«Падаю», — с ужасом подумал Костик и рванулся вперёд. В последний миг он успел оттолкнуться ногами и повис на колонне. Острый край упирался в живот, руки вцепились в какую-то проволоку. Внизу глухо ухнуло, и колонна сильно качнулась.
Медленно-медленно Костик подтянул ногу, стал на колено. Потом повернулся и сел. Напротив него сидели на корточках перепуганные «казаки».
— Как же ты слезешь? — шёпотом спросил один.
— Не знаю, — тоже почему-то шёпотом ответил Костик. Руки у него дрожали. Он хотел потереть ушибленное колено, но тут же снова вцепился в проволоку. Что-то острое врезалось в ногу. Сидеть было неудобно, но Костик боялся пошевелиться.
Внезапно рядом с «казаками» появился Шурка. Костик не видел, как он лез. Шурка тяжело дышал.
— Страшно, Костик? — негромко спросил он.
Костик отвернулся.
— Не бойся. Бабушка ничего не узнает. Толька побежал к чалдонам. Они выручат.
Костик взглянул на Шурку и улыбнулся.
— А морского кота забыл?..
Солнце медленно садилось. Румяное и круглое.
«Как будто стриженное под машинку», — подумал Костик, и сам себе удивился: как он может сейчас думать о всякой ерунде?
А солдат всё не было.
— Не придут они, — сказал Костик.
— Ну да! Обязательно придут! — ответил Шурка, но голос у него был не очень уверенный.
Он повернулся к «казакам»:
— Сходите к ним, ребята. Скоро ведь темно будет.
«Казаки» обрадованно закивали и на четвереньках пошли к спуску.
«Им-то хорошо», — тоскливо подумал Костик.
— Идут, идут, — заорали снизу.
Костик приподнялся, вытянул шею.
— А ты говорил, — закричал Шурка, — не придут! Вот они!
Костик увидел красноармейцев. Двое несли доски. Немного в стороне шёл старшина с мотком верёвки на плече.
Он что-то говорил, распоряжался. Солдаты начали сколачивать две широких доски. Старшина посмотрел вверх и стал снимать гимнастёрку. Снова посмотрел на стену, покачал головой и полез.
Костик видел, что ему мешает верёвка — цепляется за прутья, сползает с плеча. Старшина что-то бормотал. Ругался, наверно. Потом он шёл по стене, боязливо переставляя ноги — точь-в-точь, как «казаки». Остановился напротив Костика, присвистнул.
— О, старый знакомый! Вот ты где попался, голубчик!
Он сунул в рот поцарапанный палец. Высосал кровь. Сплюнул.
— Между небом и землёй жаворонок вьётся. Как тебя туда черти занесли? А?
Костик молчал.
Старшина продолжал ехидным голосом:
— Сначала я тебя оттуда сниму — раз! — он загнул один палец. — Потом надеру уши — два! Потом отведу к батьке и посмотрю, как он тебя выпорет, — три! Устраивает?
— Не выпорет.
— Почему это? — огорчился старшина. — Обязательно выпорет. Я ему всё расскажу.
— А его нету.
— Нету? Воюет батька?
— Совсем нету! — крикнул Костик.
— Нету — так нету, — согласился старшина. — Тогда мамка выпорет.
— И мамка не выпорет, — Костик улыбнулся.
— А мамка-то где? — удивился старшина.
— Воюет.
— Ты мне зубы-то не заговаривай! Твоё от тебя не уйдёт. Сам выпорю.
Старшина снял с плеча верёвку, размотал её. Потом сел верхом на стену, поёрзал, устраиваясь поудобнее, и крикнул:
— Давай!
Солдаты внизу привязали к верёвке сколоченные доски. Старшина поплевал на руки и стал тянуть.
Доски, видно, были тяжёлые. Старшина побагровел. Под синей майкой и на руках вздулись узлы мышц.
«Здоровенный какой! А ведь выпорет», — опасливо подумал Костик.
Старшина положил доски поперёк стены.
— Убери ноги, — сказал он Костику.
Костик сел на корточки. Доски медленно приближались. Старшина откинулся назад. Лицо у него блестело от пота. Костик протянул руку, схватил доску, потянул. Доски тяжело легли на колонну. Захрустели крошки кирпича и цемента.
— Готов мост! — задыхаясь, сказал старшина.
Костик встал.
— Сядь!
Он сел. Старшина неторопливо поднялся. Потрогал ногой доски. Подвинул их немного вперёд и медленно пошёл.
Жидкий мостик скрипел и прогибался. А колонна заметно дрожала. Твёрдая рука приподняла Костика, притиснула к горячему боку — так, что дышать стало трудно. Костик спиной чувствовал, как у старшины редкими толчками бьётся сердце.
Как много, оказывается, можно чувствовать спиной! Под ногами старшины ходуном ходили доски. А вот он качнулся, ещё сильнее притиснул Костика и остановился. Снова пошёл. Медленно-медленно. Остановился. Шумно вздохнул. И Костик понял: дошли. Он открыл глаза. Старшина осторожно поставил его на стену.
— Уф! Земли вам не хватает, паршивцам! — Он нагнулся, поднял доски и сбросил их вниз.
— Всё, — старшина повернулся к Костику. — Пойдём, я тебя выпорю.
Он взял Костика за плечи, улыбаясь, притиснул к себе и легонько толкнул коленом.
Ловцы жемчуга
Бабушка страшно похудела. На шее и на руках кожа у неё висела складками. Лишняя кожа.
На фрукты был неурожай и такие цены — не подступиться.
Август стоял очень жаркий.
В залив упало столько бомб, что рыбы почти не осталось. Наверно, и Диоскурия развалилась вся.
Костик и Шурка целыми днями пропадали у моря. Бродили по берегу, запускали руки под камни — искали крабов. Крабики попадались такие маленькие, что в них и есть было нечего.
Мальчишки многому научились. Например, добывать соль. Брали большой лист фанеры и поливали его морской водой. Вода высыхала, оставался белый налёт — соль. Поливать надо было долго, терпеливо и очень осторожно — как бы не смыть осадок. Потом соль соскабливали ножом.
Соль получалась не очень хорошая, с каким-то привкусом, но всё же лучше, чем ничего.
Толька им помогал. Его папа был директором табачной фабрики. Костик и Шурка иногда обедали у них. Однажды даже мёд ели. О! Это было здо́рово — мёд!
Но у Тольки ещё две сестрёнки — Галя и Вера, — а его мама говорила:
— Кушайте мёд, мальчики, кушайте! Он очень свежий. Галочка и Верочка так любят мёд. И Толик тоже. Правда, Толик? Жалко, что его так мало. Одна маленькая баночка.
Толька краснел и отворачивался.
Дядя Саша Дорошенко научил бабушку варить мидии. Мидии — это чёрные двустворчатые раковины. Они густо облепляют сваи пристани. На прибрежных камнях тоже есть, но мелкие. Чем дальше в море, тем они крупнее.
Внутри у мидий, на перламутровых стенках, — нежное жёлтое мясо. Когда так хочется есть, что невтерпёж, их можно глотать сырыми — живьём.
Раковину нужно разбить камнем и осторожно выбросить желчь — это такой комочек оранжевого цвета. Желчь очень горькая. Если её случайно проглотишь, то потом целый день во рту привкус меди, будто сосал дверную ручку.
Мидии солоноватые на вкус, студенистые. Дядя Саша говорил, что это черноморские устрицы. Деликатес. Устрицы едят буржуи.
Костик и Шурка, не задумываясь, обменяли бы буржуям кучу этого деликатеса на ломоть хлеба. Варёные мидии были вкуснее, но, чтобы наесться, надо было сварить целую гору.
Костик, Шурка и Толик вплавь добирались до середины пристани, толкая перед собой маленький лёгкий плотик. Плотик привязывали к свае и начинали нырять. Самые лучшие раковины были внизу, у дна. Отрывать их довольно тяжело, но за полчаса плотик заполнялся.
Самое главное — не попасть под бомбёжку на воде. Даже если бомба упадёт далеко, всё равно может оглушить. Всплывёшь, как рыба, — брюхом кверху.
Однажды их увидели с небольшого транспорта, пришвартованного рядом.
Транспорт был битком набит легко раненными. Они разгуливали по пирсу, стояли, опершись на костыли, на палубе.
Давали советы, как нырнуть поглубже. На палубу вышел моряк с перевязанной рукой. Он посмотрел на ребят, очень удивился и сказал:
— Привет ловцам жемчуга! Я не верю своим глазам: это Кавказ или Гавайские острова?
Он вытащил из кармана горсть мелочи.
— Проверим ваше искусство.
Полетела монета. Без всплеска врезалась в воду и пошла на дно.
— Ну, что же вы? — закричал моряк. — А ещё ловцы жемчуга. Поймать не можете.
Он снова подбросил монету. Костик нырнул. Монета медленно, зигзагами шла на дно. Поймать её ничего не стоило.
Вынырнул. Показал. Раненые захлопали в ладоши. В воду упало сразу несколько монет. Нырнули втроём. Поймали.
И началось! Блестящие кружочки летели со всех сторон. Раненым очень нравилась эта забава. Ребята не успевали ловить. Мидии сбросили, на плотик складывали новый улов.
Бо́льшая часть монет упала на гладкое песчаное дно. Лежали там светлыми точками.
Мальчишки начали уставать. Шурка хлебнул воды и сильно закашлялся.
— Хватит, братва, хватит, — закричал моряк, — уморим ребятишек! Здо́рово ныряете, лягушата. Хоть сейчас на остров Таити.
На пирсе появился покачивающийся матрос. Он посмотрел вниз на мальчишек и расплылся в улыбке.
— Н-нырки?! — матрос полез в карман, вынул какую-то бумажку.
— Лови, ребята!
Он сильно качнулся, чуть не упал в воду. Красная бумажка, медленно кружась, села на воду рядом с плотиком.
— Ой! Тридцать рублей! — прошептал Шурка.
Костик взял бумажку.
— Дяденька, я сейчас принесу! — крикнул он матросу.
— Не сметь! — матрос топнул ногой. — Купите себе леденцов.
Но Костик завернул в бумажку три пятака и бросил её на пирс.
Монеты — это монеты. Их ловить интересно. А тридцать рублей — это деньги.
Матрос подобрал бумажку и вдруг проговорил жалобным и совсем не пьяным голосом:
— Возьмите, ребята, очень прошу. Ну, возьмите. Мне они ни к чему. Зачем вы меня обижаете?
И снова бросил. Пришлось взять. Как обидеть раненого?
Шуркина идея
Денег было 76 рублей 40 копеек. Неслыханная сумма! Никто из троих не видел столько сразу.
Ребята сидели в развалинах, в своём штабе. Деньги лежали в никелированной крышке от кастрюли, в которой когда-то кипятили инструменты. Все трое расположились на полосатом матрасе и думали.