— Так, может, это у него единственный комплект одежды без дыр, — захихикал вышеупомянутый черт, — в остальном со стыда сгореть можно.
Зато вентиляция хотя бы была на должном уровне. А сгореть можно и так, особенно если регулярно иметь дело со всякими властителями преисподней.
Сейчас, однако, иметь дело пришлось с представителями власти мирской, а не потусторонней. И манеры у них оказались сомнительные. Не то чтобы я рассчитывал, что эти бравые ребята предложат мне выпить свежемолотого кофе с шоколадными рогаликами, но так обходиться с представителем известного рода?..
— К стене, твою мать, кому сказано! — рявкнули сзади.
— Да куда уж ближе, — выдавил я, — еще немного, и я врастать в нее начну.
Тут же что-то твердое врезалось чуть ниже лопаток. Врезалось сильно и резко. Я выдохнул и дернулся. Пробороздил щекой стену. Ее тут же засаднило — наверняка содрал. Еще один маленький штришок к портрету «честная бедность».
— А ты у нас острослов, да? — поинтересовался тот же грубый, рычащий голос. — Ну-ну, болтай себе пока.
— В закутке с недельку посидит — и совсем иначе запоет, — заявил его товарищ. Он забавно растягивал букву «о». Так у нас на севере некоторые народности разговаривают, про это даже шутки в народе ходят. Но сами северяне на них не обижаются, незлобивый они народ, неконфликтный.
Упоминание некого «закутка» явно пришлось служителям закона по нраву. По крайней мере, тот, что за моей спиной торчал, довольно загоготал прямо мне в ухо. Я поморщился от отвращения — то ли про чистку зубов он никогда в жизни не слышал, то ли предпочитал утреннюю яичницу запивать кружкой кошачьей ссанины. Скользкий горячий комок подкатил к горлу, и я зажмурился, превозмогая рвотные позывы.
Хотя переживал зря — все равно блевать этому телу нечем. Марк-Андрей давно не баловал себя такой роскошью как полноценный прием пищи.
Послышались приглушенные стоны — кажется, мои незадачливые обидчики потихоньку приходили в себя. Особенно раздражал заика. Ныл и ныл на одной ноте, как лесной комар, вьющийся около уха. И достал он, похоже, не меня одного.
— Да захлопнись ты, — прикрикнул на него третий голос, — подумаешь, мясцо проткнули слегка, а воет так, будто кишки наземь выпустили. Вот молодежь хлипкая пошла, конечно… Как низко пало урсийское дворянство!
После этой пламенной речи раздался шлепок. Заика последний раз охнул и затих.
— Тык ежели кишки выпустить, Акимыч, человек, напротив, быстро становится тихий, спокойный, — заржал державший меня мужик, — к препирательству и опрометчивым действиям не склонный.
— Тоже верно, — отозвался невидимый Акимыч и тут же раздраженно добавил, — ну что, соколики, в управление поедем или прямо здесь показания снимать будем?
«Соколики», однако, на беседу оказались не настроены — одного не беспокоило ничего в мире, кроме собственных яиц, другой вообще утратил способность издавать звуки, а заика продолжал жалеть раненое плечо.
Я почувствовал, как губы поневоле расходятся в ухмылке. Хорошо все-таки поработал, не сплоховал. Умеешь еще, Каммерер, могешь.
Руки выкручивали умело, но без лишнего трепета к задерживаемым. Видать, манеры у служивых везде одинаковые, как на подбор. Ментальность, что ли, такая у них? Схватили за запястья, рванули так, что чуть из хлипких суставов не вывернули, после чего на них (запястьях) сомкнулось холодное железо, и веселья у меня сразу поубавилось. Настроены эти мужики оказались серьезно, и простым выговором я тут явно не отделаюсь.
— Ну как ощущения? — поинтересовался бесенок, выглядывая из кармана, — уже скучаешь по былым временам, м? Когда законники под козырек честь отдавали.
Я сконцентрировался. Это оказалось делом непростым, от голода доходягу мотало и мысли путались, но все же телепатический сигнал прошел. Пусть так — если эти бравые жандармы поймут, что я с воздухом разговариваю, то упрячут, чего доброго, в богадельню. А оттуда знакомиться с миром будет гораздо сложнее. И самому черту лучше не высовываться, а то бог весть за кого примут. Еще на костер отправят.
— Есть такое, — ответил я. — Не высовывайся лишний раз. Если тебя увидят — снова домой поедешь. И я к тебе в гости. А в идеале наколдуй себе невидимость и неслышимость для окружающих.
Бес тут же слился с пространством. Видно, было только когда он шевелился, переливаясь неоднородностью воздуха под определенным углом. Напоминало это одного монстра из фильма… уже не вспомню. В общем, пришелец там был, гонял по лесу людей и имел костюм, которой ему эту саму маскировку давал. Сливался с окружением. Но не полностью, а тоже вот так «дребезжал» в воздухе контурами.
— Может, взятку им толкнем? — предложил мой спутник, — у этого в карманах настоящие залежи. Сам посмотри, чего тут только нет! Тряпица, камушек, обрывок листа из какой-то книги, корка от пирога и целых две монеты! Предложи, вдруг кто и соблазнится!
С довольным ехидным хихиканьем он замолк и исчез в кармане. Я вздохнул. Вот навязался-то на мою голову, мелкий пакостный говнюк. Внимательнее контракт надо было читать в первый раз, когда мне его на сдачу всунули, как «очень полезный довесок, который по вкусу может определять содержимое крови, болезни, чувствовать приближение сторонних лиц и их намерения и еще многое другое, только спроси».
— Ты давай не бурчи там, — ожил голос за спиной, — мы с тобой, паря, беседовать будем. Предметно.
С этими словами он грубо меня развернул. Тут-то я наконец и разглядел нового знакомого. Передо мной стоял грузный мужик лет сорока пяти с плоским рябым лицом. Глаза большие, чуть навыкате, из-за чего казалось, что он чему-то очень удивлен, но взгляд суровый, жесткий. Как и подобает законнику. Мужик поскреб толстую шею в пятнах, вздохнул и произнес:
— Документы есть при себе?
Я не ответил. Не потому что хотелось его позлить, а потому что понятия не имел, имеется ли у Маркуши-Андрюши хоть что-то, кроме часов.
— Пашпорт в левом кармане, — пропищали мне в ухо, — можешь не благодарить.
Да я и не собирался. Это ж твое предназначение, как-никак.
— Есть, да только сам я их не достану, — хмыкнул я, — в левый карман загляни.
Здоровяк нахмурился и запустил пятерню мне в карман. Рылся он там долго, вытряхивая содержимое прямо на землю. Корка от пирога не пригодилась, зато две монетки прикарманил и даже не моргнул. Я даже не удивился — эта порода везде одинаковая, кажется. Да, у нас за такие проступки рубили руки, а то и головы. Но только в том случае, если ты не поделился наваром с тем, с кем следует делиться.
Остается надеяться, что мне ничего не срубят за то, что я этих молодчиков разметал.
Наконец мужик обнаружил пашпорт — маленькую книжицу с ярким фиолетовым значком на корочке. Распахнул ее и придирчиво изучил.
— Что ж вы, батюшка Митасов, по неблагополучным районам в одиночку шляетесь?
— Живется скучно, наверное, — с презрением отозвался его напарник, длинный и чернявый парень с горбатым носом. Он был лет на десять, а то пятнадцать моложе здоровяка, но казался гораздо старше. Должно быть из-за чрезмерной худобы. Он даже сушеному кузнечику в весе уступал.
Да эту парочку можно снаряжать в шутовской дуэт и возить по ярмарках, честное слово, на каждом представлении будут аншлаги. Я с трудом подавил улыбку и кашлянул. Тощий поджал губы.
— Ну так что, Сомов, этот правда из дворян, что ли?
— Ага. Обедневших, — подтвердил здоровяк и перелистнул последнюю страничку, — вот что, господин Митасов. Мы сейчас с вами до управления проедемся.
Я пристально уставился на него. Да, примерно этого и ожидал, конечно. Но выказывать согласие и покорность явно не стоит. Они тут не в чести.
— Эта троица, сударь, — процедил я ему в лицо, — вероломно на меня напала, пока я просто шел по своим делам, которые никак не касались никого из них. Я был в своем праве защищаться и сделал это так, как посчитал нужным.
— Так-то оно так. А до членовредительства доводить все равно не надо. К тому же эти, — он презрительно хмыкнул, — тоже дворяне. Так что извольте, ваше высокородие, не рыпаться. Мне бы очень не хотелось портить вам день еще сильнее.
Я на пару шагов отступил от холодной стены и вытянул перед собой руки, скованные тяжелыми браслетами. Сомов неотрывно следил за мной, как, впрочем, и все остальные. Интерес к пострадавшим они быстро утратили. На мгновение даже закралась мысль; а вдруг они знают, КТО Я? Вдруг чувствуют каким-то непостижимым образом? Ведь при должной сноровке чужеземца распознать не просто, а очень просто, для этого даже магией владеть необязательно.
— Опять тебя от паранойи колбасит, — с досадой протянул бесенок, — с такими вещами бороться надо, а не взращивать их в себе. Свихнешься же.
А ты попробуй доберись до моего статуса, сохранив при этом веру в людскую доброту и человечность. Проще будет Предвечную Тварь через игольное ушко пропустить.
Еще раз глянув на Сомова, я молча кивнул.
— Вот и славненько, — повеселел здоровяк, — тогда пройдемте с нами.
Отправились мы не сразу — Сомов решил перестраховаться и вызвал на место еще пару человек в подмогу. Они как раз и занялись ребятами, которых я отделал. Как только эти дела были улажены, наша компания погрузилась в бричку и направилась в неведомое управление. Веселый Акимыч, попыхивая трубкой, сидел на козлах и правил, а Сомов с напарником сидели по бокам от меня.
Стерегли, конечно же. Тощий еще поминутно косился исподлобья — не выкину ли какой-нибудь фокус?
Жаль, он не попался мне, когда я во всеоружии, с гримуаром, да еще отдохнувший… Тогда жизнь обязательно разделилась бы на «до» и «после». Хотя нет, у многих из тех, кто меня в подобном состоянии застал, вообще никакого «после» не бывало.
Или было, но очень короткое и незавидное.
Незавидной меж тем оказалась участь, которую мне заготовил здоровяк Сомов. Бричка остановилась возле приземистого здания из серого камня высотой в три этажа. Оно мрачно глядело на мир зарешеченными окнами.