Если спросить всезнающий Гугл, знает ли он что о Централии, он, во-первых, сообщит вам, что правильнее говорить Сейнтрейлия, а во-вторых, расскажет историю об одном незадачливом пенсильванском городке – будет забрасывать вас страницами ссылок, так что вы, потеряв терпение, можете даже и не узнать, что в Соединенных Штатах есть еще штук двенадцать городов с этим названием, а может, даже и больше.
В русской традиции название Centralia принято переводить как Централия. Что же касается Централии пенсильванской, то в момент, когда Дэн путешествует с Дугласом, она еще даже городом не стала: так, небольшое шахтерское поселение. Работать в пенсильванских шахтах в то время начинали лет с семи, примерно четверть пенсильванских шахтеров не имела возраста 16 лет и работала за гроши: один-три доллара в неделю. Высокая смертность и травмы, постоянные аварии, нарушения мер безопасности… Работали в шахтах в основном ирландские иммигранты, и неудивительно, что у них рано или поздно появилась «ассоциация взаимной защиты». Будь они итальянцами, эту ассоциацию газеты обозвали бы мафией, а у ирландцев нашлось свое определение: «Молли Магвайр».
В 1867 году основатель пенсильванской Централии был убит, убили его, по выводам полиции, «молли»; позже началась заварушка вокруг организации шахтерского профсоюза, в которой убили еще несколько человек. Трех человек, по слухам, членов «Молли Магвайр», повесили. Артур Конан Дойль по мотивам того дела написал одну из повестей о Холмсе – «Долина ужаса». Поскольку Дойль был на стороне сыщиков-«пинкертонов», организаторов шахтерского профсоюза он изобразил без особой симпатии, из-за чего в России в советское время «Долину ужаса» старались не издавать.
Точно неизвестно, действительно ли во время той заварушки местный католический священник проклял город. Автор склонен предполагать, что проклятие придумали много позже, когда под ногами у горожан загорелась земля. Причем даже дата, когда земля загорелась, точно не известна. Самая распространенная версия говорит, что в 1962 году пожарные очищали городскую свалку самым тривиальным образом: взяли да и подожгли. Мусор сгорел, но загорелся пласт угля под свалкой – и пошло-поехало, угольные залежи начали выгорать под всем городом. Другая версия говорит о том, что горело под городом уже за тридцать лет до того, после аварии на одной из шахт, а в 1962 году это только стало заметно. Так или иначе, но уголь продолжал гореть, земля в городе дымилась и проседала, и власти только почесывались аж до 1981 года, когда в разверзшийся под ногами колодец глубиной в 45 метров свалился двенадцатилетний мальчик. Мальчику повезло: он ухватился за корень дерева, а подбежавший старший брат вытащил его, но общественный резонанс был огромный. Сейчас пенсильванская Централия пуста: жителей выселили, а туристов предупреждают об опасности ненароком свалиться в огонь или надышаться угарным газом.
3
Дуглас смотрел, как за окном проплыла вывеска «Централия». Под вывеской стоял молодой солдат. Когда Дуглас был в Централии, штат Миссури, в прошлый раз, все было точно так: вывеска, а под ней – парень в синей солдатской форме. Гражданских, правда, в тот раз на перроне не было, но это никого не насторожило.
В сентябре 1864 года Дуглас ехал из Сент-Луиса в Сент-Джозеф, планируя двинуть дальше в Канзас. Строительство железных дорог здорово сократило время для путешественников: еще несколько лет назад пришлось бы тащиться на пароходе дней шесть, а то и семь, на поезде же выходило меньше суток, да и то, вышло бы быстрее, если б поезд двигался со скоростью, принятой в восточных штатах. Но обстановка в Миссури не располагала к рекордам скорости: как раз этой осенью генерал Стирлинг Прайс начал вторжение в северную часть штата.
В Миссури не устраивали грандиозных сражений, как в Виргинии или Теннесси, но от того война не была менее кровопролитной. Здесь предпочитали действовать не армиями, а небольшими отрядами. Отряды бушвакеров, руководимые Квантриллом, Андерсоном, Тоддом, выскакивали из засады, делали набеги на города и фермы, убивали солдат и гражданских лиц, а заодно и грабили.
Андерсон даже пароход захватил месяц назад. Шел себе по Миссури пароход тюремного ведомства, груженый кукурузой: обстреляли, капитана убили, пароход сожгли. В газетах потом хвалили заключенных, которые на том пароходе вместо команды были: молодцы, мол, что не примкнули к бушвакерам. Однако если рассудить, так в такое бурное время в тюряге спокойнее будет: кто даст гарантию, что то, что случилось в канзасском Лоуренсе, не повторится еще раз где-нибудь в Миссури?
Прайс поощрял партизанскую войну и разрушение железных дорог, поэтому поезда ходили не торопясь, а на станциях, захваченных конфедератами, старались не останавливаться.
Несколько дней назад отряд Билла Андерсона появился в этих местах: около Рошпорта убили одиннадцать солдат союза и трех негров. Потом вроде Андерсон удалился в сторону Файета, но что ему мешает вернуться?
Вернулся, как оказалось. Позже выяснилось, что в Централии Андерсон объявился с утра, но его ребята вели себя сравнительно мирно, только грабили да убили одного жителя, который пытался защитить девушку от насилия. А ведь могли как Квантрилл в Лоуренсе, вырезать всех мужчин старше двенадцати лет.
В городке обнаружился солидный запас спиртного, так что на первых порах бушвакеры были довольны и благодушны. Из Коламбии прибыл дилижанс, в котором в числе других пассажиров находились конгрессмен и окружной шериф, их тоже пограбили, но доматываться по политическим вопросам не стали, тем более что конгрессмен и шериф назвали выдуманные имена.
Бушвакеры собрались было покинуть Централию, но тут кому-то в голову пришло поинтересоваться расписанием поездов, и сразу выяснилось, что вот-вот подойдет поезд – тот самый, в одном из четырех вагончиков которого ехал Дуглас.
Андерсон дал приказ нескольким подчиненным, переодетым в синюю форму, выйти на перрон встретить поезд. Машинист, видя, что все спокойно, остановил состав, а уж потом к поезду выскочили остальные бушвакеры, и деваться стало некуда.
Дуглас только и успел успокоить себя мыслью, что ничего компрометирующего у него с собой нет, а пассажиров уже попросили покинуть вагоны, и пришлось выходить, а на выходе пассажиров уже делили: женщин, детишек и стариков в одну сторону, солдат в синей форме в другую, немногочисленных гражданских мужчин призывного возраста – в третью. Дуглас среди перепуганных штатских гляделся как бизон среди овец: шесть футов один дюйм роста никуда не скроешь, да и привычки нет – страх окружающим демонстрировать, так что не удивительно, что к нему прицепились первому.
Дуглас безропотно сдал небогатую наличность и нож, дал себя обыскать, чтобы бушвакеры убедились, что при нем больше ничего нет. Револьвер остался в кармане сюртука, а сюртук лежал сейчас в вагоне.
Низкорослый белобрысый юнец, которого дружки, наверное, обзывали Коротышкой, попробовал впечатлить Дугласа размахиванием перед носом кольтом и наигранной истерикой: «Я знаю, ты за янки воевал!», однако Дуглас лицом не дрогнул и повел взглядом по бушвакерам: вдруг кто знакомый найдется, тогда и будем выстраивать линию защиты. А пока держим каменную морду и не показываем страха: первый раз, что ли, проходим по краешку? «Краешек», правда, раньше бывал только среди враждебных индейцев, но, если порассудить, так белые ничем не отличаются. С этими бушвакерами скальпа лишиться запросто можно.
Он увидел туманно знакомое лицо, чуть напряг память и сказал, глядя поверх головы Коротышки, темноволосому парню:
— Я покупал у тебя лошадей года три назад.
Коротышка оборвал истерику и оглянулся:
— Ты его знаешь, Билл?
— Мало ли я кому лошадей продавал три года назад… — начал Билл, явно не узнавая. — Как лошади, кстати, хороши были?
— Дерьмовые лошади, — честно сказал Дуглас. — Но я бы хорошую лошадь все равно в те края не взял.
Вот теперь Билл его узнал:
— А, точно! Я тебе отличных кавалерийских лошадей предлагал, а ты выбрал каких-то ублюдков, помесь койотов с зайцами… норовистых, кусачих и ленивых. Ты сейчас чем занимаешься?
— Да все тем же, — сообщил Дуглас, ничуть не обманывая. — Вот к родным съездил, дела образовались… а сейчас обратно.
— Понятно, — Билл потерял к нему интерес. — Ладно, оставь его в покое, Арчи.
Коротышка спросил:
— Ты его знаешь, Билл?
— Проводник с Орегонской тропы.
Доматываться до парня, который привык к ежедневной опасности среди индейцев, было неинтересно, и Коротышка переключился на остальных, так что Дуглас отошел и сел около стены вокзальчика, перейдя в разряд зрителей.
Прочих же штатских мужчин продолжали пугать, придираясь то к новоанглийскому выговору, то к бумагам, оформленным юнионистскими организациями, то просто к всякой ерунде – лишь бы придраться. Явно и Коротышка, и Билл от вызванного этими доматываниями испуга получали удовольствие, разве что Коротышка добивался своего, искуственно взвинчивая себя, а Билл был спокоен, как аллигатор.
Какого-то немца, совершенно не говорящего по-английски, отогнали к кучке солдат, остальным как-то удалось доказать, что они гражданские и к юнионистам никакого отношения не имеют.
Куш был взят немалый: и у пассажиров нашлись ценности, и в почтовом вагоне деньги обнаружились.
С женщинами бушвакеры обходились по здешним меркам грубо и бесцеремонно, но, если внимательно посмотреть, — очень бережно. Убийство женщины на Западе воспринималось с огромным возмущением, поэтому пассажирок просто отогнали в сторону, чтобы в случае чего и случайно не зацепить. Оно кому-нибудь надо? Еще двух месяцев не прошло, как Андерсон нечаянно ранил женщину, когда отстреливался от юнионистов, — так этим поступком возмущались не только его противники, но даже и соратники.
Взятые в плен солдаты с поезда – в основном отпускники, ходившие на Атланту с Шерманом, — стояли неподалеку, переминались с ноги на ногу и переглядывались. Их обещали обменять на пленных бушвакеров, и кое-кто в это даже верил, хотя то, что их заставили раздеться – было уже плохим предзнаменованием. Однако Коротышка только-только разогрелся, запугивание штатских – это была только разминочка, а вот теперь начиналось самое для него вкусное.