Смена позы наливающего напитки мужчины отчетливо свидетельствовала о том, что мое падение не осталось незамеченным ни для Кроули, ни для начальства из Стилпорта. Они обеспокоены и хотят отстранить меня от дел, но это займет время – город должен привыкнуть к новому поэту, чтобы переход не был таким болезненным.
– Похоже на название сборника. Но в Ааре совершенно точно нет книг с таким названием, – проговорил Кроули. – Где ты его слышал?
Я промолчал, как будто предмет разговора не имел значения. В фигуре Кроули что-то изменилось, хотя я сначала не понял, что именно. Исчезла расслабленность, смешанная со скукой, и на смену ей пришла уверенность. Кроули уже знал, что собирается сделать, у него появился план.
– Тебе пора идти, Тео, – сказал офицер. – Соверши обход, укрепи сеть и не забивай голову глупостями.
Он будто хотел меня прогнать, чтобы я ушел из людных мест в отдаленные точки Ааре. Прикуривая сигарету, я завис над пламенем на несколько секунд. Ну конечно! Автор списка хотела собрать все оставшиеся тома «Лезвий листьев», чтобы их сжечь. Они казнили Сильвана Хо и уничтожили его поэзию, потому что та растревоживала город, так что я не был первым.
Покинув бар, я полностью уверился в том, что Кроули собирается меня убить. Сложно вычленить, что именно вселило такую непоколебимую уверенность. Может, мокрые листья, прилипавшие к ботинкам, или неоновые вывески бургерных, на которых ломались буквы. Старуха на улице строго прищурилась, будто хотела ударить палкой. Мальчик скривил лицо и заплакал.
Быстро завернув в переулок, я так хотел избавиться от преследователя, что написал новую версию этой части поэмы. Улица превратилась в тупик, потом послышался визг тормозов, ругань водителя, ожидавшего увидеть привычный поворот. Ааре можно было перестраивать, а не только поддерживать в нужном жителям состоянии. Я мог писать его по своему вкусу, избавившись от чужих приказов, от мелочных ожиданий и рутины. Пусть небо станет фиолетовым, а вода – ярко-красной, пусть дороги совьются в лестницы, поднимающиеся прямо вверх, асфальт слезет с тротуаров, словно надоевшая шкура, и под ним окажутся цветы…
Меня охватил жар. Очертания близлежащих домов подернулись дымкой, перестав быть такими реалистичными. Я пал. Впустил в Ааре демонов.
– Его надо задержать, пока не стало слишком поздно! Пока мы не превратились в чудовищ! – Голос Кроули за стеной вернул мне самообладание.
Как им удалось научить нас писать по шаблону? Почему мы согласились заменить лаву сладкой ватой? Разве не за это хвалили меня учителя в Стилпорте – за опасные метафоры, за клинки сравнений, за стремление к невозможному? За все то, что запрещено в клетке из жестких структур священных поэм.
Я бунтовал, глядя на нарисованный мной тупик, мгновенно воплотившийся в жизнь. Ааре хотел освободиться, и я тоже хотел. Я собирался изгнать всех жителей и остаться один, потому что живому городу не нужны набитые людьми дома. Ааре нужен только я.
Города влюблялись в поэтов, а те тащили за собой всех, кого могли найти, словно паразитов. Мне надоело служить надзирателем, я хотел стать учеником. Люди просто просочатся сквозь материю Ааре, останутся в пустом поле, совершенно изумленные, когда мы отправимся дрейфовать вдоль границы искажения.
Ааре начал двигаться, сминая старые улицы и выстраиваясь по новому образцу. Постоянство, устойчивость, неизменность приносились в жертву вечному движению. Жители растворились, а их место заняли существа, которых я не знал и даже не мог вообразить. Они трансформировались, как и все окружающее, и я обрадовался, что не придется их воображать одинаковыми, изменяющимися лишь по линии времени. Быть тюремщиком – постылая наука, так что пусть город сам научит меня тому, чего я не знаю.
Но теперь, когда все разрешилось, осталось последнее важное дело. Я сел на скамью, бесконечно падающую в недра живого города, и достал из кармана томик «Лезвий листьев» Сильвана Хо.
Как я и подозревал, это была непревзойденная поэзия.
Октябрь, 2017
ПЛАЧУЩИЙ РИДЛИ
– Мы не можем удовлетворить ваши требования.
Наверное, почуяли во мне журналистку – соединение спонтанности, уверенности и развязности, которое постепенно становится козырной картой. Сейчас каждая корпорация боится хотя бы на йоту проиграть конкурентам, в техническом отношении им противопоставить друг другу практически нечего. Осталась одна репутация, которой я недвусмысленно угрожала, так что мои собеседники начали застывать от нехороших предчувствий.
Если на начальном этапе переговоров менеджеры олицетворяли туманность и обтекаемость, то к концу я даже не хотела протягивать им руку для прощания, чтобы не ощутить эту одеревенелость.
– Я могу подписать любые бумаги, которые вы пожелаете. Можете выделить меня в спецгруппу добровольцев из одного человека, на котором будет проводиться опыт, если простого желания покупателя вам недостаточно.
Я выглядела недовольной, мой голос выражал недовольство, и да – я была недовольна. После множества смен ролей, игр в хорошего и плохого полицейского объединение трех разных линий в одну было непривычным.
– Мы могли бы убрать синтетический слой…
– Содрать кожу, – уточнила я.
– Некоторым клиентам не нравится, что роботы похожи на людей внешне, так что это требование вполне законно. Но вторая часть вашей просьбы ведет к нарушению правил безопасности компании. Мы слишком заботимся о клиентах, чтобы согласиться на подобное.
– Иными словами, вы мне отказываете.
Я постаралась, чтобы фраза прозвучала как можно более резко и некрасиво. Менеджер оставил мое заявление без внимания.
– Конечно, нет. Просто мы не можем выполнить часть пожеланий, – дипломатично скинул с себя ответственность собеседник. – К тому же нам известно…
– Вы изучили мое досье.
– …что вы известный фрилансер, чьи статьи неоднократно были направлены на освещение работы различных айти-компаний. Поэтому ваша просьба выглядит немного… подозрительно.
– Вы боитесь, что я могу написать разоблачающий материал, выставляющий вас чудовищами?
Я встала, всем своим видом показывая, что именно это я и собираюсь сделать.
– Пожалуйста, не горячитесь. Вы просто не понимаете… Ведь вы можете забыть о тех сюрпризах, что вложили в робота, а программа сохранения будет отключена…
– Все, что можете вы, я уже слышала. А я могу обратиться к вашим конкурентам и выставить вашу контору гребаным Диснейлендом, где боятся модифицировать роботов по вкусу клиента. Отсутствие гибкости – это большой минус на сегодняшнем рынке.
Фраза про «отсутствие гибкости» воздействует на менеджеров магическим образом. Далее последовал разговор с топ-менеджером, с руководителем отдела разработок, затем – анализы, бумаги, переводы, оплата, ящик с логотипом RA, в котором легко поместился бы человек. Это столь же неинтересно читать, сколь описывать.
Факт в том, что теперь я жила в доме Плачущего Ридли.
Когда я была маленькой, то выдумывала личностей, которых не существует. Как только создаешь кого-то в голове, он тут же появляется на пленке параллельного бытия, – в это я твердо верила. Из-за того, что я выдумывала чудовищ, наверняка кто-то страдал; иногда, впрочем, мне приходили на ум вещи, которыми не грех и похвастаться.
Ридли я придумала, когда вспоминала сон. Уверена, что вещи, которые не сможешь сделать в жизни, не сделаешь и во сне, а трусливые выходки внутри снов означают, что в тебе завелись черви. В виде́нии на меня нападала банда дворовых подростков – агрессивных, грязных, на их лбах было написано «секс». Я ударила одного, но потом испугалась и фальшиво заплакала, чтобы отступить. Прокручивая момент, я пыталась понять, почему на них не набросилась. В фокусе воображаемой камеры текли слезы, отчетливо были видны падающие на лицо волосы, чтобы хулиганы не заметили подлого блеска глаз. Вот тогда мне и пришел в голову герой, визитной карточкой которого было притворство.
Его звали Плачущий Ридли. Он вызывал противников на бой, но не дрался, а плакал и молил о пощаде, как последняя тряпка. Стоило хоть на йоту поверить, как он нападал без предупреждения. Он не был слабаком, но что-то заставляло его паясничать, добровольно унижаться, переступая предел. Возможно, ему не нравилась прямолинейность. Изворотливый и черный до мозга костей сукин сын.
– Вставай.
– Есть, сэр. – Я неторопливо поднялась с софы.
– Есть, Плачущий Ридли, – поправил меня робот и уставился круглыми яблоками зрительных сенсоров.
Он выглядел нечеловечески. Детали блестели, свет оставлял на железе и пластмассе полумесяцы отблесков. Ридли не мог вписаться ни в один интерьер, его невозможно было не заметить.
Люди не имели возможности со мной справиться, и то, что я не лучшего мнения о большинстве из них, тем более не способствовало подчинению. В школе я сломала руку парню, который хотел запихнуть меня в гардероб; чуть позже разбила Лилли голову о стену, рассердившись на существующую в классе иерархию. На меня не действовали ни запугивания, ни посулы, а это не помогает в карьере. Драться, противоречить, как будто я родилась для мятежа, – вот что давалось лучше всего. Нет, я не была преступницей, хотя сейчас это модно. Просто периодические проблемы с самоконтролем. Сломанный предохранитель. Импульсивность, приступы ярости – в каком-то объеме это бывает с каждым.
– Есть, Плачущий Ридли, – согласилась я. – Каков дальнейший план?
– Умывание. Холодный душ. Комплекс упражнений. Пробежка. Душ. Завтрак.
– Я поняла, Плачущий Ридли. – Я отправилась в ванную.
Робот не имел никакого отношения к придуманному герою, но надо же было его как-то назвать.
На него возлагалась обязанность помочь мне воплотить в жизнь заповедь: «Дисциплина духа начинается с дисциплины тела». Я не умела справиться с собой самостоятельно, а он в этом поможет. Попробовав схалявить и включить теплую воду, я осознала, что Плачущий Ридли перепрограммировал душ так, что все мои попытки оказались тщетны. Зажмурившись, я встала под холодные струи…