Анна (медленно приходя в себя, пытаясь улыбнуться). Крут новый хозяин.
Прохор. Ошибочка, Нюра. Не просто крут. Он о-ч-чень крут. (Подходит к Христофору, бережно его обнимает.) Держитесь, дорогой человек. Так счастлив я, что снова увиделись. Что вы – хоть куда. Нет, правда… счастлив.
Христофор. Спасибо, Прохор. Навряд ли свидимся еще раз. В добрый час. Будь здоров.
Прохор (негромко). И вот еще что… На прощанье дайте… главный совет.
Христофор. Тебе-то зачем? Ты сам все знаешь. И сам – совет дашь.
Прохор. Нужно. Без трепа.
(Все тактично отошли в сторонку.)
Христофор. Ну, коли спрашиваешь… Проша, на такой верхотуре – главное, вовремя сделать ноги.
Прохор (улыбнулся). Спасибо. Буду думать. И крепко. (Объятие. Все уходят.)
Христофор (махнув рукой). Будешь ты думать. Да не о том. Кто резво действует – трудно думает.
Прохор. Я уж не верил, что так бывает. Как в первый раз.
Жека. Так не бывает. Давно вы глаз на меня положили?
Прохор. А как увидел, тут же и рухнул.
Жека. Не было видно, не было слышно, ни как накренилась Пизанская башня, ни как она пала.
Прохор. Москва не кренится, не голосит. Гвардия умирает молча.
Жека. Скажи еще: Москва бьет с носка.
Прохор (обнимает ее еще крепче). Черт знает что со мной творится.
Жека. Спасите!.. Душат во цвете лет.
Прохор. Было б мне раньше на родину съездить.
Жека. Не сокрушайтесь. Всему свой срок. Раньше могло и не произойти.
Прохор. Что помешало б?
Жека. Нашли бы препятствия. Чтобы прозреть, нужно созреть.
Прохор. Не по годам ты умна. Даже страшно.
Жека. Страх, говорят, обостряет любовь.
Прохор. Видал красивых. В большом количестве. Видал и умных. Хотя и реже. А вот чтобы то и другое – вместе…
Жека. Так дорог только штучный товар.
Прохор. Ну и разбаловал я тебя. Не пожалеть бы.
Жека. Свободная вещь. Но ведь иной раз – жалеешь, а поздно.
Прохор. О чем это ты?
Жека. А все бывает на белом свете, на злой планете. Чего не случается в нашей местности.
Прохор (после паузы). Так. Климатический зигзаг. Резкая перемена погоды. Какая забота? Что за печаль?
Жека. Нет, мой любимый человек. Барышня не бесится с жиру и не капризничает от скуки. Это совсем другая опера.
Прохор. Внимательно слушаю, моя радость.
Жека. Не каменейте, Прохор Борисыч. Не посетителя принимаете.
Прохор. Что это значит?
Жека. Я – не из очереди.
Прохор. Жека… Зачем это? Ни к чему.
(Невесело усмехнулся.) Круговорот… Над кем смеетесь?
Жека. И от какой же вы озабоченности и государственной удрученности припомнили классический текст?
Прохор. От самой частной. Хотя болезненной. Не так давно успокаивал Ольгу – очень она затрепыхалась, что мужа ты у нее уведешь. Не парься, Оля. Придет в себя. Очнется. Молодость не возвращается. И вот – аукнулось. Круговорот.
Жека. Доброе дело. Вам зачтется. Вернули блудного мужа в стойло.
Прохор. Жалеешь?
Жека (чеканно). Я ни о чем, ни о ком, нисколько и никогда не жалею. А вами – искренне восхищаюсь. Собственным телом прикрыли жертву.
Прохор. Какое счастье, что ты рванула в Москву… Что помнила, что позвонила…
Жека. Чего мне стоил этот звонок…
Прохор. Чего бы ни стоил, он того стоил.
Жека. Не знаю, не знаю.
Прохор. Да все ты знаешь.
Жека. Не знаю, права ли была, когда вдребезги расколошматила я жизнь любившего меня человека, бросилась в этот вельможный город. Очень похоже на помешательство.
Прохор. А я тут не в счет?
Жека. Что вы, любимый? Я понимаю свое назначение. Являться по вызову и делить досуг государственного лица. Вполне сознаю свою ответственность. И перед ним и перед отечеством.
Прохор. К делу.
Жека. Уж простите меня. Я не деловой человек. Я просто провинциальная дурочка, которую мучает праздный вопрос.
Прохор. Спрашивай.
Жека. Государственный муж видит меня своей женой? Как долго он намерен носить свой траур и скорбно вдоветь?
Прохор. Уймись. И дай созреть ситуации.
Жека. А ситуация такова, что я созрела. Как ситуация. И меньше всего – хочу перезреть. И кстати, друг мой, очень возможно, я вам нужна не меньше, чем вы мне. И далеко не только в постели.
Прохор. Кто б сомневался? Но знай и помни, что не Петр. Я – не этап.
Жека. Тюремное слово. Нет. Вы – мой финиш. Вы – моя золотая медаль.
Петр и Ольга в гостиничном номере. Петр молча стоит у окна, дымит. Ольга нервно ходит по комнате.
Ольга. Терпеть не могу гостиничной мебели. Всех этих кресел, шкафов, зеркал. И этих развратных плюшевых штор. И больше всего – вонючих постелей, где, как по команде, храпели, пыхтели и жалко, по-нищенски распутничали командировочные коблы, вырвавшиеся из дома на волю. (Петр молчит, никак не реагирует.) Зачем ты привез меня в Москву?
Петр. Надо было – вот и привез.
Ольга. Тебя приглашали.
Петр. Нас обоих.
Ольга. Ты, что же, совсем не понимаешь, кому был нужен этот спектакль? (Петр не отвечает.) Тихий наш Павлик… В тихом омуте. А вот сумел же… Нашел ключи…
Петр. Был – Павлик. Теперь он – Павел. Па-вел.
Ольга. И эта Анна его… Анюта. Анаконда. Анаконда Витальевна. Что-то имела в своем загашнике. Щука поганая. И я догадываюсь… Что именно она там припрятала.
Петр. Догадывайся. Неинтересно.
Ольга. Бабское жало. Двуличная вошь. Сочтемся. За мной – не заржавеет.
Петр. Без глупостей.
Ольга. Ты не рычи.
Петр. Без глупостей. Она жена Павла. Павла Романыча. Он завтра будет на месте Прохора. А Прохор – тот уже в стратосфере.
Ольга. Он – там. А ты – у родных заборов. Сиди в помете. Ликуй и радуйся, что соизволили пригласить в свидетели. При заключении брака. Ее затея. Хочет, чтоб мы увидели ее в час триумфа.
Петр (повернулся, холодно). И ты туда придешь. И посмотришь. И поздравишь молодоженов. Мне лишние сложности не нужны.
Ольга. А что тебе нужно? Этот спектакль?
Петр. Мне нужно сохранить друга детства. Все прочее меня не колышет.
Ольга. Хорош! Умеешь стоять навытяжку.
Петр. Умею.
Ольга. И даже больше того – еще получаешь при этом кайф.
Петр. Представь – получаю. А также советую, очень советую – расслабиться и получать свое удовольствие.
Ольга. Я – не смогу. Не все такие… беспозвоночные существа.
Петр. Сможешь, любимая. Ты – человек неограниченных возможностей.
Ольга. Не льсти. Я не падкая на лесть.
Петр. А это не лесть. Воздаю тебе должное.
Ольга. «Любимая»… Кабы ты мог любить.
Петр. Мог, дорогая.
Ольга. Если и мог, то разучился.
Петр. Ну что ты, милая… Наоборот. Мое чувство крепнет.
Ольга. А мне смотреть на тебя сейчас… не-вы-но-си-мо. Тебя растерли. Тебя размазали, обошли. Тебе предпочли тихого Павлика. С этой его зеленой воблой. Тебя возили лицом об панель. И все еще мало. Еще позвали в первопрестольную столицу. Чтоб ты поглядел на этого барина. На друга детства. И на эту его подстилку.
Петр. Ольга!
Ольга. Ах, простите за резкость. Хотела сказать: его ре-фе-рента. Такая нынче терминология. Ну и любуйся. И пресмыкайся. А я не стану. А я – не хочу. Пусть принимает доклады, награды, да хоть парады. Но – без меня. Я не желаю при этом присутствовать. Не же-ла-ю. Имею право.
Петр. Кто тебе это сказал? Не имеешь. Ни права решать, ни права визжать. (Подходит к ней, берет ее голову обеими руками.)
Ольга. Ты – что? Ручищами за лицо…
Петр. Видела б ты свое лицо… Сейчас… Лицо у нее… Лицо…
Ольга. Пусти…
Петр. Терпи. Твое лицо – то, чем садятся на крыльцо.
(Сжимает ее голову еще крепче.)
Ольга. Пусти, говорят тебе.
Петр. Ну нет. Сперва мне разборчиво скажи: ты-то с чего раскипятилась? Меня обошли. Меня размазали. Или и тебя, благо-вер-на-я?.. Чего не бывает? А? В самом деле?
Ольга. Да ты… да как ты… да ты о чем? Совсем у тебя крыша поехала?..
Петр. Моя – не едет. Сечет все с ходу. И знает, когда ей нужно выглянуть, когда разумнее – промолчать. Это не то что твоя коробка. Нашла себе Анюту – подружку. Вот уж подружка. Телка ты, телка.
Ольга. Ударь, ударь. Покрепче ударь. Может быть, тебе легче станет.
Петр. Нет. Не ударю. И не проси.
Ольга (пытаясь освободить голову). Знаю. Так ревностен, что не ревнив.
Петр. Хочешь укусить? Не старайся. С чего бы я должен быть ревнив. Разве жена моя в чем грешна? С какого рожна мне ее бить? Нет. Не дождешься. Я не ударю. Я просто голову откручу. Эту твою шкодливую голову. Думаешь, тот, кто молчит, – тот слеп? Нет, милая. И зряч и не глух.
Ольга. Пусти, чумовой. Пусти. Мне больно… Да больно ж… Пусти.
Петр. Знаю, что больно. Терпи, дорогуша. Будет больней.
У Прохора. Хозяин. Жека, Павел, Анна, Петр, Ольга.
Прохор. Спасибо вам. Зрелые люди знают: искреннее слово – короткое. Истинные друзья – земляки. Те люди, с которыми в давней юности ходил по одним и тем же улицам, видел одни и те же дома. Ближе и дороже их нет. Павел и Анна, когда я позвал их, не раздумывая, переменили жизнь, оставили свой родной очаг, перебрались в столицу, в Москву, которая не верит слезам и требует твердости и отваги. Петра и Ольгу ничуть не смутили дорога дальняя и дела, которых у них – вагон с тележкой. Все – побоку, взмыли в холодное небо, преодолели зимние тучи, чтоб оказаться за этим столом, в счастливый день, когда я и Жека соединили две наши судьбы.