Драгоценные камни захрустели под его ногами, когда он вышел с мелководья на берег. Он открыл рот, произнося страшные слова колдовского проклятия. Из его ощипанных клешнями губ потекла черная жидкость, и маленький краб шмыгнул изо рта, взбираясь в одну из ноздрей. Слова Сайласа звучали, словно шипение прибоя. Пока он произносил их, вокруг вспенилась вода и плескались выброшенные на берег рыбы. Тысячи и тысячи рыб. Бросаясь на берег в каком-то болезненном безумии, они переворачивались и шлепались у кромки моря. Вдоль всей береговой линии пляжи заполнились хлопающей плавниками и извивающейся друг на друге, умирающей рыбой, чей рот и жабры судорожно хватали воздух.
Плывущий в направлении материка серебристый туман, словно запятнанное зеркало, чернел вокруг Сайласа. Рыбаки и их сыновья шли по берегу к небольшому скоплению лодок, что стояли на берегу и были готовы к отплытию. Даже такие простые люди, как они, наслаждались красотой своих простых нарядов: куртками из акульей кожи, чешуйчатыми лодочными плащами. В их длинных волосах сверкали драгоценные камни. Они гордились своей работой, вставая ни свет, ни заря. Чинили сети, срезали ракушки с корпусов лодок и привозили только самое лучшее, что могло предложить им море.
Сайлас не позволил рыбакам заметить его. Они видели только то, что хотели: свои темные отражения в зеркальном тумане. Так продолжалось до тех пор, пока они не увидели того, что ждало их в утреннем прибое. Их улов, выброшенный из моря и лежащий мертвым вдоль всего берега. Это зрелище вызвало в простых людях неподдельный ужас и пляж огласился призывами к братьям, отцам и старикам из деревни. Вопросы остались без ответа – никто на Расколотых Островах ранее не видел подобного.
Еще несколько слов проклятия слетело с изувеченного болезнями рта, и между чешуей рыб, из их глаз и ртов начали сыпаться жирные личинки. Рыбаки отшатнулись в отвращении, увидев новую чуму, что поселил на острове Сайлас.
Вонзая посох в покрытый драгоценными камнями берег, окутанный серебристым туманом, колдун двинулся вверх по берегу. Когда взошло солнце, он увидел идущих по своим делам, островитян. Держа иголки из слоновой кости и нити в руках, старухи трудились над одеждой и парусиной. Жены готовили настоящие банкеты для своих трудолюбивых мужей. Возле лачуг играли дети, обращающиеся со своими сверстниками со всей возможной жестокостью и злобой. Заглядывая в открытые двери лачуг, Сайлас незаметно проходил через деревню. Внутри дома были украшены жемчугом, мертвыми кораллами и красивыми раковинами. Перед резной мебелью из китового уса полыхали костры, а из оперения разноцветных морских птиц были сделаны занавески и покрывала для столов и кроватей. Заполняя комнаты разноцветных светом, в оконных проемах лежали драгоценные камни.
Домики были маленькими, всего лишь прибрежными лачугами простых членов клана, но по сравнению с тем ужасом, что последние несколько лет Сайлас называл своим домом, они казались дворцами. В гроте было холодно и сыро. В компании с крабами и Хергустагром он обедал гниющими объедками островитян, слушая, как великий демон говорит о силе и язвительных добродетелях своего темного бога, рассуждая о мести Сайласа. Он учился ужасному искусству призыва и колдовства. Стал одним целым с тьмой из глубин…
– Мунго, – произнесла женщина, миловидная жена рыбака, несущая охапку плавников для костра. – Мальчик, куда ты так торопишься?
По дорожке между домами, бежал один сыновей рыбака, которых Сайлас видел на берегу – молодой парень с родинкой на подбородке. Он пробежал мимо невидимого в серебристом тумане, Сайласа. Силы колдуна создали вокруг него непроницаемую дымку, что скрывала его гротескную фигуру, но позволяла видеть в своих завихрениях и волнах окружающих его людей.
– Папа велел бежать в замок, – задыхаясь, крикнул мальчик матери. – Что-то случилось на пляже.
– Что же? – спросила его мать, но Мунго уже убежал. Постукивая посохом по дорожке, Сайлас последовал за мальчиком.
Перед его взором предстали башни замка Шелдрак. Это было грубо построенное укрепление: не один из тех прекрасных дворцов, присущих центральным королевствам Расколотых Островов, о которых он слышал. Остров Эрзац не нуждался ни в дворце, ни в цитадели. Пронизанный драгоценными камнями и построенный сотни лет назад из темного прибрежного камня, он едва ли мог так называться: его стены никогда не отражали вражеских атак, а на его грубо обтесанном мосту не было ни одного солдата. Однако, пока на него не обрушится весь гнев бурь и стеклянного моря, он будет стоять непреклонно.
Мальчик Мунго пересек мост и осторожно протиснулся в большие двери. Сайлас последовал за ним и зеркальный туман, окутавший его тело, начал заполнять, своей отражающей дымкой, комнаты и банкетный зал.
В большом зале, как и всегда, ярко горел огонь. Мунго подошел к фигуре, сидевшей перед огнем. Он хотел что-то сказать, но передумал и двинулся дальше. Сайлас приблизился к человеку, и существа на его больной плоти, прячась от жара огня, поползли в разные стороны. Около огня сидел Старый Лундал. Если не считать пристального взгляда, устремленного на яркое пламя, бывший вождь представлял собой жалкое зрелище – он был едва жив, от него остались одни кожа и кости. Исчезли его многочисленные безделушки старых богов, и словно как какое-то покаяние, вместо них старик носил тяжелую цепь с медальоном в виде молота Зигмара. Сайлас положил свои толстые бледные руки на плечи Лундала, наклонившись к уху старого вождя.
– Не беспокойся, отец, – прошептал колдун. – Это я ответил на твои незримые молитвы. Скоро все кончится.
– Но милорд, – взмолился Мунго, возвращаясь в банкетный зал. Сайлас обернулся. В комнату вошел его брат Хирн. Как всегда, высокий и крепкий, а его лицо напоминало дикую маску. За ним следовали те же слуги, что оттащили Сайласа в грот.
– Будь ты проклят, - бросил он одному из них, показывая швы на своем плаще из акульей кожи. – Не вздумай мне перечить. Посмотри на это. Посмотри на это! Ты никчемный портной. Ты думаешь, что это достойно клана Шелдрак, не так ли? Ты думаешь, что таким образом человек может служить своему Королю Богов? Мне следовало бы тебя выпороть, пес.
– Милорд, – более настойчиво обратился к нему Мунго. – Меня послал отец. Есть кое-что, что вы должны увидеть.
Хирн с сердитым лицом повернулся к мальчику. Он резко ударил Мунго тыльной стороной ладони, отчего тот, словно подкошенный, рухнул на пол. Он был слишком потрясен, чтобы даже всхлипнуть и отползти по полированному полу от Хирна.
– Ты, наглый щенок, – сердито сказал Хирн. – Как ты смеешь мне мешать? – он перевел взгляд с мальчика на слуг. Прежде чем схватить хлыст из китового уса, висевший на стуле, разозлившись, он сорвал с плеч плащ и швырнул его в одного из слуг. – Это не достойно моих плеч. Вы хотите оскорбить меня своей работой, верно? Черт бы побрал ваши шкуры, вы не посмеете сделать это снова. Я сниму кожу с ваших спин, – прорычал он, попятившимся слугам.
Сайлас последовал за Мунго, который карабкался вверх по лестницу, и туман оставался с ним на одном уровне. С трудом поднимаясь по каменным ступеням, он вспомнил, как ломались его кости, пока он с них падал. Сайлас нагнал мальчика возле покоев вождя. Когда-то эти комнаты принадлежали его матери и отцу. Теперь же, они приютили Родрика, его детей и ту островитянку, на которой он женился.
Скрытый отражающим туманом, Сайлас стоял на пороге и наблюдал за, копошащимися на лестничной площадке, толпами детей. Они были худы и тонкоруки, но в их глазах светился голод. Голод не к еде, а к вниманию. Они росли в атмосфере соперничества – отцовская любовь была главным призом. Подобно стае хищников, они стремились отсеять самых слабых, улучшая тем самым свои шансы. Все они были незаконнорожденными – их матери были дочерьми рыбаков и островитян. Родрик искал совершенство в своих детях, надеясь, что каждый из последующих будет более достоин своей родословной и Бога-Короля. Однако они выживали.
Они были наследниками Родрика.
Глаза девочек и мальчиков злобно сверкнули, когда Мунго начал пробираться сквозь их ряды. Они приблизились к юноше, который все еще держался за покрасневшую от удара Хирна щеку. Мунго остановился, его глаза были полны слез. В толпе детей он чувствовал себя не уверенно, а они просто смотрели на него, как на кусок мяса.
Внезапно одна из дверей открылась. Сайлас услышал, как изнутри раздался женский плач, но не мог определить его причины. Вождь вышел на лестничную площадку: Родрик был обнажен до пояса, его нижнюю часть тела, покрывал экстравагантно длинный плащ, чей подол волочился по полированному полу. Обнажив безупречные зубы, его лицо застыло в жестокой ухмылке. Взгляд был словно остекленевшим, отсутствующим, как будто он заново переживал те ужасные вещи, что совершил.
– Отец, – закричали дети и, забыв о Мунго, набросились на вождя, требуя его безразличного к ним внимания.
Родрик, казалось, не замечал их, и, сбивая с ног самых маленьких, просто шагал через толпу. Дети вцепились в его мускулистый торс и тянули за плащ.
– Мой лорд… – неуверенно проговорил Мунго. Сайлас наблюдал за ними из серебряного тумана, что пробирался вверх по замку. Родрик потянулся к ручке двери, что была дальше по лестнице, но услышав голос мальчика, он остановился. Это не был голос его собственных детей, словно птенцов, каркающих вокруг и требующих внимания. Он посмотрел прямо сквозь мальчика.
– Меня послал мой отец, господин вождь, – проговорил Мунго. – На пляже, милорд. Есть события, что требуют…
– …моего внимания, – продолжил за него Родрик шелковистым шепотом. Словно уловив в этих словах что-то смешное, он улыбнулся.
– Может быть вы спуститесь и все увидите сами, господин вождь? – робко предложил Мунго.
Ответом ему была безумная улыбка, что стала еще шире. Словно забыв о словах мальчика и о самом себе, вождь повернул ручку и открыл дверь. Сайлас услышал, как изнутри раздались рыдания женщин. Как только Родрик исчез в дверях, дети снова обратили свое внимание на Мунго, но тот уже исчез, превратившись в силуэт мальчика в серебристом тумане.