Недоумение светлеца было выражено недовольным потрескиванием.
— Понимаю, понимаю: задаю вопросы, на которые ты не можешь ответить, — жестом приглашая фамильяра в ранец, продолжила монолог, обращенный к фонарику:
— Слушай, а давай так: вот эта рука, — помахала правой, — ответ «да». Эта, — показала Рыжику левую руку, — ответ «нет». Понял?
Огненный шарик прижался к правой руке.
— Филенька, смотри, какой толковый у нас попутчик! — обрадовалась я. И вновь вернулась к разговору с Рыжиком: — Ты знаешь, куда нам идти?
Светлец по-прежнему висел справа.
— Как узнал?
Возмущенный треск. Он прав. На этот вопрос «да» или «нет» не ответишь. Ну да и ладно. Придумаю, что спросить, озвучу. Всё равно с лестницы никуда не свернёшь.
— Пошли! — с лёгкостью надела рюкзак и сделала первый шаг. То ли лестница изменилась, то ли я, но шагать стало легче.
«Ты меня Ханумой обозвала. Это кто?» — ментально спросил кот.
«Это название спектакля о свахе по имени Ханума. По телевидению я его много раз смотрела. И в аудиозаписи слушала».
«Расскажи, — заканючил Филипп. — А то мне здесь скучно сидеть».
Мысленно пересказывая весёлую пьесу, я бодро топала, глядя под ноги и не особо задаваясь вопросом об окончании пути. Наш путеводный светлец сначала летел впереди, но скоро дождался нас и планировал рядом с головой, словно прислушиваясь к трансляции. Меня это позабавило, и я спросила:
— Рыжик, ты и ментальное общение слышишь?
Яркий шар скользнул к правой руке.
— Отвечать так можешь?
Фонарик нерешительно покрутился вокруг меня и печально прижался к левой руке.
— Жаль…
«Только я глаза закрою — предо мною ты встаешь! Только я глаза открою — над ресницами плывешь!» — закончила я пересказ спектакля.
«А дальше?»
«Увы, дальше стихи не помню, а пьеса этим заканчивается. Да и мы, кажется, пришли».
Площадку, на которой завершился длительный подъём, с трёх сторон окружали серые стены, похожие на бетонные. Только середину центральной разделяла чёрная плита барельефа с интересным геометрическим узором, привлёкшим моё внимание. Сердцевиной композиции был шар. К нему с четырёх сторон углами примыкали возвышающиеся над поверхностью квадраты, между которыми в канавке, выступающей за границу прямоугольников, равномерно расположились шесть небольших шаров. Несмотря на то, что все фигуры были сделаны из одного материала, а может быть, и из цельного куска, обработаны они были по-разному. Часть квадратов, расположенная ближе к шару, была отполирована до зеркального блеска и под лучами Рыжика горела огнем. Кромка на фоне такого блеска казалась матовым бархатом. По непонятной мне логике были отполированы отрезки бортиков углублений для меньших сфер и сами шарики тоже.
В целом композиция напоминала форму роскошных орденов времён Екатерины Великой, украшенных драгоценными каменьями. Сняв ранец и отставив его в сторонку, я с восторгом рассматривала плиту с разных сторон.
— Как жаль, что нет фотоаппарата или телефона! — высказала вслух свое сожаление. — Это необходимо запечатлеть!
— Ты же рисуешь, — напомнил мне кот, примостившийся на своём походном жилище, с ехидцей в голосе.
Чмокнув Филиппа в нос, принялась выуживать из Трофимовой сумы блокнот для зарисовок и карандаш.
— Не делай так больше! — фыркая и тряся головой, возмущался фамильяр, не терпящий лишних прикосновений.
Но я уже не слушала его, а быстрыми штрихами копировала узор, отмечая углы, размещение элементов, растушёвывая тени. Незащищённые пальцы мёрзли, и, когда становилось невмоготу, я дышала на них, согревая дыханием, чтобы продолжить работу.
— Кажется, так… Но чего-то не хватает, — задумчиво сравнивала рисунок в своём блокноте с изображением на стене. — Рыженька, посвети на барельеф. Гляну, не упустила ли чего.
Светлец, висевший у меня за спиной, метнулся к узору и слегка увеличился в размерах, чтобы ярче осветить панно.
— Вот это да! Филька, смотри! Это же те провода, что перепутаны внизу.
Только сейчас, при более ярком освещении, я заметила, что между каждой фигурой и вокруг всей картины изображены аккуратно проложенные, идеально параллельные линии разной ширины. Они гармонизировали композицию и структурировали все элементы, символизируя связь между ними.
— Всё? А то я замёрз как собака и хочу… — кот осмотрелся и направился было в угол, где тень была гуще.
— Стой! Нельзя здесь гадить, — озвучила неожиданную догадку.
— Почему? — отозвался недовольный Филипп, но остановился.
— Не знаю. Но чувствую, что нельзя.
— Тогда пошли отсюда побыстрее.
— Пошли. Знать бы ещё куда…
Рыжик, ярким фонариком освещавший заинтересовавший меня узор, спланировал к границе между правой серой стеной и чёрной плитой. Там остановился, мигая, словно желая привлечь моё внимание.
— Что здесь, малыш? — подошла я поближе.
Пластина из того же материала, что и плита, размером в две мои ладони, манила нажать её, чтобы удовлетворить любопытство. Но, имея опыт в обращении с магическими гаджетами, решила не торопиться. Вернулась к рюкзаку, засунула в боковой карман альбом с рисунком и карандаш, набросила на одно плечо. Взяла кота на руки: «Ты моя шерстястая любимая скотинка!», вернулась к светлецу: «Будь рядом!» — и только после этого нажала пластину, готовая к любому развитию дальнейших событий.
Глава 3
Плита исчезла. Она не открылась дверью, не задвинулась в стену, не стала прозрачной, а просто исчезла. Не раздумывая, несколькими торопливыми шагами я прошла через открывшийся проём. Оглянулась. Никаких проходов, барельефов и узоров. Обычная светло-серая цельная стена. Даже потрогала чуть шершавую холодную поверхность. Глухо, назад пути нет.
Вдох-выдох, собралась с духом и повернулась. Отчего-то изумила высота потолка. Метров пять или шесть. Освещение настолько яркое, что Рыжик казался бледной тенью, а у меня после подвального мрака слезились глаза. Несколько столов разного предназначения. Одни завалены свитками и книгами, другие заставлены лабораторным оборудованием: пробирками, ретортами, колбами разной величины и степени загрязнения, штативами, горелками и чем-то совершенно непонятным. А ещё зеркала. Множество зеркал разного размера, формы и качества. Зеркала-трюмо в богатых резных рамах от пола до… Нет, до потолка они не доставали, но были значительно выше меня. Зеркала на разнообразных подставках стояли на столах, креслах и даже на полу. Еще были ручные с длинными витыми ручками и простые в скромных оправах. Яркие, чистые, прекрасного качества, и мутные, потемневшие от пятен облупившейся амальгамы. Свет невидимых светильников, отражаясь, многократно усиливался, слепил и при малейшем моём движении разбивался на десятки световых зайчиков, которые хаотично скакали по всему пространству комнаты. Всё, что было в помещении, тоже отражалась, но как-то странно, с изменениями. Это было похоже на игру «Найди отличия». Свиток, плотно скрученный на реальном столе, в зазеркалье свисал почти до пола, удерживаемый стопкой книг, которых в комнате не было. Так же в отражённой комнате под ретортой горел огонь, а в сосуде бурлила ярко-зелёная жидкость, когда в реальности не было ни пламени, ни кипения. В отраженном кресле был брошен тёмно-серый, прожжённый в нескольких местах плащ, складками формирующий иллюзию сидящего тела, чего в действительности не было. Отпустив Филиппа с рук, я уселась в это кресло, вытянув уставшие ноги, и продолжила искать отличия.
«Ишь, расселась! Это моё любимое кресло, — ворчливо проскрипел в моём сознании чей-то голос. — Чего притащилась, если не звали? Иди откуда пришла!»
— Не могу, — ответила я вслух, наблюдая, как кот запрыгнул в довольно большой ящик, наполненный песком, торопливо откопал ямку и присел, счастливо зажмурив глаза. — Зачем здесь песок?
«Возгорания тушить. Песок гасит почти всё, в отличие от воды, — ответил все тот же ментальный голос поучающим тоном, но спохватился и снова принялся ругаться: — Вы чего тут обосновались? Зверь гадит в песок, ты расселась как хозяйка! Убирайтесь, я сказал!»
— Не могу! — упрямо повторила я. — Назад путь закрыт, а куда идти дальше, пока не знаю. Вот отдохнем, поедим и уйдем. Ты не переживай, мы плохого не сделаем и за собой уберём.
Хозяина голоса я не боялась. Мог бы — так сразу прибил или выбросил нас из своих владений, а ворчание его меня не беспокоит. В запале, может быть, что-то полезное скажет.
В комнате было прохладно, но не так, как внизу, поэтому подогрев на куртке убавила, уменьшила длину подола и рукавов и принялась осматриваться с целью приготовить нам с котом поесть.
— Скажи, хозяин сердитый, могу я вон на том столе расположиться?
«Нет! Нельзя! Уходи! — включил «приветственную речь» собеседник, но любопытство пересилило: — Что делать будешь?»
— Да вот, надо бы похлебки сварить. В походе без горячего плохо. Могу и тебя угостить. Хочешь? — расчищая стол от лишнего, отвечала на вопросы.
«Не желаю! Уходите… А что такое похлёбка?»
— Сейчас приготовлю, узнаешь.
Из сумы достала узелок, в который заранее сложила набор для супа: репа, морковка, лук, кусочек сала, горсть пшена, и направилась к дальнему столу. Выбрала этот потому, что к нему был подведён кран и установлена горелка. Надеясь, что из крана побежит вода, а не соляная кислота, осторожно повернула вентиль. Бульк! И в сточное углубление лениво потекла жидкость бурого цвета. Разбиваясь о дно, она стекала в отверстие, оставляя после себя грязные следы с песком и ещё чем-то крайне неприятным.
— Так и должно быть? — спросила больше себя, чем негостеприимный голос.
«Чего же ты хочешь? Проводом не пользовались с тех пор, как я… — начал было рассказывать собеседник, но опомнился и заорал: — Не твоё дело, как тут всё должно быть! Уходи!»
— Понятно. Пусть пока стекает, а я уберу здесь немного.
Настроив заклятие уборки на самый легкий режим, чтобы случайно не зацепить нужные хозяину вещи, я направила очищающий вихрь на стол. Через минуту поверхность сияла как новая, и я безбоязненно выкладывала на неё продукты. В кране время от времени что-то булькало, хлопало и вздрагивало, но жидкость становилась светлее и прозрачнее.