4 марта Верховный Трибунал вынес приговор Жану-Мари Бастьен-Тери. Он и двое других заговорщиков были приговорены к смертной казни, как и еще трое, находящиеся пока на свободе, включая Хромого - Ватена. 8 марта генерал де Голль в течение трех часов слушал адвокатов приговоренных с прошениями о помиловании. Он смягчил наказание двоим, заменив казнь пожизненным тюремным заключением, но приговор Бастьена-Тери остался в силе.
Ночью адвокат объявил полковнику ВВС о решении суда.
- Назначено на одиннадцатое, - сообщил он своему клиенту и, заметив его недоверчивую улыбку, не выдержал:
- Вас же расстреляют!
Продолжая улыбаться, Бастьен-Тери покачал головой.
- Вы не понимаете, - возразил он адвокату, - ни один французский солдат не осмелится поднять на меня оружие.
Но он ошибся. Сообщение о казни, переданное в утренних новостях, было услышано во всех уголках Западной Европы.
В Австрии, в небольшом гостиничном номере, новость вызвала вихрь мыслей, а в последующем и действий, как никогда приблизивших генерала де Голля к смерти.
В этом номере жил полковник Марк Роден, новый шеф оперативного отдела ОАС.
Глава 2
Марк Роден выключил приемник и, почти не притронувшись к завтраку, поднялся из-за стола. Подойдя к. окну, закурил очередную сигарету и выглянул на улицу. Весна еще не вступила в свои права, и вся земля была покрыта белым, не потревоженным теплым солнцем снегом.
- Сволочи, - злобно прошипел Роден. И вдруг разразился нёскончаемым потоком ругательств, вкладывая в них всю свою ненависть к Президенту Франции, его правительству и Службе "Действие".
Роден был почти полной противоположностью своего предшественника. Высокий и худощавый, с бледным лицом и притаившейся в глубине глаз скрытой злобой, он старался прятать свои чувства под маской холодного безразличия.
Отнюдь не Политехнический Университет стал отправной точкой его карьеры. Сын простого сапожника, Марк был еще подростком, когда немецкие войска оккупировали Францию. На рыбачьей лодке Роден вынужден был бежать в Англию, где завербовался в Армию и рядовым солдатом начал службу под флагом Лотарингского Креста.[4]
После кровавых сражений в Северной Африке, а затем в Нормандии под командованием Леклера Родену было присвоено звание сержанта, а позже - уорент-офицера. Во время обороны Парижа, несмотря на отсутствие образования и соответствующего воспитания, он был произведен в офицеры и по окончании войны встал перед выбором: либо продолжать службу в Армии, либо возвращаться к мирной гражданской жизни.
Но что ждало его в этой жизни? Кроме унаследованной от отца профессии сапожника, Роден не имел никакой специальности. К тому же, он считал, что над французским рабочим классом довлеют коммунисты, уже укрепившиеся в руководстве Сопротивления и в Движении "Свободная Франция".
Итак, Роден остался в Армии. Но служба не приносила ему радости. Пройдя путь от рядового до офицера, он не мог подавить в себе чувства горечи, глядя на молодое пополнение выпускников военных училищ, которые, сидя на лекциях и теоретических занятиях, получали те же нашивки, за которые он проливал кровь в сражениях. А наблюдая, как они обгоняли его в званиях, Роден переполнялся настоящей обидой.
Оставался единственный выход: возвратиться в один из колониальных полков и вновь занять свое место среди тех настоящих стойких солдат, которые действительно воевали в то время, когда призывники маршировали на плацах.
Ему удалось перевестись в Индокитай, и спустя год Роден был уже командиром роты, чувствуя себя счастливым среди людей, которые думали и говорили так же, Как и он. К тому же только война открывала молодому сыну сапожника перспективы, о которых он не мог и мечтать в гражданской жизни. По окончании Индокитайской кампании Родену было присвоено звание майора, и, после года разочарований, проведенного во Франции, он был направлен в Алжир.
Вывод французских войск из Индокитая и год жизни во Франции превратили скрытую обиду Родена во всепоглощающую ненависть ко всем чиновникам и коммунистам, которые были для него одним и тем же. Только военная власть, считал он, сможет уберечь Францию от того предательства и лести, которые насквозь пропитали все ее общество. Только Армия сможет истребить эти пороки.
Как и многие другие боевые офицеры, которым доводилось видеть смерть своих людей и хоронить изуродованные трупы тех, кто был захвачен в плен, Роден преклонялся перед солдатами, видя в них настоящих мужчин, бойцов, жертвующих своей жизнью ради того, чтобы в далекой родной стране буржуазия могла жить в мире и спокойствии. И когда после восьми лет кровавых боев в лесах Индокитая он узнавал о недовольстве гражданского населения Франции действиями Армии и об упреках в ее адрес со стороны левых интеллектуалов в таких мелочах, как применение пыток, это вызывало у него гнев и возмущение. А отсутствие возможностей изменить сложившееся общественное мнение доводило Родена до слепой ярости. Он был убежден, что при достаточной поддержке гражданских властей на местах, правительства и всего французского народа Армия все же смогла бы одержать победу во Вьетнаме.
Вывод войск из Индокитая был массовым предательством тех тысяч прекрасных парней, которые погибли на этой войне, очевидно, ни за что. Роден просто не мог себе представить большего предательства. Позже, в Алжире, он столкнется с еще более преступными, на его взгляд, действиями французского правительства. Но тогда, весной 1956 года, Роден покидал берега Марселя с чувством радости и надежды, убежденный в том, что в далеких алжирских горах осуществится, наконец, мечта всей его жизни - апофеоз французской Армии в глазах всего мира.
Два года ожесточенных смертельных боев несколько поколебали его уверенность. В действительности сломить мятежников оказалось сложнее, чем Роден предполагал вначале. Сколько бы врагов ни погибало от рук солдат, сколько бы деревень ни сжигали дотла, как бы много террористов ни умирало под пытками, восстание не только продолжалось, но и нарастало, охватив всю территорию страны. Для того чтобы подавить мятеж, требовалась, конечно, гораздо большая поддержка Метрополии. Ведь хотя война велась и не на территории Франции, Алжир, населенный тремя миллионами французов, тем не менее, являлся ее неотъемлемой частью, сражаться за которую необходимо было так же, как и за Нормандию или Бретань.
Получив звание подполковника, Марк Роден покинул эту горячую точку и был направлен в город, сначала в Боне, затем в Константине.
На поле боя он сражался против бойцов ALN[5] конечно, это были солдаты не регулярной Армии, но все же бойцы. И ненависть к ним была ничто по сравнению с тем чувством, которое охватило его после того, как он столкнулся с городской войной, войной тайной, подлой и грязной, войной пластиковых бомб, подкладываемых террористами во французские кафе, супермаркеты и парки отдыха. Из-за действий, предпринятых им по очистке Константине от мерзости, подсовывающей бомбы в места скопления французов, Роден был прозван в Казбахе Палачом.
Но всех его усилий было недостаточно, чтобы окончательно расправиться с FLN[6] и ее армией, ALN. Необходима была еще большая поддержка Парижа. И, уповая на нее, Роден, как большинство военных фанатов, в своем стремлении к победе любой ценой упрямо закрывал глаза на реальное положение дел. Растущие военные расходы, пошатнувшаяся под тяжелым бременем войны экономика Франции, снижение боевого и морального духа армейских подразделенийэти факты, все больше ставящие под сомнение исход борьбы, казались Родену просто пустяками.
В 1958 году генерал де Голль, став премьер-министром Франции, снова пришел к власти. Умело избавившись от продажности и шаткости Четвертой республики, он создал Пятую. Услышав его слова "Algérie Francaes"[7], благодаря которым он возвратился в Матиньон, а позже, в январе 1959 года, и в Елисейский Дворец, Роден плакал от счастья, закрывшись у себя в комнате. А когда де Голль посетил Алжир, он стал для Родена ни кем иным, как Зевсом, спустившимся с Олимпа. "Пришла новая политика", - торжествовал он. Наконец-то коммунистов вышвырнут из их контор, а Жан-Поль Сартра поставят к стенке за предательство. Наконец-то найдется управа на продажные профсоюзы. Наконец-то Франция начнет проявлять хоть какую-то заботу о своих гражданах в Алжире и о своей Армии, на поле боя защищающей завоевания французской цивилизации.
Роден был уверен в этом так же, как в том, что Земля круглая, а Солнце восходит на Востоке. И поэтому, когда де Голль принялся возрождать Францию совсем не так, как ожидал Роден, он подумал, что здесь просто какая-то ошибка. "Нужно дать человеку время", - успокаивал он себя.
Когда просочились первые слухи о предварительных переговорах с FLN Роден просто не хотел в это верить. Следя за восстанием под руководством Джо Ортиза, он, несмотря на свое восхищение мужеством гражданского населения, все же видел, что действия по подавлению мятежа явно недостаточны. И снова Роден говорил себе: ничего, "старина" знает, что делает. Разве не он произнес эти замечательные слова: "Algérie Francaes"?
Но когда, наконец, были получены окончательные и бесспорные доказательства, что идея де Голля о возрождении Франции не подразумевает французского Алжира, мир Родена рассыпался в прах. От веры и надежды не осталось ничего. Ничего, кроме ненависти. Ненависти к системе, к чиновникам, к интеллигенции, ненависти к алжирцам, профсоюзам, журналистам и иностранцам. Но больше всего была ненависть к Этому Человеку. И в апреле 1961 года Марк Роден поднял батальоны на мятеж.
Он проиграл. Одним простым умным движением де Голль подавил мятеж в самом зародыше. За несколько недель до окончания переговоров с FLN в воинских частях были установлены тысячи радиоприемников, по которым регулярно сообщалось о ходе переговоров. Новости и сменяющая их популярная музыка приятно отвлекали солдат от жары, комаров и скуки, превращая радио в предмет развлечения и своего рода комфорта.