Также слева от меня в кресле сидел мрачного вида головорез лет тридцати в чёрном одеянии Конгрегации — его преосвященство епископ Марк. Высокий — на голову выше меня — раза в два шире в плечах, лысый, смуглокожий и весь в шрамах. Колоритный господин, в общем.
Ну и завершали картину ещё двое студентов — мелкие тощие парни-первокурсники с факультета Мантикоры. Близнецы. Правда, теперь их различить было несложно — у одного кривовато сросся нос, после того как я его сломал ударом двери. А второй имел нездорового цвета сероватую кожу и здоровенные тёмные круги под красными глазами. И красными — от недосыпа, а не от природы или магии. Нет, первый тоже демонстрировал все признаки бессонницы, но у него они хотя бы не так бросались в глаза.
— Итак, господа Спанек, — начал Долгорукий, обращаясь к близнецам. — Вы знаете, зачем мы здесь собрались.
Парни закивали. Причём красноглазый я бы сказал сделал это практически лихорадочно… Впрочем, неудивительно, в его-то ситуации, хех.
— Ещё раз отмечу — это делается для вашей же пользы, — продолжил маг. — Если дело получит огласку, то самое меньшее, что вам может грозить — это отчисление из Академии. А с учётом того, что за последнее время случилось много чего загадочного и… нехорошего — вами могут заинтересоваться. Серьёзно заинтересоваться.
Боевой экзорцист посмотрел на Спанеков и нехорошо усмехнулся. В исполнении здоровенного громилы с изукрашенным шрамами лицом это и правда смотрелось довольно внушительно. Тем более, что это были не пустые угрозы — если Конгрегация действительно посчитает этих двоих потенциально опасными, то они быстро исчезнут. Нет, насколько я знал, гончие псы Демавенда не имели привычки убивать подозреваемых направо и налево… Но также я знал, что Тетраграмматон пусть и был самой зловещей, но далеко не единственной церковной тюрьмой.
Да, ты будешь жить, но для всего остального мира всё равно что умрёшь, да и остаток своей жизни проведёшь в тяжёлом труде и постоянным молитвах… Так себе участь, прямо скажем.
Братья шумного сглотнули.
— Против Конгрегацио Малеус не рискнут пойти даже владетельные князья, не говоря уже о прочих семьях, — заметил ректор. — Тем более, что вы, господа — не первые наследники в своём Доме. И, разумеется, о развитии вашего Дара можете забыть раз и навсегда — онейроманты и так привлекают много ненужного внимания, так что можете получить в наказание, например, «рыбацкую сеть»…
И это тоже не было пустыми угрозами — лишение магии было довольно-таки распространённым наказанием магов, которым посчитали возможным оставить жизнь. И да, «рыбацкая сеть» — штука страшная. Одна из самых страшных вещей для чародея вообще в принципе — всё равно что для обычного человека потерять правую руку или обе ноги. Была магия, а потом — раз! И её у тебя больше нет. Или того хуже — оставляют самые крохи. И сначала волшебник думает, что здорово, оставили хоть что-то… А спустя время понимает, что от этого только горше.
Приходилось сталкиваться и с теми, кого полностью лишили магии, и с теми, кого наказали только лишь отчасти. В будущем Пакт иногда и сам такое практиковал, когда жалкий побеждённый враг не мог помешать планам и был полезен в качестве наглядного пособия. А кого-то наоборот — избавлял от участи инвалида от колдовства. До Великой Войны это считалось невозможным, но Пакт вообще много чего невозможного делал… Теперь я даже знаю почему и благодаря кому. Той же Ольге Кровавой магию вернули. Не всю, не в полном мере, но какая разница, если боевые артефакты Пакта способны компенсировать утрату?
— Однако, в своём великодушии барон Винтер решил забыть о вашем конфликте и, с нашим посредничеством, раз и навсегда решить этот вопрос, дабы в будущем не возникло каких-либо проблем, — очень обтекаемо продолжил Долгорукий.
— Да, да, да, — раздражённо процедил один из близнецов, которого я про себя прозвал Невыспавшимся. — Господин ректор, мы всё знаем и на всё согласны. Клятва верности? Пусть так будет клятва, только… только избавьте меня…
— А это уже предмет, интересующий меня и мою организацию, — а вот голос у брата Марка подкачал. Ну, в комплекте с его внешностью. Потому как у него оказался довольно приятный и мягкий баритон. — Брат Конрад, чем именно вы защитили свой разум? Поверьте, мой интерес вовсе не праздный — я уже говорил, что сам являюсь сноходцем… И для меня эта ситуация в высшей степени необычна.
— Что ж, — я слегка откинулся в кресле и переплёл пальцы. — Давайте по порядку. Но скажу сразу — Ваше Преосвященство, можете быть спокойным, ничего запрещённого я не применял. Клянусь Светлым Ормуздом.
Быстро осенил себя священным символом, хотя мне было прекрасно известно, что одержимые и прочие малефики без проблем могут клясться божьим именем и никакая кара их не настигает. Но — так сделать было всё равно необходимо. Своеобразный этикет, можно сказать.
— Однако Навор Спанек утверждает, что во сне его преследуют демоны, — заметил Марк.
— Обычное заблуждение человека, незнакомого с основами боевой и защитной онейромантии.
— При этом братья Спанеки — из клана потомственных сноходцев, а вы — истребитель тварей, довольно далёкий от онейромантии. В этой связи слова о незнании звучат иронично, не правда ли?
— Я всё объясню и покажу, но прежде всего — клятва, — напомнил я.
— Справедливо, — кивнул святой отец и посмотрел на Долгорукого.
— У вас уже есть формулировка? — спросил меня ректор.
— Разумеется, — кивнул я. — Я не требую полного подчинения — просто не вижу в этом нужды. Однако сотрудничество со сноходцами может быть полезно, поэтому о некотором подчинении я буду вынужден всё же просить. Взамен — обязуюсь избавить Навора Спанека от его тревог и забот.
— Хорошо, — кивнул Долгорукий и достал из своего стола деревянный футляр, изукрашенный защитными рунами и письменами. Да и наложенных чар на нём было прилично.
Ректор провёл несколько манипуляций, деактивируя защиту, а затем достал из футляра металлическое перо. Не обычное пишущее перо современного типа, а именно что поблёскивающее металлом птичье перо иссиня-чёрного цвета с острым кончиком.
— Господа, — обратился Долгорукий. — Берёте перо и даёте слово, чтобы связать себя магическим контрактом. Господа Винтеры, ваши слова — «я (тут называете своё имя) принимаю клятву. Делаю это добровольно и без принуждения, и да будет великая Маат моей свидетельницей». Господа Спанеки, ваши слова — «я (тут называете своё имя) даю клятву и пусть моя жизнь будет её зароком. Делаю это добровольно и без принуждения, и да будет великая Маат моей свидетельницей». Затем передаёте перо другому, он повторяет клятву. Всё понятно? Тогда, как только скажу — начинаем. И, прошу вас — не ошибитесь в словах. Но сначала — вы, господа.
— Как официальный опекун братьев Спанеков в Московской Академии Магии и высокого Волшебства, я даю своё разрешение на ритуал, — с ленцой произнёс Касимов, без особой приязни глядя на близнецов. — Отрицаю принуждение, всё происходит по доброй воле, и да будет великая Маат моей свидетельницей.
— Как официальный опекун барона Винтера и сестёр Винтеров в Московской Академии Магии и высокого Волшебства, я даю своё разрешение на ритуал, — сказала Волкова. — Отрицаю принуждение, всё происходит по доброй воле, и да будет великая Маат моей свидетельницей.
Дальше мы по очереди произнесли нужные слова — я, Хильда, Вилли и близнецы Явор и Навор.
Затем ректор выдал Спанекам лист желтоватой бумаги.
— Теперь, господа, вы должны написать точную формулировку этим пером. Барон Винтер?..
— Я не стану требовать невозможного или полного подчинения, — счёл нужным ещё раз напомнить я. — Формулировка будет следующая:
'Я клянусь не причинять вред члену клана Винтер или своим бездействием допустить, чтобы члену клана Винтер был причинён вред.
Я клянусь повиноваться всем приказам, которые даёт Конрад Винтер, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат первому правилу.
Я вправе совершать любые поступки, которые не противоречат первому и второму правилу'.
— Занятная формулировка, — Касимов с лёгким интересом взглянул на меня. — Напоминает клятву пиратов Палемабанга.
— Не я её придумал, — развёл я руками. — Так, подслушал… кое-где, кое-когда.
…А что подслушал я её, пусть и несколько в ином виде, в своё будущем — ну про это можно и не говорить.
Явор Спанек взял перо, поискал глазами чернильницу поблизости. Ректор покачал головой, и проводник онейроманта решил писать без чернил — артефакт же…
И артефакт не подвёл.
Стоило только Явору поднести острый кончик пера к бумаге, как парень немедленно вскрикнул от боли — из артефакта вырвались тонкие стальные усики, усеянные шипами, и оплели пальцы Спанека.
Явор инстинктивно попытался выбросить перо, ну куда там — оно накрепко присосалось к руке парня, а на кончике пера набухла алая капля.
— Рекомендую побыстрее записать формулировку, — доброжелательным тоном посоветовал ректор. — Напомню — вы поклялись своей жизнью.
Спанек, скрипя зубами и кривясь, начал выводить необходимые строчки, и как только он закончил, перо немедленно втянула стальные усики. Явор с отчётливым отвращением передал артефакт брату, который, нужно сказать, даже не поморщился и записал клятву куда быстрее.
— Отлично, — Долгорукий забрал исполнивший свою роль артефакт и убрал его обратно в футляр. — И финальный штрих.
Ректор щёлкнул пальцами, и исписанный кровью листок подскочил в воздух и вспыхнул, молниеносно превратившись в пепел…
Который на мгновение сложился в силуэт женщины с парой крыльев за спиной, а затем исчез без следа.
— Клятва принята, — торжественно провозгласил Долгорукий. — А теперь…
— Сдержи слово, барон, — хрипло произнёс Навор. — Сдержи!..
— Ваше Преосвященство? — я посмотрел на экзорциста.
Тот кивнул и достал из-за пазухи…
Ну да, конечно. А чего я ещё ожидал? Разумеется — курительная трубка. Правда — не чета той, которая была у Явора и которую я тогда раздавил.