассказу необходимой аутентичности. Также здорово помогли повести А.И. Куприна «Кадеты» и «Юнкера». Если же у вас мало времени – то можете послушать выпуск подкаста «Закат Империи» «Господа корнеты и козероги хвостатые», который и подкинул мне идею для места действия рассказа.