мне — то, что я вас не люблю.
Легко поладить бы могли мы,
от распри тягостной устав,
когда б, возлюбленной не став,
для вас осталась я любимой.
И тем бы от обоих нас
вы благодарность заслужили:
за то, что вы меня любили,
а я не полюбила вас.
И пусть достичь ни вы, ни я
не сможем вожделенной цели,
но оба мы играть умели,
и доказательство — ничья.
РЕДОНДИЛЬИ,в которых содержится ответ на суждение, что женщин делает прекрасными любовь
Со мною, Сильвио, напрасно
ты споришь, — уж таков закон:
о красоте тот, кто влюблен,
судить не может беспристрастно.
И хоть считают, что должна
быть красота залогом счастья, —
себялюбивое бесстрастье
в себе, увы, таит она.
Гордясь собой, как божьим даром,
она в гордыне мнит своей
себя свободной от страстей
и неподвластной низким чарам.
И все ж спастись от клеветы
или избегнуть униженья
едва ли без шипов презренья
смогла бы роза красоты.
Но если красоте доныне
любовь выносит приговор,
то из-за яблока раздор
не зря затеяли богини.
И потому ты прав вдвойне,
мне присудив дар справедливый:
ведь стала я тогда красивой,
когда любовь пришла ко мне.
Спор, для богинь неразрешимый,
мой без труда решил успех:
я для тебя красивей всех
и нет другой — такой любимой.
И коль любовь для красоты
необходимое условье,
то я в долгу перед любовью,
которую внушил мне ты.
Я стала от любви красивой,
в твою поверив правоту:
ты подарил мне красоту,
любовью наградив счастливой.
И счастлива тебе я вновь
все возвратить без промедленья:
и красоту — твое творенье,
и плату за нее — любовь.
РЕДОНДИЛЬИпротив несправедливости мужчин в их суждениях о женщинах
О, как вы к женщинам жестоки
за их приверженность к грехам!..
Но неужель не ясно вам,
откуда женские пороки?
Из женщин — символ суеты
не ваше ль делает искусство?
Но, разбудив в них злые чувства,
вы требуете доброты.
В ход средство пу́стите любое,
и ваше рвенье победит, —
но тут вы сделаете вид,
что крепость вам сдалась без боя.
Вы собственных страстей своих
пугаетесь, как свиста плети...
Вы сказки любите, как дети,
как дети, вы боитесь их.
Нужна вам в женщине любимой
(таков уж ваш мужской девиз)
смесь восхитительной Таис
с Лукрецией непогрешимой.
Ваш нрав для вас — источник мук:
как вам бывает неприятен
на зеркале вид грязных пятен
от ваших же нечистых рук!
И страсти и пренебреженья
равно́ вы признаёте власть:
презренье вам внушает страсть,
а страсть внушает вам презренье.
Честь женщины вам не важна;
вы мерите мужскою меркой:
строга — зовете лицемеркой
и ветреной — когда нежна.
И су́дите напропалую
нас всех за всякую вину:
за бессердечие — одну,
за легкомыслие — другую.
Но где же та, что вас пленит,
затеяв с вами бой по праву,
коль вам суровость не по нраву,
а легкомыслие претит?
Меж вашей пылкостью и скукой
лишь та уверенно пройдет,
в ком нет любви, но есть расчет
в союзе с Евиной наукой.
А тем, кто любит вас, увы,
любовь всегда ломает крылья...
Над их душой свершив насилье,
от них прощенья ждете вы.
Но кто достойней осужденья
в бесплодно-горестной борьбе:
та, что доверилась мольбе,
иль тот, кто расточал моленья?
И кто познает горший стыд
(пусть даже оба виноваты):
та, что грешит и ждет расплаты,
иль тот, кто платит и грешит?
Вы не ищите оправданья
своей вины в устах молвы:
такими сделали нас вы —
любите ж ваших рук созданье.
Коль мните вы, что ни одна
не устоит пред вашим взором,
зачем клеймите вы позором
ту, что без меры влюблена?
Но пусть в союзе с вами плоть,
тщета мирская, силы ада —
в самой любви для вас преграда,
и вам любви не побороть!
РОМАНСЫ
РОМАНС,в котором осуждается чрезмерная ученость, почитаемая бесполезной и даже пагубной для жизни
О, притворись, мой ум печальный,
что счастлива судьба моя,
вдруг я на миг поверю в счастье,
хоть знаю, что несчастна я.
Но, верно, правы те, кто видит
в самом сознанье корень бед...
Так сделай же меня счастливой —
внуши мне, что несчастья нет!
И пусть на миг успокоенье
я в мысли радостной найду,
и хоть на миг с усталым сердцем
рассудок будет мой в ладу...
Увы, на свете столько мнений —
двух сходных не найдешь меж них:
и мир кому-то мнится светлым,
и он же — черен для других.
И то, что одному на зависть,
другому скоро надоест;
и для кого-то жизнь — как праздник,
а для кого-то — тяжкий крест.
Кто дни влачит в печали томной,
веселье тот сочтет за грех,
а весельчак при виде скорби
едва удерживает смех.
Еще философы Эллады
бесплодно спорили о том,
что ждет нас в этом мире: радость
или страданье ждет нас в нем?
Кто прав из них? Какой философ?
Нам неизвестно до сих пор,
и, как и прежде, смех и слезы
ведут между собою спор.
И разделенный на две части
мир и поныне так живет:
удачливый фортуну славит,
а неудачливый — клянет.
И если в скорби превеликой
один глядит на мир с тоской,
то снисходительной улыбкой
ему ответствует другой.
Обосновать свое сужденье
вам каждый сможет без труда:
есть уйма способов на свете
обосновать и «нет» и «да».
Всяк судит по своим законам,
а их ему диктует нрав:
вот почему сей спор не кончен —
все правы и никто не прав.
Ужель ты мнишь, мой ум унылый,
что божья милость призвала
тебя решить неразрешимый
и вечный спор добра и зла?
Зачем играешь против воли
ты столь безжалостную роль
и между радостью и болью
упрямо выбираешь боль?
Ты мне принадлежишь, мой разум,
так отчего же, день за днем,
ты столь невосприимчив к благу,
столь беззащитен перед злом?
Холодной сталью мысль искрится,
и двойственна судьба ее:
эфес нам служит для защиты
и смерть несет нам остриё.
Но коль в опаснейшей дуэли
скрестились острые клинки,
ужели шпаге быть в ответе
за смертоносный взмах руки?
Ужели нам дано познанье
лишь для пустой игры ума
и к мудрости не приобщат нас
людской учености тома?
Ждать день за днем страданий новых,
терзаться от дурных примет —
увы, все это лишь умножит
число неотвратимых бед.
И в сих терзаниях напрасных,
что́ угнетает нас сильней —
сама грядущая опасность
иль страхи, связанные с ней?
О, сколь блаженна неученость
всех тех, кто, не вкусив наук,
в своем невежестве находит
единственный источник мук!
Взлетает разум ввысь, но тянет
его к земле извечный страх...
И топит разочарованье
огонь познания в слезах.
Для непорочных душ познанье —
как сильнодействующий яд;
увы, чем больше люди знают,
тем больше знать они хотят.
И если не остановить их,
то в одержимости своей
под натиском все новых истин
они забудут суть вещей.
Так, если в ненасытном росте
деревьям не чинить преград,
то разрастется и заглохнет,
не дав плодов, плодовый сад.
И ежели в открытом море
руля лишится утлый чёлн,
найдет он рано или поздно
свою погибель в бездне волн.
Что толку, что поля оденет
в зеленое убранство май?
Увы, не всякое цветенье
приносит добрый урожай.
И нужно ль разуму трудиться,
рождая новых мыслей рой,
коль множество из них, родившись,
и дня не проживут порой?
А те, что выживут, — калеки
(столь разума напрасен труд), —
ведь мысли, чем они увечней,
тем долее они живут.