— Не обращайте на них внимания, они очень спешат. На моих, например, сейчас только четыре, а на ваших?
Он поднес левую руку к глазам. Потом вдруг засмеялся:
— Да, совсем забыл. Ведь я оставил их дома. Склероз.
— Боюсь, что вы неточно поставили себе диагноз, — сказала Крымова. — Ведь вы не забыли часы дома, а, пытаясь избавиться от них, опустили их в урну по дороге в милицию. К счастью, это заметил старшина Кадыров.
Она положила на стол старинные и, по-видимому, очень дорогие золотые часы швейцарской фирмы Павел Буре.
— А как вы докажете, что эти рыжие котлы принадлежат мне? — спросил Карташев, не замечая, что переходит от «великосветской» речи к блатному жаргону.
— Это уже наша забота, — холодно сказал я.
Карташев мотнул головой и набрал в легкие воздуха, как будто собираясь прыгать с моста в воду.
— Пишите, от вас все равно не скроешься, — выдохнул он. — Я дешево купил их у одного раззявы на Северном вокзале. Ему не на что было выпить, и он предложил их мне.
Карташев снова солгал, потому что вызванная через час в отдел Мария Даниловна Веселова показала, что предъявленные ей золотые часы фирмы Павел Буре принадлежали ее покойному мужу.
Впрочем, солгал ли? Ведь действительно за несколько дней, прошедших с момента убийства и ограбления утильщика, его часы могли пройти через несколько рук и в конце концов оказаться у Карташева. Тот факт, что часы, ранее принадлежавшие Веселову, были изъяты у Карташева, вовсе не означал, что Карташев — убийца. С другой стороны, если Карташев на самом деле купил часы у кого-то на вокзале, зачем он сделал попытку «потерять» их по дороге в милицию? Когда же выяснилось, что Карташев не может толком объяснить, где он был в день и час убийства Веселова, положение его сразу стало безвыходным.
Карташеву было предъявлено обвинение в убийстве Веселова.
И все же понадобилось еще три дня для того, чтобы прижатый к стенке Карташев, отказавшись от своих прежних показаний, назвал Панина — человека, который дал ему часы Веселова для продажи.
— Я не знаю, где он живет, — сказал Карташев. — Но есть одна пивная тут поблизости, он часто ее навещает.
На четвертый день у этой пивной был задержан Панин — человек в выцветшей военной гимнастерке.
Теперь в руках следователя был неоспоримый убийца. Панина изобличало все — его видела дворник Соколова, на его гимнастерке были найдены замытые следы крови. Правда, Панин утверждал, что две недели назад в пьяной драке ему разбили нос и он запачкал кровью гимнастерку. Но группа крови у него не совпадала с группой крови Веселова. Да и сам Папин не собирался как будто ничего скрывать. Перед нами сидел слабый, безвольный, отупевший от непрерывного пьянства человек. Весь его облик никак не вязался в моем представлении с теми жестокими, хладнокровными преступниками, о которых я столько читал и слышал от старых сотрудников милиции. Впрочем, о каком хладнокровии вообще могла идти речь, если, не успев совершить убийство, он уже через полчаса пошел признаваться в нем? При аресте Панин не оказал никакого сопротивления. По его словам, он даже с облегчением воспринял его. Мучавшие его по ночам кошмары были страшнее любой действительности.
На допросе Панин рассказал о том, какую роль сыграло в его жизни знакомство с профессиональным преступником Карташевым.
Несколько месяцев назад Карташев познакомился в пивной с молодым геологом — Паниным. После двух бутылок водки Карташев уже знал все о своем новом знакомом. Прежде Сергей Панин часто ездил в геологические экспедиции и всегда с радостью возвращался домой, где его ждали любимая жена и восьмилетний сын. Но последняя его поездка была длительной и тяжелой. Может быть, поэтому Сергей и начал пить: слабовольный по природе, он действительно не годился для трудной профессии геолога. А начав пить, он уже не мог остановиться. Домой Сергей Панин вернулся алкоголиком. В экспедиции его больше не брали. С работы тоже пришлось уйти. Заработка жены едва хватало на то, чтобы прокормить троих, и о выпивке не приходилось и мечтать. Иногда Сергею давали взаймы, не очень надеясь на то, что он отдаст деньги. Старые приятели по экспедициям, случайно встретив Панина, угощали его где-нибудь в пивной, наскоро, стремясь поскорее от него отделаться. Своих денег Панин не имел. И тогда он начал воровать. Ни смелости, ни сноровки профессионального вора у него не было, и он отваживался на воровство только в своей собственной квартире. Очень часто приходя домой, жена недосчитывалась простыни, детского костюма, хрустальной вазы. Однажды она застала мальчика сидящим в темноте.
— Папа унес люстру, — плача сказал он ей.
Так судьба свела Сергея Панина с утильщиком Семеном Сергеевичем Веселовым. Веселов не знал, конечно, какими путями попадают к нему почти новые вещи, да и не очень этим интересовался.
— Я перетаскал к старику все, что мог, а потом больше нечего было нести.
— И где же вы потом брали деньги на водку?
— Сначала мне немного давал Карташев. Мы познакомились с ним в пивной.
— Чем же вы объясняете его доброту?
— Не знаю. Я над этим не задумывался.
— А часто вы с ним встречались?
— Несколько раз. Я рассказал ему о Веселове. Он сказал, что у утильщиков всегда много денег. Я запомнил его слова, но на грабеж никак не мог решиться. Однажды после долгого перерыва я встретил Карташева. Он спросил меня, не «поделился» ли утильщик со мной своими сбережениями. Я не пил уже целую неделю. Дольше терпеть не было сил, и я решился на ограбление Веселова. Вдвоем с Карташевым мы зашли к утильщику, и я пообещал старику принести ему завтра два мешка ценного утиля, а Карташев пошутил, что у Семена Сергеевича не хватит денег со мной расплатиться. Веселов засмеялся и сказал, что он возьмет на завтра побольше. Потом по совету Карташева я сказал Веселову, что утром мне никак не успеть, и тот предложил мне прийти в четыре часа, уже после окончания его работы.
Панин силился вспомнить во всех подробностях, что же произошло дальше, но это удавалось ему с трудом.
— На следующий день, выпив для храбрости на деньги, одолженные мне Карташевым, я пришел к Веселову. «А где же утиль?» — спросил меня Веселов. Я подождал, пока он повернется ко мне спиной, и ударил его молотком, который украл у соседа. Веселов упал. А я испугался и, ничего не взяв, убежал.
— А деньги?
— Я ничего не взял.
— А куда вы дели молоток?
Панин долго думал, прежде чем ответить.
— Кажется, я оставил его там же в комнате.
— Вы украли оба молотка у соседа?
Панин непонимающе смотрел на нас.
— Которым из молотков вы добили старика?
— У меня не было второго молотка.
Мы переглянулись с Крымовой.
— И что же было дальше?
— Я подошел к постовому и сказал ему, что убил человека.
— Почему же потом вы превратили все в шутку?
— По дороге в милицию я немного протрезвел и начал сомневаться, правильно ли я поступил. А потом вдруг увидел Карташева. Он был так спокоен, так уверен в себе, что это придало и мне смелости.
— А когда вы передали ему часы убитого Веселова?
— Я не передавал Карташеву никаких часов…
— В этом деле мне еще не все ясно, — сказал Кунгурцев, когда Панина увели.
Даже много лет работавшая с ним Крымова с удивлением посмотрела на него.
— Простите меня, Петр Иванович, — не удержался я. — Если уж это неясный случай, то какой же тогда ясный? Разрешите мне еще раз вкратце изложить дело, как я его вижу.
— Слушаю вас, — сказал Кунгурцев.
— Слабый, безвольный Панин, — начал я, — не может удовлетворить свою постоянную потребность в водке. Все, что можно украсть у жены, он продает утильщику. На большее он не отваживается до тех пор, пока не встречает опытного и хладнокровного преступника Карташева. Тот легко убеждает его, что деньги уже у него в кармане, и буквально вкладывает ему в руки молоток. Но, только будучи пьяным, Панин решается на дело, которое совершенно не соответствует его характеру. Ударив Веселова молотком, он забирает деньги и часы, но уже через полчаса, трясясь от страха, идет заявить на себя старшине Кадырову. По дороге он встречает Карташева. Психологически вид спокойного, уверенного в себе Карташева действует на него отрезвляюще. Он начинает думать, что поспешил с добровольным признанием, которое еще не поздно превратить в шутку, и блестяще использует эту возможность. Но уже через несколько дней все страхи возвращаются к нему. Часы не рискует продать. Кроме того, ведь надо же как-то отблагодарить Карташева. И он дарит их ему, заодно избавляясь от опасной улики. Единственное, что остается неясным, это судьба того предмета, которым был в действительности убит Веселов, но вы же видите, с каким трудом Панин вообще вспоминает последовательность событий. И про первый-то молоток он вспомнил с большим трудом.
— Что ж, вы, наверно, правы, — сказал Кунгурцев, когда я кончил. — И все-таки мне не все ясно. Почему, например, Панин, признаваясь во всем, утверждает, что он не передавал часы Карташеву?
— Он этого просто не помнит, — сказала Крымова.
— Вы все очень многое объясняете плохой памятью Панина, — усмехнулся Кунгурцев. Но что он хотел сказать этим, никто из нас так и не понял.
…На очной ставке Карташев безжалостно уличал Панина. Он расстреливал его с дальних и ближних позиций, он бил по нему в упор. Любой прокурор мог бы позавидовать в этот момент памяти и красноречию Карташева. Он напомнил Панину день за днем самые мельчайшие подробности их встреч и разговоров. Сначала Панин пытался вносить коррективы, спорил, потом лицо его стало дергаться как от зубной боли и наконец, очевидно придя к выводу, что лишняя подробность его уже не должна волновать, он совсем замолчал. Теперь ему было все равно. Он поднял голову лишь тогда, когда Карташев напомнил ему о передаче часов, но ничего не сказал, только как-то удивленно посмотрел на нас и опять согнулся.
К нашему всеобщему удивлению, Кунгурцев вдруг открыл ящик стола и достал оттуда сверток.