Яркий талант и неустанный творческий поиск помогли Хуане Инес де ла Крус и в поэзии сохранить свою самобытность настолько, насколько это позволяли условия ее эпохи. В своих стихах она пыталась отойти от испанской традиции, обратиться к новым источникам вдохновения, найти новые языковые формы. В своих рождественских песнях она широко использовала живой разговорный язык, его диалектные и жаргонные особенности.
Настоящий поэт всегда неразрывными узами связан со своей родиной: он выражает ее суть, ее душу. Тем более неоценима роль поэта в эпоху, когда душа его родины еще только лепится историей. Хуана Инес де ла Крус жила в то время, когда мексиканская нация только складывалась, когда национальное чувство только зарождалось, а идеи национальной независимости еще не владели умами. Появление в мексиканской действительности того времени личности, подобной Хуане Инес де ла Крус, не могло не оказать веского воздействия на рост национального самосознания, ибо величие ее натуры, ее поэтический гений сделались предметом национальной гордости, символом пробуждающихся творческих сил мексиканской нации. Хуана Инес де ла Крус была предана родине всем сердцем, она любовно изучала ее древнюю культуру, прекрасно знала индейскую поэзию и сама сочиняла стихи на языке ацтеков. Творческому лицу поэтессы, несомненно, присущи мексиканские черты: ее поэзия жадно впитывала все элементы той собственно мексиканской культуры, которая в то время еще только прокладывала себе путь, опираясь на образцы, созданные великими предками, и открывая для себя творения европейского Ренессанса и барокко. Не случайно в столетнюю годовщину независимости Мексики, в 1910 году, имя Хуаны Инес де ла Крус было названо первым в ряду славных имен, запечатленных мексиканской историей.
Поэтесса, впервые в истории Латинской Америки осудившая рабство («Вильянсико, посвященное Сан-Педро Ноласко»), женщина, выступившая зачинательницей борьбы за женское равноправие («Ответ сестре Филотее»), Хуана Инес де ла Крус и в поэзии оставалась верной себе: в поэзии, как и в науке, она была «максималистом», она требовала от себя полной самоотдачи. Будучи поэтом «божьей милостью», виртуозно владея стихотворной техникой (даже ее многочисленные стихи «на случай» поражают своим изяществом, остроумием, отточенностью формы), она строго судила себя за вынужденную поспешность, за недостаточную отшлифованность отдельных стихов. Глубокой неудовлетворенностью звучат строки ее «Посвящения»:
Читатель мой, мои стихи
столь далеки от идеала...
Одно достоинство у них —
что я сама ценю их мало.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не почитателя я тщусь
найти в тебе, мой добрый гений,
но беспристрастного судью
моих бесхитростных творений.
Прошедшие века и сменившие друг друга поколения читателей с должным беспристрастием оценили творения Хуаны Инес де ла Крус, по праву отнеся их к золотому фонду мировой лирики.
И. Чежегова
ПОСВЯЩЕНИЕ
Читатель мой, мои стихи
столь далеки от идеала...
Одно достоинство у них —
что я сама ценю их мало.
Я не хочу их ни бранить,
ни проявлять к ним снисхожденья,
дабы никто не возомнил,
что я им придаю значенье.
Не почитателя я тщусь
найти в тебе, мой добрый гений,
но беспристрастного судью
моих бесхитростных творений.
В сужденьях независим ты,
судью честней найду едва ли, —
суди ж меня — мои стихи
меня навек с тобой связали.
Суди. На свете ничего
нет выше разума от века.
Не посягает даже бог
на разуменье человека.
Любой твой приговор приму,
суди меня как можно строже:
коль нелицеприятен суд —
чем он суровей, тем дороже.
Придворной Музе угодить
ты сможешь при одном условье:
злословьем в меру поперчив,
ей кушанье из славословья.
А я равно́ твоя слуга,
придусь иль нет тебе по нраву:
придусь — так не жалей похвал,
а нет — брани меня по праву.
Могла бы про свои стихи
сказать себе я в оправданье,
что переписывают их
подчас без должного вниманья,
что неразборчива рука
у переписчика иного, —
а если буква неверна,
то сразу умирает слово,
что я сама порой спешу,
жалея на отделку время,
что слишком краток мой досуг,
обязанностей тяжко бремя,
что нездоровье подвело,
что я в заботах с головою,
что и сейчас мое перо
спешит, пришпоренное мною.
В моих словах, надеюсь я,
ты не усмотришь доказательств
того, что я в своих грехах
виню стеченье обстоятельств.
Своим стихам, читатель мой,
поверь, сама я знаю цену;
но твой мне важен приговор, —
стихи выходят на арену...
Тебе на суд их отдаю:
хвали, брани их с миной строгой,
и пусть стихи мои идут
им предназначенной дорогой.
Но помни, что в твоих руках
всего лишь проба, и покуда
ты не распробуешь куска,
не торопись порочить блюдо.
СОНЕТЫ
СОНЕТ,в котором поэтесса опровергает восхваления, расточаемые ее портрету пристрастной лестью
Портрет мой не хвали — он непохож:
здесь чванного искусства ухищренья
и красок хитроумное сплетенье
глазам внушают вкрадчивую ложь.
Не льсти мне, лесть, ведь все равно ты лжешь:
неумолимо времени теченье,
непобедимы старость и забвенье,
от них, как ни надейся, не уйдешь.
И твоему усердью я не рада:
ты — слабый ветер в мертвых парусах,
от рока ненадежная ограда,
блуждающее в немощных мечтах
желание. И беспристрастье взгляда
здесь обнаружит призрак, тленье, прах.
СОНЕТ,в котором смерти отдается предпочтение перед старостью
Великолепья пышного полна,
о роза, ты — источник восхищенья!
Была природой при своем рожденье
ты в пурпур и кармин облачена.
Так радуйся, пока тебе дана,
увы, недолгая пора цветенья;
пусть завтра смерть придет, но наслажденья,
что ты вкусишь, не отберет она.
Она сорвет тебя рукой бесстрастной,
но мнить себя должна счастливой ты,
что умираешь юной и прекрасной.
Чем видеть, как прелестные черты
уродуются старостью ужасной, —
уж лучше смерть в расцвете красоты.
СОНЕТ,в котором осуждается мирская суетность и оправдывается приверженность Музам
Зачем, о свет, меня терзаешь ты?
Ужель обидно так мое стремленье
возвысить красотой свои сужденья,
сужденьем не унизив красоты?
Мне чужды о сокровищах мечты,
ищу лишь для ума обогащенья:
опасны о богатстве размышленья —
они доводят ум до нищеты.
Гляжу с непреходящею тоскою
на ставшую добычей красоту,
на алчность, что кладет конец покою…
Что до меня, я лучше предпочту
навек проститься с радостью мирскою
чем жизнью мнить мирскую суету.
СОНЕТ,который утешает ревнивца, доказывая неизбежность любовного непостоянства
Любовь приходит, унося покой, —
с бессонницей, горячкой и томленьем,
растет с тревогами и подозреньем,
питается слезами и мольбой.
Потом она ведет неравный бой
с уловками, обманом, охлажденьем,
потом даст ревность волю оскорбленьям,
и жар любви угаснет сам собой.
Любви закономерность такова.
Угаснувшие чувства не воспрянут.
И мнить меня неверной — есть ли прок?
Ведь скорбь твоя, поверь мне, не права,
и вовсе ты любовью не обманут,
а просто срок любви уже истек.
СОНЕТ,в котором доказывается, что разлука — большее зло, нежели ревность
Один влюбленный — здесь, вдали — другой,
и каждого из них судьба злосчастна:
в одном бушует ревность — и напрасно,
другой утратил неспроста покой.
Но гнев ревнивец сдерживает свой,
на поворот судьбы надеясь страстно,
и шлет изгнанник пени ежечасно,
увы, исход предвидя роковой.
Хоть ревность тоже муками чревата,
но смотришь — то в отчаянье она,
то сызнова надеждами богата.
В разлуке же душа их лишена:
разлука ведь сама почти утрата,
в ней горшая из мук заключена.
СОНЕТ,в котором доказывается, что любви приличествует здравомыслие и сообразность
Служить для всех предметом поклоненья —
мечтают все красавицы о том:
алтарь перестает быть алтарем,
коль иссякают жертвоприношенья.