— Ну что вы.
И тут же мысль о своем безвыходном положении вернула Нормана на землю. Хотя вот, Брук… Но суду не прикажешь. Однако что если попробовать обратиться к Бруку с письмом, чтобы… как-то… А где адвокат?
— Большая честь для меня, сэр, — с поклоном произнес тот уже от дверей.
И скрылся.
Норман оторопел… и почувствовал опасную неуверенность за себя — для одной головы всего происходящего было чересчур много.
Дверь открылась и появились двое конвойных, с которыми он сюда шел. Один, кивком головы, показал «на выход».
Норман позволил себе робко поинтересоваться:
— Простите, а где адвокат?
В ответ ему просто равнодушно пожали плечами.
Опять несколько комнат с портретами Брука, и уже знакомый ему коридор…
Вниз… вверх…
Камера.
Нужно потребовать бумагу и ручку, каждый человек имеет право написать президенту, в том числе иностранец.
Да, только вот, дойдет ли оно до Брука?..
И во-вторых, прошло десять лет, люди меняются. И тот славный малый…
Брук излучал добродушие. Хотя не на поле. Там Брук был страшен. Нет, он никогда не играл грубо, но перехваченный им нападающий просто обрывался в одно мгновение. И нередко кончалось травмами. Брук в раздевалке потом искренне огорчался. И обязательно шел на следующий день в больницу, если игра проходила у них в городе. А если на выезде, отправлял потерпевшему приятные деликатесы.
А какая стартовая скорость!
Да, был сезон!
Норман и сейчас помнит каждый матч так, что может увидеть почти все эпизоды.
А когда защита перехватывала мяч, Брук умудрялся продавить с ним даже три зоны.
Черт возьми, но кто-то ведь убил Бобби и девчонок!
И кто-то старался с палубы вскрыть дверку рубки. На ней не было окна, а замок, к счастью, был изнутри защелкнут. Убийцу испугало судно, которое оказалось недалеко. Или убийц?..
А что они знают об этих девчонках? Проститутки ведь всегда связаны с криминальным миром.
Месть за девчонок?.. Или девчонкам за что-то?
Нет, вероятнее всего, просто захват яхты. И просчитались на том, что он был вне яхты на глиссере.
Но почему не набросились на него, когда он был на корме, поднимал глиссер?
Возможно, потому что от блоков, с края кормы, она вся хорошо видна, и он мог успеть спастись, прыгнув в воду.
И скорее всего, преступник был один. Скрывался, чтобы напасть со спины. Все-таки Норман не Бобби, и один человек с ножом для него не очень-то страшен.
Хотя та кровь, надо признаться, вызвала у него стресс и панику — просто не видел никогда ничего подобного. К тому же, ни одного предмета под рукой, на этой яхте все гладкое, автоматическое… даже не было пожарного топорика.
Бобби ведь расплачивался там, в магазине, наличными, эта его манера — таскать с собой пачку денег. И какая-нибудь уголовная шушера решила, что на яхте есть чем поживиться.
Только вот… как они могли знать об их остановке ночью у берега на другой части острова?
Паршиво. У него есть мотивы, но нет серьезных доводов в свою пользу. И какого черта Бобби расщедрился, отписав ему в завещании половину!
Внутренний голос тут же поправил: нехорошо злиться на близкого друга, да еще за такое.
Стоп! А если… Норман попробовал спокойно оценить возникшую мысль.
Прошелся по камере…
Не так уж невероятно, если учесть, что Бобби владел многими десятками миллионов.
Завещанные конкретным организациям суммы на благотворительность не могут быть оспорены, а, вот, его половина вполне может достаться какому-нибудь «боковому» наследнику, и за такой приз организовать убийство на яхте — не очень-то трудная дело. Достаточно двух аквалангистов. И к яхте они могли подойти издалека, пользуясь легким подводным моторным двигателем.
Двух зайцев сразу…
Только никаких фактических признаков.
Или ему соврать, что он с глиссера видел поднявшуюся из воды на миг голову аквалангиста?.. И еще что-нибудь в этом роде?
Норман стал обдумывать.
Ходить и обдумывать.
Время от времени он посматривал на каменный проем с прутьями, потому что больше не на что было смотреть, и скоро отметил про себя, что день давно перевалил за половину. Солнце скосило лучи и стало влезать ими в камеру.
В целом, в голове сложился сюжет. Хотя не без вранья. Не только по поводу аквалангиста, но и слов Бобби о слежке за ним, которые тот никогда не произносил.
Что же он все-таки напишет Бруку, о чем его попросить?
Норман попробовал сосредоточиться на этой задаче, но почувствовал, что отвлекают посторонние звуки.
Непонятно какие, но отвлекают.
Там, за прутьями.
Много голосов… и будто команды.
Раздалась вдруг барабанная дробь.
Еще какой-то командный выкрик, и дробь усилилась.
Неприятно мелькнула мысль, что кого-то казнят.
Нет, он же вставал на столик и смотрел сквозь прутья, там небольшая площадь, и дальше видны дома. И не было никаких сооружений, вроде эшафота или виселицы.
А может, уже есть?
Внезапно заиграл оркестр.
Норман прислушался, в мелодии почудилось нечто знакомое.
Оркестр — духовой, и не маленький.
Исполняют, показалось ему, на очень приличном уровне. Сыгранно, стройно… Но опять — так знакомо, откуда оно?
Торжественно, и торжественный строй достигает пафоса…
Вот, на вершине звучания музыка двумя финальными аккордами обсыпалась и затихла. Там, на площади, кажется, и раньше было тихо, а теперь тишина даже обрела неестественность.
И тут же в воздухе раздалось нечто трехкратное. Ну да, слившиеся, в один, человеческие голоса.
Это не похоже на казнь, скорее, какой-нибудь развод караула. Во вкусе туземцев.
Норман снова хотел вернуться к своим проблемам, и уже было начал… Изнутри, из коридора, тоже стали доноситься шумы… кто-то пробежал… и вдалеке отчетливо прозвучал голос, подавший команду: «Сми-ирно!».
Снова шум, уже приближающийся.
Норман, на всякий случай, отошел от дверей с неприятным ощущением, что могут идти к нему.
И правда, отпираемая дверь, за которой почувствовалось много людей, лязгнула… и пугающе отлетела в сторону.
«А, черт возьми, коль так, он лучше погибнет в бою!» — левая рука вскинулась на отвлекающий финт, а правая приготовилась, и он уже сделал подшаг вперед для удара…
— Норман!!
Огромная темная туша влетела в камеру. В-ноль-секунд его плечи заскрипели в немыслимой силы лапах, а голова оказалась прижатой к темному сукну, от которого пахнуло тонкими приятными духами.
— Душа моя, вот счастье!
— Брук, это ты?
Его чуть отстранили, и Норман увидел лицо. С огромной белозубой улыбкой, не изменившееся ничуть за десять лет.
Брук снова прижал его к себе.
— Мой капитан! Как я рад, как я рад!
И повернувшись к скученным в дверном проеме головам, обнимая Нормана за плечи, представил:
— Лучший квотербек всего американского футбола! А вас, олухи, не научишь ничему путному. Быстро тащите чего-нибудь!
Мозги никак не поспевают за событиями.
Они сидят на тюремных досках за столиком друг против друга и вспоминают, вспоминают…
Брук открывает вторую бутылку шампанского. На столе дорогая снедь — икра, запеченный в каких-то пахучих листьях омар…
Они уже собирались чокнуться, но раздалось повелительное:
— А где государственный секретарь?!
С той стороны произнесли через дверное окошко:
— Я здесь, Ваше величество.
— Зайди.
Появился средних лет туземец в очень хорошем, как и на Бруке, тонкого сукна костюме, только тоном светлее.
— Внеси сегодняшний день в число национальных праздников.
Тот мигом вынул блокнот и ручку.
— Как будет называться?
— Святого Нормана Грея.
— Прикажете епископу канонизировать?
— Разумеется.
Норман, вспомнив о главном, начал рассказывать Бруку про яхту, но тот небрежно махнул рукой:
— Я тоже тут после папы… люди иногда выводят из себя. Ты съешь икры.
Он встал и сунул голову к прутьям:
— Эй, там, веселенькое что-нибудь!
Приказы тут исполнялись с поразительной быстротой, Брук едва успел сесть, как громко, ладно и, действительно, весело зазвучал какой-то фокстрот.
— А здесь у тебя есть национальная команда?
— Народ спортивный, ты сам увидишь. Но вот проблема, — Брук досадливо качнул головой, — кусаются, черти, во время матча. Никак не могу отучить.
И снова воспоминания…
Скоро обоим сделалось так хорошо, что прилегли на доски на римский манер. Брук повелел принести ликеры.
А вскоре Норман неожиданно для себя заметил, что там, наружи, уже темно и камера освещена принесенными светильниками.
И тут же отметил сквозь легкий туман в голове оборвавшуюся за окном музыку.
Однако, вот, оркестр вновь заиграл. Торжественно, выделяя аккорды…
— Ха, — Брук ткнул большим пальцем в сторону прутьев, — не запылилась. Сейчас тебя познакомлю.
А Норман вдруг, наконец, узнал:
— Это гимн нашего университетского клуба!
— Да, — Брук улыбнулся во все белые зубы. — А теперь — гимн моего великого острова. Первая леди сама транспонировала его в более торжественные формы. — И чуть прислушался в сторону коридора… — Вот и она.
Норман посмотрел на дверь.
Открывая дверь, в проеме показался некто местный в ослепительно белом фраке и торжественно объявил:
— Первая леди!
Вслед за этим в камеру ступила высокое очень смуглое создание в сверкающем открытом платье с юбкой сильно выше колен.
После длинных стройных ног Норман увидел гриву волос и большие блестящие глаза, которые сразу вперились в Брука.
— Ты головой стукнулся?
И хотя вопрос был задан очень конкретно, Его величество Брук, не изменив римской позы, радостно показал на другой топчан:
— Дорогая, это мой друг и лучший квотербек всего американского футбола — Норман Грей. Присаживайся, дорогая.
Первая леди оглядела камеру.
— Куда мне присесть, на парашу?
Вопрос ушел туда же, куда и первый.