— Нас не обманули, когда сказали, что отсюда можно подъехать ближе к Либерти? — уточнил Дуглас.
— Утром поезд с рельсами в ту сторону пойдет. А вы в Либерти, значит, а не на строительство дороги? — бармен глянул на тубус, венчающий горку коробок.
— Мы вообще-то в Канзас-сити, но в Либерти у нас тоже дела, — заявил Дуглас.
— Коммивояжеры?
— Нет, — ответил Дуглас. — Он – телеграфист, а я – из комиссии по индейским делам.
— А, — понял бармен. — Будете индейцев с их ферм выселять? Лучше б дикими индейцами занялись, в западном Канзасе.
— Там уже другие специалисты выселяют, — сказал Дуглас. — Военные.
Они немного поболтали с барменом о проблеме индейцев в Канзасе и сошлись на мнении, что во всем виноваты железные дороги. Чем конкретно железные дороги были виноваты в индейских делах, Дэн так и не понял, потому что заснул, уронив голову на столешницу.
5
Меня толкнула в плечо чья-то рука, и голос Дугласа произнес над головой:
— Просыпайся…
Я начал вяло выплывать из сна, и чья-то добрая душа придвинула почти к самой моей щеке кружку:
— Просыпайся, арканзасец.
Я поднял голову и посмотрел в кружку. К натуральному кофе жидкость имела приблизительно такое же отношение, как и к натуральным логарифмам, но была горячей и обильно сдобрена сгущенкой.
Едва я продрал глаза, ко мне подсел какой-то тип и, называя меня Джонни, стал рассказывать мне, что нормальному южному парню в этой дыре делать нечего, здесь все равно ничего не заработаешь, а вот он знает одно очень хорошее место…
— Чего это он? — спросил я бармена.
— Вербовщик. Переманивает рабочих в Небраску, там тоже железную дорогу строят, — проинформировал бармен, разливая по кружкам бурую жидкость из большого помятого жизнью чайника.
Кроме нас, в салуне уже были полдюжины человек, и с каждой минутой посетителей прибавлялось.
— А, — проговорил я, прихлебывая из кружки. — Не интересует, — сказал я вербовщику. — Я на «Вестерн Континентал» работаю.
Хоть это и не было на данный момент правдой, это показалось мне хорошим аргументом. Однако тут же на меня среагировал другой мужчина:
— Если вы приехали строить линию Кеокук – Канзас-сити, то, значит, поступаете под мое начало.
— Не поступаю, — мирно сказал я телеграфисту. — Я здесь проездом, а работаю в Форт-Смите.
— Говорят, будут проложены линии на Индейской территории?
— Почему – будут? — пожал плечами я. — Мы еще в прошлом году связали Форт-Смит с Техасом вдоль почтовой дороги, а в этом уже появилась линия на Форт-Гибсон.
— Так вы не из арканзасского отделения? — удивился телеграфист. — Бейнс, техник, — он протянул мне руку.
— Миллер, техник, — пожал его ладонь я. — Пока базируемся в Форт-Смите, а там будем смотреть, как железные дороги пролягут.
Бейнс подсел поближе:
— Говорят, у вас там запланировали какую-то линию от Техаса до западного Канзаса… — полюбопытствовал он. — Чуть ли не до Форт-Хейса.
Я удивился:
— Ну вообще-то пока не проектировали, а просто так, оценили на глазок, какие там условия. А во-вторых, что еще за Форт-Хейс?
Из коридора появился Дуглас, вытирающий руки полотенцем.
— Вы с Фоксом разве до Хейса ходили, а не до Флетчера? — спросил я его.
— Хейс – это и есть Флетчер, недавно переименовали, — ответил Дуглас, передавая мне полотенце. — Можешь сходить умыться, а то вот-вот поезд подадут.
— О, и вы из «Вестерн Континентал»? — приятно удивился Бейнс и представился.
— Маклауд, — встряхнул его руку Дуглас, и кивнул мне: – Ты иди, иди…
Когда я вернулся, он вдохновенно врал благодарным слушателям о полной опасности работе телеграфистов на Индейской территории. Бейнс слушал его с широко распахнутыми глазами: похоже, ему в Миссури романтики не хватало. Впрочем, скоро нам пришлось прерваться, подошел паровоз с одним пассажирским вагоном, несколькими товарными и открытыми платформами. Мы загрузились в поезд. Оказалось, что люди более-менее начальствующие квартируют в Кэмероне, а этот поезд заодно с доставкой строительных и прочих грузов выполняет роль трамвая. Кэмерон с его тремя десятками домишек был единственным сравнительно крупным населенным пунктом на всем пути до города Либерти. Приблизительно где-то на половине этого пути, рассказал нам Бейнс, крупный землевладелец Латроп подарил кусок земли под застройку, но когда в этом поселке построят гостиницу, железная дорога уже доберется до Либерти. Так что выбор был пока небольшой: или трать время на дорогу до Кэмерона, или живи в палатке.
Палаточный городок мы увидели, когда поезд миновал стоящую в чистом поле будочку с гордой надписью «город Латроп» углем по свежим доскам. Вокруг будочки на километр или два не было ни единого строения, и только потом показались палатки. Жизнь здесь еще только начиналась, рабочий народ бродил около костров, повара проворно раскидывали по мискам кукурузную кашу, в подставленные кружки разливали кофе. Бейнс еще из вагона высмотрел какой-то фургон, показал его нам и велел не упускать из вида: можно договориться, чтобы нас отвезли в Либерти, фургон оттуда. И мы, едва поезд остановился, в темпе рванули туда… вернее, рванул Дуглас с нашими саквояжами и тубусом, а я, нагруженный коробками, сперва потерялся, не угнавшись за ним, но потом благополучно сам и нашелся, потому что пёр в прежнем направлении.
Не прошло и получаса, как мы уже двигались в сторону города Либерти, к тому же успев прикупить в палаточном лагере кусок копченой оленины и краюху хлеба, так что без завтрака не остались.
Лошадки живенько тащили опустевший фургон домой, и часа три спустя впереди показались дома Либерти.
— Вон тюрьма, — показал Дуглас на небольшое строение, сложенное из камня. На мой взгляд выглядела тюрьма совсем несолидно, хотя, впрочем, в иных западных городишках я видел в качестве тюрем и вовсе сарайчики. Наверное, городу, в котором и полутора тысяч жителей нет, грандиозной тюрьмы и не нужно.
— И что, — спросил я. — Там у тебя сидит кто-нибудь знакомый?
— Да нет, — ответил Дуглас, — но ты же интересуешься местными достопримечательностями. Так вот это – святое место для мормонов. Джозеф Смит со товарищи просидел здесь четыре месяца. Правда, вряд ли кто из жителей Либерти позволит тут мормонам молиться. Тут, знаешь ли, целая война случилась в тридцать восьмом году: мормоны заявили, что около Индепенденса – это там, за Миссури, милях в десяти отсюда к югу, — находился Эдем…
— Эдем? — ошарашенно спросил я. — Райский сад?
— Ну да, он самый, — подтвердил Дуглас. — А после изгнания из рая Адам с Евой жили тоже недалеко, около Гранд-ривер. В общем, в райские места обильно ринулись мормоны, а старым поселенцам это очень не понравилось. Ну и началось: нападают, грабят и немножко убивают. И те, и другие. Кончилось тем, что мормонов выгнали в Иллинойс, а Смита посадили. Ты, кстати, не смотри, что тюрьма небольшая. Там два этажа и стены в четыре фута полщиной.
— В Иллинойс? — переспросил я. — Не в Юту? — я оглянулся на тюрьму, пытаясь понять, что там внутри за комнатушки, если стены по четыре фута? Ну, еще один этаж – это подвал, а если мысленно сузить с одной стороны на четыре фута и с другой… а в принципе, не так уж и мало, примерно шестнадцать квадратных метров. Может быть, даже семнадцать.
— Да что ты, в Юту мормоны переселились много позже, после смерти Смита, в сорок седьмом году.
Возница высадил нас около почтовой конторы, и мы оставили наши вещи у почтмейстера, заодно узнав, когда ожидается дилижанс до Канзас-сити. Оказалось, еще нескоро, мы вполне имели время сходить по делам Дугласа. Дуглас только достал из своего саквояжа увязанный в серую оберточную бумагу сверток и сказал, что это подарок.
Мы вышли с улицы на площадь, где стояло довольно уродливое здание местного суда, обошли его, пересекая площадь если не по диагонали, но все-таки заметно наискосок.
На углу улиц Фрэнклин и Уотер стоял двухэтажный домик, у двери которого висела вывеска «Law Office» с фамилиями владельцев конторы.
— Почему Water? — задумался я. — Центр же города, надо улицу как-нибудь помпезно назвать, а тут всего лишь Водная улица, хотя ни реки, ни ручья…
— Потому что «Father of Water», — объяснил Дуглас. — Отец Вод, Миссисипи. А если без затей Миссисипи-стрит обозвать, непатриотично получится – вроде как в честь штата.
— А в честь Канзаса можно? — удивился я. — Патриотично?
— Канзас – это практически свое, — ответил Дуглас, открывая дверь в контору. — Что-то вроде заднего двора.
Хотя на вывеске значилось всего две фамилии, в конторе было четверо: двое молодых мужчин грели подошвы ботинок у железной печки и, похоже, обсуждали новости, потому что вокруг них были раскиданы газеты, еще один сидел за столом и писал что-то в толстенной тетради, а мальчишка лет четырнадцати стоял на стремянке и перекладывал какие-то папки, небрежно сваленные на шкафу.
Дуглас поздоровался и быстренько нас представил, совершенно невоспитанно тыкая в каждого названного пальцем:
— Бригс, Хендерсон, Барнетт, Миллер, — палец слегка притормозился, когда уткнулся в мальчишку, — …и Джим Хендерсон, — вспомнил Дуглас. — В этом доме дадут чашку горячего кофе двум замерзшим путешественникам?
— Даже две чашки, — отозвался Хендерсон, вставая и освобождая место у печки. — Джим, живо!
Но раньше, чем мальчишка подал нам кофе, и даже раньше, чем мы сбросили верхнюю одежду, нам налили виски. Бригс оторвался от писанины, перетащил стул поближе к печке, и какое-то время мы воздавали должное виски и кофе, обмениваясь новостями.
Я скромно помалкивал, когда Дуглас вдруг сказал Барнетту:
— Собственно, мы заехали в Либерти, чтобы привлечь тебя к работе.
— Меня? К работе? — приподнял брови Барнетт. — За кого ты меня принимаешь?
— За того человека, который нужен Миллеру.
Если б я в этот момент делал глоток, я бы наверняка поперхнулся. Мне нужен Барнетт? Зачем? Да вообще вообще первый раз слышу!