Придя к такому удовлетворительному разрешению затруднения, леди Лидиард почувствовала непреодолимое желание позвать Изабеллу и приласкать ее. Это была неизбежная реакция горячо любящей женщины после того, как ее тревога о судьбе девушки успокоилась вследствие принятого ею решения. Она быстро отворила дверь и неожиданно вошла в будуар. Даже в выражениях горячей привязанности у леди Лидиард проявлялась резкость манеры, свойственная ей во всех житейских отношениях.
– Поцеловала я вас сегодня утром? – спросила она, когда Изабелла встала ей на встречу.
– Да, миледи, – отвечала девушка с очаровательною улыбкой.
– Так подойди и поцелуй меня также. Любишь ли ты меня? Хорошо, в таком случае считай меня своею матерью. Не называй меня больше миледи. Обними меня покрепче.
Что-то в этих простых словах или во взгляде, их сопровождавшем, пробудило нежность Изабеллы, которая проявлялась не часто. Улыбающиеся губы ее дрожали, слезы заблестели у нее в глазах.
– Вы так добры ко мне, – прошептала она, склоняя голову на грудь леди Лидиард, – могу ли я достойно отплатить вам моею любовью?
Леди Лидиард погладила красивую головку, прижавшуюся к ней с такою детскою нежностью.
– Хорошо, хорошо! – проговорила она. – Ступай и играй с Томми, друг мой. Мы можем сколько угодно любить друг друга, но зачем же плакать? Господь с тобой. Ступай, ступай!
Она быстро отвернулась, ее глаза были также влажны, но было бы несогласно с ее характером выказать это пред Изабеллой.
«К чему я делаю глупости? – думала она, направляясь к двери гостиной. – Впрочем, все равно. Я стала не хуже от этого, а лучше. Странно, этот мистер Гардиман заставил меня почувствовать к Изабелле более нежности, чем когда-нибудь».
С такими размышлениями она вошла в гостиную и невольно вздрогнула.
– Боже мой! – воскликнула она раздражительно. – Как вы испугали меня! Почему мне не сказали что вы здесь?
Оставив гостиную пустою, леди Лидиард по возвращении нашла в ней джентльмена, таинственно появившегося в ее отсутствие на предкаминном коврике. Нового посетителя можно было назвать совершенно серым. У него были серые волосы, брови и бакенбарды, на нем были серые сюртук, брюки, жилет и серые перчатки. Наружность его свидетельствовала о совершенном здоровье и респектабельности, и на этот раз наружность не была обманчива. Серый человек был ни кто иной, как юрист леди Лидиард, мистер Трой.
– Я очень сожалею, миледи, что имел несчастие испугать вас, – сказал он с резко выраженным замешательством. – Я имел честь передать вам чрез мистера Муди, что буду в этот час по делу, касающемуся вашего дома, миледи. Я надеялся, что вы ожидали встретить меня здесь, ожидающего чести…
До сих леди Лидиард слушала своего юриста, устремив на него глаза с выражением свойственной ей прямоты. Теперь она остановила его на средине речи переменой в выражении лица, которое ясно выразило тревогу.
– Не извиняйтесь, мистер Трой, – сказала она. – Я виновата, что забыла ваше предупреждение и не сумела сдержать своих нервов, как бы следовало, – она остановилась на минуту и села прежде, нежели проговорила следующие слова. – Могу ли спросить, – начала она опять, – есть что-нибудь неприятное в том деле, которое привело вас сюда?
– Решительно ничего, миледи, дело простой формальности. Если желаете, можно отложить его до завтра или до другого дня.
Леди Лидиард нетерпеливо забарабанила пальцами по столу.
– Вы знаете меня довольно долго, мистер Трой, и можете знать, что я не терплю отсрочек. Вы имеете что-то неприятное сообщить мне.
Юрист почтительно протестовал.
– Уверяю вас, леди Лидиард… – начал он.
– Так не годится, мистер Трой! Я знаю, как вы смотрите при обыкновенных обстоятельствах, и вижу, как вы смотрите на меня теперь. Вы очень ловкий юрист, но, к счастью для интересов, порученных вашей заботливости, вы, в то же время, вполне честный человек. После двадцатилетнего знакомства со мною вы не можете обмануть меня. Вы принесли мне дурные вести. Говорите сразу, сэр, и говорите откровенно.
Мистер Трой уступил, но постепенно, шаг за шагом.
– Боюсь, что известия мои могут наскучить вам, миледи, – он остановился и потом сделал еще шаг. – Это новость, которую я сам узнал, только войдя в ваш дом. – Он опять остановился и подвинулся еще на шаг. – Я случайно встретил в сенях вашего управляющего, мистера Муди…
– Где он? – прервала сердито леди Лидиард. – Его я могу заставить говорить и заставлю. Пошлите его сюда сейчас же.
Юрист сделал последнее усилие несколько замедлить приближавшееся разъяснение.
– Мистер Муди сейчас придет сюда. Мистер Муди просил меня приготовить вас, миледи…
– Позвоните вы в колокольчик, мистер Трой, или я сама должна сделать это?
Муди очевидно ожидал за дверями, пока юрист говорил за него. Он избавил мастера Троя от труда позвонить и сам вошел в гостиную. Леди Лидиард внимательно осмотрела его. Лицо ее мгновенно побледнело. Она не произнесла ни слова. Она смотрела и ждала.
Муди также молча положил на стол развернутый лист бумаги. Бумага дрожала в его руке.
Леди Лидиард первая пришла в себя.
– Это ко мне? – спросила она.
– Точно так, миледи.
Без минутного колебания она взяла бумагу. Оба присутствовавшие тревожно следили за ней, пока она читала.
Почерк был незнакомый. Письмо было следующего содержания:
«Я, нижеподписавшийся, удостоверяю, что податель этой записки, Роберт Муди, передал мне письмо, которое ему поручено было доставить, с адресом на мое имя и с нетронутою печатью. С сожалением должен прибавить, что тут вышла, по меньшей мере, какая-нибудь ошибка. Вложение, о котором упоминает неизвестный автор письма, подписавшийся „друг в нужде“, не дошло до меня. В письме, когда я вскрыл его, не было никакого банкового билета в пятьсот фунтов. Моя жена присутствовала при том, как я сломал печать и может, если нужно, подтвердить настоящее заявление. Не зная, кто такой мой благотворительный корреспондент (мистер Муди не имел разрешения сообщить мне о нем какие бы то ни было сведения), я могу только путем настоящего заявления передать о положении дела и предоставить себя в распоряжение писавшего письмо. Адрес моей квартиры помечен вверху письма. Самуил Брадсток, ректор церкви Св. Анны. Двинсбери, Лондон».
Леди Лидиард уронила бумагу на стол. В настоящую минуту, несмотря на ясность, с какою изложено было заявление ректора, она, по-видимому, неспособна была понять его.
– Ради Бога, что это значит? – спросила она.
Юрист и управляющий взглянули друг на друга. Кому из них следовало начать говорить? Леди Лидиард не дала им времени решить.
– Муди, – сказала она сурово, – вам было поручено письмо. Я жду от вас объяснения.
Черные глаза Муди заблистели. Он отвечал леди Лидиард, не думая скрывать, что не одобряет тона обращенного к нему вопроса.
– Я взялся доставить письмо по адресу, – сказал он. – Я нашел его запечатанным на столе. Вы имеете, миледи, письменное удостоверение священника, что я доставил ему письмо с неповрежденною печатью. Я исполнил то, что должен был сделать и не имею представить никаких объяснений.
Прежде чем леди Лидиард могла возразить, мистер Трой скромно вмешался. Он ясно видел, что требовалась его опытность, чтобы направить исследование на настоящий путь.
– Простите меня, миледи, – сказал он с тем счастливым соединением настойчивости и вежливости, тайной коего владеют только юристы. – Есть только один способ добраться до истины в прискорбных делах, подобных настоящему. Следует начать с начала. Смею ли я предложить вам один вопрос, миледи?
Леди Лидиард почувствовала успокаивающее влияние мистера Трой.
– Я к вашим услугам, сэр, – проговорила она спокойно.
– Вполне ли вы уверены, что вложили банковый билет в письмо? – спросил юрист.
– Я, конечно, думаю, что вложила его, – отвечала леди Лидиард. – Но, в то время, я была так расстроена внезапною болезнью моей собаки, что едва ли имею право говорить утвердительно.
– Был кто-нибудь в комнате кроме вас, миледи, в то время как вы вкладывали билет в письмо?
– Я был в комнате, – сказал Муди, – и могу клятвенно утверждать, что видел, как миледи вложила билет в письмо и письмо положила в конверт.
– И запечатала его? – спросил мистер Трой.
– Нет, сэр. Миледи позвали в другую комнату к собаке, прежде чем она успела запечатать письмо.
Мистер Трой опять обратился к леди Лидиард.
– Взяли вы, миледи, письмо с собою в другую комнату?
– Я была слишком расстроена, чтобы думать об этом, мистер Трой. Я оставила его здесь на столе.
– В открытом конверте?
– Да.
– Как долго пробыли вы в другой комнате?
– Полчаса или больше.
– Гм! – сказал мастер Трой сам с собою. – Это несколько усложняет дело. – Он подумал несколько минут и потом снова обратился к мистеру Муди. – Знал ли кто-нибудь из слуг о нахождении у миледи этого банкового билета?
– Никто, – отвечал Муди.
– Подозреваете ли вы кого-нибудь из слуг?
– Конечно, нет, сэр.
– Есть ли в доме посторонние рабочие?
– Нет, сэр.
– Не имел ли кто-нибудь доступа в комнату во время отсутствия леди Лидиард?
– Здесь были двое гостей, сэр.
– Кто такие?
– Племянник миледи, мистер Феликс Свитсэр, и досточтимый Алфред Гардиман.
Мистер Трой раздражительно покачал головой.
– Я не говорю о джентльменах с высоким положением и репутацией, – сказал он. – Нелепо даже упоминать мистера Свитсэра и мистера Гардимана. Мой вопрос относился к посторонним, которые могли получить доступ в гостиную, являясь например, с согласия миледи, по поводу благотворительных подписок, или принося платья или какие-нибудь вещи для миледи.
– Подобных лиц, сколько мне известно, не было в доме, – был ответ мистера Муди.
Мистер Трой перестал расспрашивать и задумчиво прошелся по комнате. Теория, на которой он основывал свое исследование, не привела ни к какому результату. Опытность его подсказала ему, что не следовало долее терять время в этом направлении, а нужно было вернуться к исходному пункту, то есть к письму. Изменив точку зрения, он опять обратился к леди Лидиард и направил свои вопросы в другую сторону.