нимки — пергаментное лицо мамы, большие и потухшие глаза… Девушка взяла с собою всю эту память о семье, которая когда-то была у нее во Львове.
…Марина кое-как добралась до комнаты. Своей, за которую теперь неизвестно как расплачиваться. Добралась. И без сил ничком упала на продавленный диван.
«Что делать? Эти бандиты не отвяжутся. В милицию идти бесполезно — они вряд ли смогут защитить. Деньги взять негде. Катька со своим «папиком» отдыхает в Эмиратах. Да и зачем втягивать подругу в эту историю? Зачем ей лишняя головная боль? А встреча со Змеенышем назначена на завтра.
А если не идти на эту встречу и ждать? — Это не выход: все равно найдут, а то, еще хуже, позвонят в отделение и шепнут по-змеиному, мол, вы убийцу ищите, а она живет припеваючи в новой комнатке.
Почему Змееныш говорил про убийство? — Ах, да, отравила, мол. Сам, гад, напоил бомжа, а теперь на меня все свалить хочет. Но кто же поверит в такие сказки? — Никто не поверит. И никто в этом многомиллионном городе не сможет ей помочь. Никому она не нужна со своими проблемами. Но откуда же было ей знать, что все так обернется.
— Господи, что делать, — мучительно думала Марина, — кто сможет поверить мне, а не этому выкинутому из бомжатского пакета стаканчику с отпечатками пальцев»?
И чем дольше она задавала себе один и тот же вопрос, тем яснее понимала, что во всем Петербурге рассчитывать ей не на кого и надо немедленно бежать из города, в который она приехала несколько лет назад с такими надеждами…
Глава 3. Я встретил ва-ас…
…Хмурым июльским утром 1991 года Ил-62 зашел на посадку в Пулково. У Алексея начиналась новая жизнь…
Сначала он рассчитывал добраться до квартиры в старинном доме на улице Чайковского. Там можно было бросить опостылевший багаж, состоящий из спортивной сумки и «дипломата» (большего добра в военной прокуратуре нажить не удалось) и помыться. Затем Нертов собирался навестить родителей, живших в Ленинградской области — отец Алексея директорствовал на одном из заводов и потому перебрался из Питера поближе к своей фирме, построив среди сосен весьма приличный по тем временам дом.
Только надеждам молодого человека не суждено было сбыться. От багажа он, правда, избавился и даже доехал до нужного железнодорожного вокзала. Но задержался у ближайших ларьков, забитых всяким ярким барахлом. В это время на его глаза сзади легли две теплые ладони.
— Кто это? — Прошелестело над ухом.
— Ты, — Алексей не нашел более оригинального ответа и, отведя чужие ладони от своего лица, оглянулся. Перед ним стояла, улыбаясь, бывшая жена — Светлана, с которой он успел по дурости расписаться на одном из младших курсов и так же скоропостижно развестись на последнем. Впрочем, расстались они довольно мирно к общему удовольствию — у обоих в это время появились другие симпатии, слишком отягощавшие семейную жизнь.
Симпатии, понятное дело, как пришли, так и ушли еще до защиты дипломов. Но и Алексей, и Светлана отнеслись к этому философски, а накануне отъезда Нертова на службу бывшие супруги даже умудрились совместно помянуть ушедшую любовь в уютном кафе. Причем, «поминки» оказались столь бурными, что вновь испеченный лейтенант юстиции чуть не опоздал к месту службы — спасибо еще, что Светлана умудрилась-таки проснуться буквально за час до отхода поезда и растолкать спящего экс-мужа.
И вот теперь — снова встреча с бывшей однокурсницей и супругой.
— Ой, Лешенька, ты вернулся, — затараторила Светлана, будто только и делала прошедшие два года, как ждала его возвращения, — это дело, как говорится, надо обмыть.
Алексей попытался отнекиваться, но железная логика бывшей жены оказалась непробиваемой. Мол, родители все равно еще не знают о возвращении, а у нее, Светланы, появилась квартира. «Здесь, на Невском, недалеко. Милый, тебя никто не заставляет лезть ко мне в постель. К тому же я замужем. Мы можем распить бутылочку «Мартини», а я попутно расскажу, что у ребят делается. Ты не представляешь… Впрочем, как знаешь. Можешь ехать, куда заблагорассудится». И Светлана обиженно надула губки.
Конечно же, Нертов никуда не поехал, тем более, что ему и правда было интересно узнать, чем занимаются сейчас бывшие однокашники. Да и о возможных перспективах работы, глядишь, Светлана могла какую-нибудь идею подкинуть…
Новая квартира бывшей жены оказалась очень даже в «стиле».
— Ты что, Европейский банк обчистила? — Удивлялся Алексей, рассматривая «евростандарт» светских хором.
— Нет, просто я замужем за клерком из Фонда госсобственности, — усмехнулась хозяйка, — знаешь, я там работала юрисконсультом и вот…
Что такое «вот» Алексею выяснять не захотелось — это было сейчас неважно. Но Светлана, кажется, не заметила настроения бывшего супруга и поведала, что вышла замуж за некоего Владимира Ивановича Лишкова, начальника тендерного отдела Фонда госсобственности. У чиновника, как говорится, наступил переходный возраст, когда молодые уже не дают, а на старых еще не тянет. Тут-то Владимиру Ивановичу и подвернулась под руку Светлана. Она довольно быстро сообразила, что от воспылавшего страстью Лишкова проблем будет гораздо меньше, чем плюсов. Так и случилось. В результате молодожены оказались в квартире на Невском, полученной с помощью фирмы, кровно заинтересованной в услугах шефа тендерного отдела. Правда, тут вышла небольшая неувязка: история с квартирой попала в одну из газет, и скандал едва удалось замять. Впрочем и здесь Светлана выиграла, так как квартира была оформлена не на подмоченное имя Лишкова, а на ее собственное. Что же касается газетенки — ее редакторша не пропустила публикации продолжения истории, тоже переселившись на главный проспект города…
За милым щебетанием бывшей жены Алексей не заметил, как день перешел в вечер, вечер — в ночер, а уютное кресло оказалось замененным сначала джакузи («Нет, ты обязательно должен узнать, что это такое»!). В конечном итоге, когда Нертов утром продрал глаза, то запоздало сообразил: у неизвестного ему Лишкова, пребывающего нынче в московской командировке, выросли вполне развесистые рожки. За что боролся…
От Светланы Алексею все-таки удалось удрать только поклявшись, что после встречи с родителями он обязательно ей позвонит…
— Ну что, наследничек, — хохотнул Юрий Алексеевич Нертов, которому сын вкратце поведал историю про увольнение со службы, — надеюсь, больше тебя в прокуратуру не тянет? Как говорят мои немецкие партнеры, в каждом большом свинстве есть как минимум маленький кусочек вкусной ветчины. Все, что не делается — к лучшему…
Ближе к концу вечера отец вернулся к теме трудоустройства сына, заметив, что Алексею было бы неплохо устроиться на работу в какой-нибудь солидный банк.
— Знаешь, есть у меня один такой на примете. Руководит им мой добрый знакомый, а ему позарез нужен то ли в доску свой юрист, то ли начальник секъюрити, то ли и то и другое вместе.
Алексей попытался отнекиваться, дескать, знание рукопашного боя — не основная функция для охранника, а опыт в расследовании преступлений мало сгодится для банковского дела. Но отец настаивал и в конце концов Нертов-младший пообещал дать определенный ответ не позднее, чем через неделю…
Через некоторое время после приезда к берегам Невы Марина лишь улыбалась, вспоминая о своей наивной самонадеянности. А тогда, после разговора в приемной комиссии университета, она безутешно рыдала, сидя на спускающихся к самой воде гранитных ступенях набережной.
— Милая моя, — импозантная дама, руководившая приемом документов, всплеснула руками, — да зачем же вы вообще сюда приехали? Объявили о своем суверенитете — так и живите себе в «незалежности»! Неужели вам мало вузов во Львове, Харькове или в Киеве? А иностранцы у нас нынче учатся только за доллары.
— Но у меня же нет долларов, — обескураженно возразила Марина, — я могу с общим конкурсом поступать.
— Ничего вы не можете, — оборвала абитуриентку импозантная дама, — возвращайтесь-ка лучше домой, пока границы не закрыли.
«Но мне некуда возвращаться», — почти беззвучно пролепетала Марина под аккомпанемент «Все, с вами мы закончили. Следующий»!
У Марины на глаза навернулись слезы и дама, заметив их, несколько смягчилась, посоветовав устроиться куда-нибудь работать, чтобы получить временную прописку. «Если удастся — можете попробовать поступить на вечернее или заочное отделение».
Выплакавшись на набережной, Марина воспользовалась советом дамы из приемной комиссии, через пару дней вышла на работу в одну из городских больниц и поселилась в общаге неподалеку от площади Льва Толстого. В больнице она и познакомилась с Катей.
Новоявленной санитарке удалось поступить на вечернее отделение филфака — филологического факультета и жизнь пошла своим чередом: работа, лекции, подготовка к занятиям, опять работа. Во всей этой чехарде у Марины не оставалось ни времени, ни желания бегать по дискотекам наподобие подружки — Катьки или даже вообще строить какие-либо планы насчет семейной жизни. Манерные мальчики с филфака выискивали себе более перспективных подружек, чем вечно невыспавшаяся санитарка, а больные для Марины были существами какими-то бесполыми. Все тянулось своим чередом, пока не наступил октябрь с раскисшими черно-желтыми листьями на мокрых тротуарах и с вечно моросящим стылым дождем.
Как всегда не выспавшаяся после вечерних лекций Марина прибежала на работу и, едва запахнув халатик, заспешила в сторону реанимации, где девушку ждало мытье полов, невынесенные утки и недовольство дежурной сестры. Но, поднявшись на этаж, она налетела на какого-то представительного мужчину, выходившего из отделения. Наверное, это был новый больной, так как всех «стареньких» она помнила в лицо.
— Ой, только не по голове, — притворно ужаснулся мужчина, осторожно придержав опешившую Марину за плечи, — и, пожалуйста, не падайте в обморок. Это действительно я, а не видение.
Марина, не понимая, что означает это «действительно я», смотрела на незнакомца снизу вверх и лишь хлопала ресницами, а за широкой спиной мужчины она увидела заведующего отделением, который судорожно пытался сделать ей какие-то знаки руками.