Лучше было несколько отступить от окна.
И правильно, почувствовался толчок в стену и фантастическая морда, во все стекло, глянула внутрь. Ясно, что тварь встала на задние ноги.
— Ты, подлец, чего делаешь, а?! — уже почти от дверей гневно произнес Норман.
Слон, пяля на него глазищи в два кулака, толкнул внутрь фрамугу и проник хоботом в комнату.
— Кончай безобразничать!
Хобот вытянулся и сделал верхней и нижней частью движение, как человек сведенными пальцами. Затем призывно вздохнул.
Тут Норман заметил то, что заметил слон: большую вазу с фруктами на недостижимом для хобота расстоянии.
Подумалось — невежливо все-таки не угостить.
Тем более, черт его знает, еще окно разнесет.
Большая желтая груша взялась хоботом, ушла наружу и… хоп, улетела в пасть, вполне проходимую и для человеческого тела.
Хобот тут же объявился на прежнем месте.
— Милый, ты хоть бы жевал.
Верхнее и нижнее окончания хобота опять просительно сошлись друг с другом.
— Родной, это ведь не мои фрукты. Ладно, еще одну грушу я тебе дам.
Все повторилось, и с той же скоростью.
— Парень, а животик не заболит?.. Один банан, и все.
Хобот жалобно простонал, а в циклопических карих глазах появилось страдательное выражение.
— Хорошо, два банана.
Пошли туда же, и Норман встал перед ужасным выбором — обидеть слона, или создать о себе перед слугами репутацию человека, способного враз сожрать огромную вазу фруктов.
Слон потребовал решить вопрос в свою пользу, но тут…
— Извините, Ваше превосходительство, я стучал. Позвольте проводить вас? — Мажордом тут же увидел слона. — Ах ты обжора, крокодил твою мать!
Гиганта как ветром сдуло.
— Удивительно, что вам удалось приручить африканского слона, да еще такого. Африканские слоны ведь не приручаемы.
— Ва-аше превосходительство, — мажордом снисходительно улыбнулся, — если хорошо кормить и ухаживать, приручить можно даже человека.
Поглядев напоследок на себя в зеркало, Норман слегка усомнился — не слишком ли он пижонски одет?
Через несколько минут выяснилось, что не слишком. В огромной зале на каком-то из нижних этажей народ щеголял в шикарных и очень свободных нарядах. Особенно отличался Верховный судья — в шортах от «Дольче и Габбано» с кокетливо разной длиной штанин, каких-то немыслимых гольфах и рубашке, менявшей цвет от освещения. На нем не было очков, и кто-то сказал потом, что очки на судебные заседания он надевает с обычными стеклами. Первая леди познакомила его и с женой Верховного, которой на вид Норман дал лет… пятнадцать.
Его знакомили, и все ему были рады и счастливы.
Главный полицейский острова, небольшой округлый человек, очень похожий на сильно загорелого кота, замурлыкал ему, пожимая руку:
— Я в курсе, дорогой, в курсе. Не беспокойтесь, все обеспечим, — и домурлыкал со вкусной улыбкой: — Су-уп из мерзавцев сва-арим.
Публика разминалась легкими танцами, а некоторые уже приступили.
Прокурор кинул внутрь аж целый стакан и понюхал маслинку.
— Наш рекордсмен, — хлопнув того по плечу, сообщила Первая леди, — учился в Университете дружбы народов в России. Беня тоже не дурак выпить, но столько не может.
— Кто такой Беня?
— Наш африканский слон.
Вдруг все зааплодировали, а иные запрыгали, — появился Его величество Президент. В великолепном черном смокинге с белыми рубашкой и бабочкой. Раздавая на ходу пожатия и шлепки, он прошествовал к Первой леди и Норману. Достигнув, Брук вскинул руку:
— Друзья! — в наступившей тишине прогремел его голос и отразился от стен. — Сегодня незабываемый в нашей жизни день! Хотя и прочие были ничего, сознаемся в этом. Но прежде чем отметить наш праздник в теплом кругу, мы должны вспомнить о своем доблестном народе, о котором, впрочем, мы никогда и не забывали.
— Забудешь о нем, — буркнула Первая леди.
— Генеральный секретарь!
— Я здесь.
— Идем к народу. А где епископ?
Все стали озираться вокруг, и единственный голос произнес:
— В туалете.
— Пусть догоняет.
Через минуту они очутились на крыше, оказавшейся прекрасно освещенной и оборудованной микрофонами площадкой для выступлений.
Перед зданием стояла сплошная толпа, разразившаяся при их появление экстатическим криком.
Брук держал Нормана за плечи, и так, вместе, они оказались у микрофонов.
— Дорогие сограждане! — загремел Брук. — Счастливый день! День святого Нормана Грея, который будет теперь отмечаться нами ежегодно. А со временем, я не сомневаюсь в этом, и всем католическим миром.
«С каким это временем?» — подозрительно мелькнуло у Нормана в голове.
— Что может сравниться с радостью, которую испытывает каждый из нас, находясь рядом с лучшим и несравненным квотербеком всей человеческой истории? Ничто! И я не откажусь от этих слов, даже если мне будут грозить Гаагским судом. Александр Македонский, Цезарь, Наполеон — Брук поискал в памяти, — и Моника Левински…
— Ну, ее не хватало, — произнесла сзади Первая леди.
— … не отказались бы стоять с нами рядом. Я всегда говорил, надо думать во время игры, а не за ноги друг друга кусать. И тогда каждый из вас сможет достичь высот, как это сделал наш замечательный друг, став, заодно, выдающимся специалистом в области термомолекулярных взаимодействий, электромагнитных свойств металлов и…
Сзади прозвучал ехидный совет:
— Еще про ядерный резонанс им скажи.
Брук все же не удержался:
— В частности, я хотел бы отметить его работы по технологиям квантовых уровней. — Он повернул назад голову и недовольно спросил: — Где епископ?
— Он уже вышел из туалета.
— Сейчас епископ совершит торжественный церковный обряд, но и правительство еще скажет свое важное слово.
Брук отодвинулся, дав место генеральному секретарю.
Тот открыл папку и начал читать:
— Дорогой Саддам, я понимаю, что тебе трудно, но деньги, которые ты перевел в мою офшорную зону…
— Страницу переверни, — гневным шепотом приказал Брук.
— Указом Его величества сиятельного Президента Грандайленда Его превосходительство Норман Грей назначается помощником Президента по особо важным делам с награждением его орденом Красного попугая с бриллиантовым хохолком.
Чтобы на этот раз было понятно, секретарь выставил у себя над затылком три растопыренных пальца.
Толпа разразилась аплодисментами и криками «Браво!».
На груди Нормана с правой стороны поместился сверкающий орден.
И конечно же, надо было что-то произнести в ответ. Он не готовился к выступлению, и потому сказал кратко:
— Я благодарен Президенту и всему народу вашего замечательного острова. Обещаю, что этому красному попугаю никогда не придется краснеть за меня.
Публика пришла в восторг от этой, в общем-то, плоской шутки. А сзади он услышал голос Брука:
— Дядя, церковь не должна замыкаться в сортире.
— Иду, племянничек, иду.
Милейшего вида пожилой человек в сутане, с лицом чуть разозленного Николсона, вышел вперед и окрестил толпу на три стороны.
Грянул орган. Какой-то маленький служка засуетился вокруг, и епископ, читая латынью, троекратно перекрестив Нормана, начал медленно его обходить, окропляя из серебряного ведерка, которое подставлял служка.
Немножко попало в лицо, Норман почувствовал что-то и осторожно слизнул губы.
Ну да, шампанское. И ведерко из-под него.
Потом Президент объявил праздник открытым и гуляние до утра. А Первая Леди добавила, что каждый может угощаться бесплатно мясом по-испански и по-английски, вином и пивом, но только не до потери пульса. Впрочем, врачи скорой помощи будут усиленно дежурить всю ночь.
Народ сразу и заспешил.
— Что это за мясо, по-испански, по-английски?
— О, грубая народная пища, зависит от способа приготовления, — она взяла его под руку, — наши предки почему-то любили жарить испанцев на вертеле, а англичан ели кусками.
— Э, а по-американски?
Ему хитро заглянули в глаза:
— Где же вы раньше были? Лю-бите на готовенькое.
И с извинениями обратился епископ:
— Прошу снисхождения за опоздание, милый Норман, пришлось держать под холодной водой руки. У меня опять хотят открыться стигматы.
Грей слышал о подобном чудесном эффекте и собрался уже сказать что-то почтительное такому случаю, но Первая леди дала свой комментарий:
— Ты помнишь, конечно, там еще двух разбойников распяли.
А потом они спустились в залу.
А потом…
Норман все хорошо помнил, только память не фиксировала ход времени, поэтому он удивился, взглянув уже у себя в номере на часы, — половина пятого утра. Скоро солнце взойдет.
Он стал раздеваться, расстегивая рубашку, подошел к окну… на ярко освещенной лужайке бодрствовал Беня.
И еще, валялась большая пустая бочка из-под немецкого пива.
Слон выделывал па.
Из окна лучше всего был виден зад, который смещался то влево, то вправо. Но и передние ноги, стоя на месте, поочередно поднимались в такт движениям зада.
Норман поднял стекло и услышал: уф-уф, уф-уф…
Танец, следовательно, шел под собственную музыку.
Норман расслабился и повис грудью на подоконнике, жизнь словно еще начиналось, все было хорошо и все впереди. Он громко позвал слона по имени.
Тот плавно приостановился и стал поворачиваться…
— Хочешь грушу?
Слон двинулся небыстрым и не очень-то твердым шагом. Норман с усилием оторвался от подоконника, а потом с грушей снова высунулся из окна.
Двинувшийся к нему хобот взял грушу, понес ко рту… но почти у самого рта выронил.
Некоторое время слон думал — искать грушу или не искать…
А потом в огромных глазах мелькнуло: «Да, не в грушах же счастье!». И Норман получил хоботом во всю физиономию поцелуй взасос.
Засыпая, он с удовольствием подумал, что здорово научился танцевать с женой судьи качучу. Только два раза упал. Хотя и другие падали. Кажется, один прокурор твердо стоял ногах.