Похожее, помнится, говорилось за полвека до того в отношении Уэллса…
Славу новоиспеченному писателю Джону Уиндэму принес его третий по счету роман, впервые подписанный новым псевдонимом, — ныне признанный за классику жанра «День триффидов» (1951), выходивший также под названием «Восстание триффидов».
Успех книги, прошедшей сначала журнальным сериалом в престижном американском литературном журнале Collier’s и немедленно изданной в твердой обложке на родине автора, превзошел все ожидания. Хотя, вспоминал Уиндэм, идея романа, как и само магическое слово «триффид», вошедшее в список неологизмов научной фантастики (не ищите в словарях — его там нет), родились, как водится, в результате случая.
Однажды, потягивая бокал шерри в пабе, Уиндэм ненароком поймал отрывки разговора, который вели два соседа-садовника, разгоряченные пивом и, главное, «доставшими» их буйно разросшимися сорняками: «Я вчера обнаружил одного прямо в сарае с инструментами. Огромный — настоящее чудовище! Помнится, даже струхнул не на шутку, увидав такое…» После изрядного количества выпитого речь говорившего не отличалась четкостью, да и местный диалект сделал свое дело; короче, вполне тривиальное английское слово «испуган» (terrified) прозвучало как «триффид» (triffid). И… поразило слух случайно оказавшегося рядом писателя — последний как раз обдумывал новый фантастический роман о растениях-убийцах, захвативших Землю! (В романе генезис слова «триффид» выводится также из three-feet — «трехногий».)
Это к вопросу о положительном влиянии пивных на творческий процесс…
Как помнит читатель, знакомый с романом, в нем Земля стала вотчиной растений-хищников, мутировавших в результате космического катаклизма. После катастрофы почти все население планеты ослепло, исключая, разумеется, героев романа — иначе какая ж тут интрига! «Редко встретишь более бесперспективную завязку для написания романа, — отмечает Олдисс, — однако решает все магия не сюжета, а настоящей литературы».
Действительно, сила романа — не в живописании глобальной катастрофы и последующей робинзонады горстки выживших: подобное описывали до Уиндэма сотни раз, и многие, в том числе соотечественники, даже более впечатляюще, — а прежде всего в отличной литературе. Иначе говоря — в стиле, языке, настроении, ярких визуальных картинах, удачно выбранном темпе повествования, точных психологических портретах и сдержанном оптимизме.
Между прочим, вера Уиндэма в практически неограниченную сопротивляемость человеческого сообщества напастям ведет родословную от великих предшественников-классиков — Жюля Верна и Герберта Уэллса. А если говорить о соотечественниках, то на память приходит еще и Артур Конан Дойл с его романом «Отравленный пояс».
«Если день начинается воскресной тишиной, а вы точно знаете, что сегодня среда, значит, что-то неладно…» Одной этой открывающей роман фразы, на мой вкус, хватит, чтобы накрепко привязать читателя. Чтобы тот уже не смог оторваться от книги до самой последней фразы: «А потом наступит день, и мы (или наши дети) переправимся через узкие проливы и погоним триффидов, неустанно истребляя их, пока не сотрем последнего из них с лица земли, которую они у нас отняли».
Магией привязывания читателя — без внешних эффектов, без словесной пиротехники — Джон Уиндэм, безусловно, владел.
С момента выхода в свет «Дня триффидов» имя писателя уже прочно ассоциировалось в сознании читателей и критиков с темой, наибольшее развитие получившей как раз на Британских островах. Можно определить ее как «глобальная катастрофа». Мэри Шелли с ее вторым (после знаменитого «Франкенштейна») романом — «Последний человек», «После Лондона» Ричарда Джеффриса, уже упоминавшийся «Отравленный пояс» Артура Конана Дойла; наконец, вполне катастрофические по духу главные романы Герберта Уэллса… Впечатляющий список, в котором достойное место заняли и книги Уиндэма.
Более традиционные варианты катастрофы — например, вторжение инопланетян — изображены писателем в двух других произведениях.
В романе «Кракен пробуждается» (1953; выходил также под названием «Из глубины») космические агрессоры сначала предусмотрительно заселяют океан и растапливают полярные шапки — с целью, надо сказать, предельно прагматической: расчистить себе требуемое «жизненное пространство».
А в «Мидвичских кукушках» (1957), выходивших также под названием «Деревня проклятых», инопланетяне «бесконтактно» (в духе библейского архангела Гавриила) оплодотворяют всех женщин в ничем не примечательной английской деревне. Правда, на сей раз иная цивилизация не имеет никаких агрессивных намерений; агрессорами и ксенофобами оказываются сами земляне, уничтожающие родившееся потомство сверхчеловеков…
Та же судьба может постигнуть и других вундеркиндов — на сей раз наделенных телепатией мутантов из романа «Перерождение» (1955). Этот роман более известен у нас под другим названием — «Куколки» (отдельные критики называли книгу Уиндэма даже «Хризалидами», что по-латыни — chrysalid — и означает, собственно, биологическую куколку).
Действие отнесено далеко в будущее, в классический в научной фантастике «постатомный» пейзаж на радиоактивном пепелище. В редких общинах случайно выживших царит новое Средневековье: возрождены давние предрассудки против чужих, непохожих, отклоняющихся от нормы. Рождающихся время от времени детей-мутантов ждет неизбежная смерть, а норма, обыденный стандарт возведен в своего рода религиозный канон. Герои романа испытывают множество приключений, пока в своих внешне бесцельных странствиях не попадают в поле зрения других выживших — сумевших создать новую технику и сохранить старую человечность…
Почему с переводом этой книги так тянули в застойные советские годы, объяснять, думаю, не требуется.
На Западе же главные «романы-катастрофы» Джона Уиндэма пришлись по вкусу и массовому читателю, обожающему пощекотать себе нервы картинами чужих страданий, и критиков, увидевших в них продолжение традиций британской школы научной фантастики. При этом соотечественники писателя увидели в его фантастических книгах еще и отражение реальных страхов, окружающих их в жизни: распад и агонию некогда не знавшей себе равных Британской империи, первые намеки на экологическую катастрофу и общий тупик, куда все более очевидно заводила людей техногенная цивилизация…
А теперь нам придется отвлечься от литературного творчества английского писателя: история экранизаций его главных произведений не менее любопытна и поучительна.
Из двух романов, «День триффидов» и «Кукушки Мидвича», больше повезло второму.
Впервые его перенес на экран английский режиссер Вольф Рилла в 1960 году. Фильм назывался «Деревня проклятых» и в целом сохранил — что необычно для научно-фантастического кино! — сюжетную канву романа. Однако только на первых порах: в фильме гештальт-сообщество детей-мутантов — часть зловещего плана порабощения нашей планеты. Режиссер отдал дань модной в фантастическом кино паранойе на тему «пятой колонны»: в романе Уиндэма определенная уверенность в изначальном зле, которое будто бы несли в себе космические подкидыши, отсутствовала… Кино же заканчивается вполне просчитываемым в заданных обстоятельствах трагическим финалом: когда цель эксперимента с мидвичскими «кукушатами» становится очевидной для героя картины, тому ничего другого не остается, как раздобыть динамит и героически взорвать себя вместе с дьявольским отродьем.
Этот достаточно традиционный для англо-американской science fiction 50-х сюжет мог бы послужить основой для очередного «ужастика», однако режиссер, следуя духу прозы Уиндэма, свел все к ужасам скорее психологическим, чем физиологическим. Странные и жуткие «взрослые дети» с отстраненно-холодными, светящимися, как у кошек, глазами действительно могут внушить ужас — особенно зрителю, начитавшемуся той самой science fiction 50-х! Во всяком случае, если и был в кинофантастике той поры аутентичный образ космического Чужого — не обязательно монстра, но, безусловно, чуждого и пугающего, — то это, без сомнения, дети-телепаты из «Деревни проклятых».
Однако постановщик пошел дальше, превратив триллер-страшилку в добротную психологическую драму. Дело в том, что герой-ученый, принявший решение уничтожить неведомых «профессоров» (сегодня невозможно смотреть этот старый фильм, не проводя параллелей с более поздней аналогичной драмой в фантастике уже отечественной — вспомним конфликт Абалкина и Сикорски!), был их другом. Хотел им искренне помочь… Ясно, что решение взорвать не «объекты контакта», не «мостик» к иной космической цивилизации — просто детей, пусть и необыкновенных! — далось герою фильма не без нравственных мук. Каковые еще и отягощены новым обстоятельством: секрет того, как эффективнее всего уничтожить «вражью пятую колонну» — или просто невинных детишек? — ученый тайно «выкрал» из сознания самих же космических вундеркиндов…
В 1964 году вышел фильм режиссера Антона Лидера «Дети проклятых», представлявший собой не сиквел (как можно было предположить, исходя из названия), а фактически новую версию того же самого романа Уиндэма. На сей раз сюжет картины далеко отстоит от литературного первоисточника. Изменился и основной драматический конфликт — причем в сторону нетривиальную. Постановщик перенес действие в Лондон, в специальный исследовательский центр ЮНЕСКО, куда со всех континентов тайно собрали шестерку детей со странными телепатическими способностями. Маленькие пациенты вызывают у исследующих их ученых (и у зрителей) куда большую симпатию, чем в первом фильме, где они все время оставались хоть маленькими, но чудовищами. Теперь же это — просто дети, несмотря на все их сверхспособности; и их гибель уже не может быть оправдана соображениями «планетарной безопасности».
В этом фильме инопланетных (да и кто сказал, что они заброшены на Землю из космоса?) подкидышей убивают просто потому, что люди не в силах совладать со своими иррациональными страхами и фобиями перед чужим, неведомым. Убивают, даже как следует не убедившись, существует ли на самом деле этот дьявольский план вторжения — или всего лишь привиделся в кошмарном сне…