Рина любила усатого друга, — если бы не его уютное урчание, ей наверняка было бы страшно оставаться дома одной. Как тогда… год назад, когда Зевс заболел, и мама отнесла его к доктору.
В те две ночи, когда Зевса не было дома, Рина не засыпала до возвращения матери с работы. Врач тогда вылечил Зевса, и на третий день мама принесла его обратно домой. Рина заботилась о друге: меняла ему воду в миске, гладила его и говорила ему все ласковые слова, какие знала, и вскоре Зевс окончательно поправился.
Днём семилетняя Рина училась в корпоративной начальной школе для детей из семей специалистов шестого и пятого уровней. Рано утром мама, приходившая с работы поздно ночью, отводила дочь на остановку школьного троллейбуса, а сама возвращалась домой спать до времени, когда нужно было встречать девочку. Потом они проводили время вместе: гуляли в парке, ходили в кино, посещали кафетерии на верхних этажах самых высоких башен, откуда любовались закатом за порцией вкусного мороженного. С наступлением вечера они возвращались домой, в маленькую квартирку на двенадцатом этаже старого сорокаэтажного здания в спальном районе на окраине Полиса, где их ждал заскучавший Зевс, и мама собиралась на работу…
Шёл третий год как Дейл, отец Рины, оставил их. Девочка росла — росли и траты на содержание ребёнка, и заработка Лейсен стало не хватать… Так писавшая до того статьи для еженедельника районного уровня Лейсен стала проституткой.
Нет, не той проституткой, каких можно встретить в дешёвых барах и на ночных бульварах. Лейсен была слишком хороша для этого. Она устроилась на официальную работу в фирму и оказывала услуги респектабельным господам и госпожам, любые сведения о которых, согласно трудовому контракту, ей запрещалось раскрывать каким-либо способом — будь то личные сообщения в Сети или даже разговоры с коллегами по работе — под страхом увольнения с последующими судебными разбирательствами.
Работа отнимала силы, истощала Лейсен физически и эмоционально. Порой ей приходилось терпеть унижения со стороны клиентов (разумеется, в пределах оплачиваемого тарифа), но зато теперь она могла позволить себе устроить дочь в приличную школу и не бояться, что, случись ей незапланированно потратить часть из их некогда скудного бюджета, и они с дочерью окажутся на улице.
Так, к примеру, случилось, когда рыжий любимец дочери внезапно заболел, и Лейсен отдала за его лечение в ветеринарной клинике две с половиной сотни терракредитов (без малого почти двухмесячная плата за аренду квартиры). И это того стоило! Радостный блеск больших карих глаз дочери заставили Лейсен отбросить последние сомнения и сожаления о потраченных деньгах.
В тот вечер, когда маленькая Рина в последний раз видела мать, она по обыкновению прижалась к её щеке своей пухлой щёчкой, обняв мать за шею, запустив пальцы в её иссиня-чёрные волосы. «Я уже по тебе скучаю, мамочка!» Лейсен крепче прижала к себе дочь. В такие минуты она прилагала все усилия, чтобы не позволить солёным капелькам выступить на её глазах. «И я по тебе, моя милая». «Мамочка, я тебя люблю, сильно-пресильно!» «И я тебя, доченька. Не сиди допоздна. И не забудь покормить Зевса».
Обычно, когда Рина просыпалась утром, в квартире пахло едой, — это вернувшаяся с работы мама готовила завтрак. Но в то утро запаха не было. В квартире было тихо.
Рина позвала маму, но мама не ответила. Мамы не было дома.
Девочка набрала номер мамы — телефон её оказался выключен.
Рине захотелось расплакаться, но она сдержалась. Собравшись и надев школьную форму, девочка насыпала в Зевсову миску корма и отправилась сама в школу…
Гарри, пятидесятичетырёхлетний управляющий второго уровня, муж и отец троих детей, имел репутацию приличного семьянина и профессионала своего дела. Группа компаний, входивших в состав «Евразии» — одной из тринадцати мировых корпораций — под руководством Гарри являла образец динамичного развития и уверенно конкурировала на мировом рынке, на шаг опережая соперников. В совете директоров «Евразии» Гарри уже намекали на то, что ещё год в таком темпе, и к своему пятидесятипятилетию он будет иметь первый уровень. Гарри старался, и у него получалось. Его жена была им довольна и, похоже, даже продолжала его любить, дети его обожали, особенно младшая дочь, которой было двенадцать; в корпорации его ценили, подчинённые его уважали. Гарри производил впечатление надёжного, бесконечно уравновешенного человека. Но было у Гарри одно увлечение, которое он держал втайне от всех, даже от самых близких ему людей…
Вечером того дня Гарри не ждали дома. У него было алиби для стареющей и уже не вызывавшей прежнего интереса жены: Гарри «уехал в Сиберию, по работе, и в Полис вернётся только завтра, во второй половине дня».
Директор фирмы интимных услуг, давний приятель Гарри, обещал ему «кое-что особенное».
Когда Лейсен вышла из дома, на улице её уже ждала машина фирмы, которая должна была отвезти её к первому клиенту.
Лейсен села машину.
В салоне не было никого (обычно в машине её ожидали Ника и Рейчел, за которыми автомобиль заезжал до того, как подъезжал к дому Лейсен). Дверь закрылась, и машина направилась в сторону ближайшей магистрали.
Более часа автомобиль нёсся по широкому шоссе в противоположном центру Полиса направлении. Мимо мелькали район за районом, башня за башней, пока, наконец, Полис не остался позади, и машина не оказалась на одном из ответвлений Седьмого Атлантического, с которого вскоре свернула на частную дорогу, уходившую вглубь леса.
Проехав по дороге около десяти минут, машина остановилась возле особняка. Дверь машины открылась. Снаружи стоял представительный господин в чёрных брюках, белой сорочке и чёрном кожаном жилете — белокожий, лысый и уже начинавший заметно полнеть.
— Здравствуйте, Лейсен! — добродушно улыбнулся ей господин. — Добро пожаловать в мой скромный дом!.. — Он подал руку, помогая женщине выйти из машины. — Я Гарри… просто Гарри.
— Здравствуйте, Гарри! — обворожительно улыбнулась ему Лейсен натренированной улыбкой.
Лейсен прошла вместе с Гарри внутрь особняка. В холле он взял её под локоть:
— Прошу… нам сюда…
Гарри провёл её к лифту.
Створки дверей раздвинулись в стороны, и он мягко, но настойчиво протолкнул Лейсен внутрь небольшой кабины, после чего вошёл сам и нажал нижнюю кнопку на архаичной, как и сам особняк, панели. Кабина плавно опустилась на несколько метров вниз.
Когда двери лифта открылись, и Лейсен увидела помещение, в котором они оказались, она решила, что Гарри очень странный тип.
В краткой справке о клиенте, — такую бортовой компьютер выдавал Лейсен всякий раз по пути к месту работы, — не было ни слова о том, что господин этот был любителем «жёстких игр».
Перед Лейсен было прямоугольное, хорошо освещённое помещение, в дальнем конце которого виднелся крутой съезд — подземный гараж на несколько автомобилей. Гараж был совершенно пуст, если не считать стоявшего посреди него металлического стола на колёсиках и небольшой металлической тумбы с выдвижными ящиками, тоже на колёсиках. Присмотревшись к столу, она заметила продетые сквозь отверстия в столешнице железные цепи, оканчивавшиеся стальными наручниками. Отделанные гладкой керамической плиткой коричневый пол и белые стены сверкали стерильной чистотой. В нескольких метрах от стола Лейсен заметила лежавший на полу свёрнутый шланг.
Она замерла, не решаясь выйти из лифта.
— В чём дело, дорогуша? — стоявший немного впереди неё Гарри обернулся.
— Если вы хотите использовать это… — Лейсен указала взглядом на стол, — то…
— То — что? — с усмешкой небрежно перебил её Гарри.
— Это не входит в мой контракт… — начала было Лейсен, но Гарри не дал ей докончить, резко с разворота ударив женщину в солнечное сплетение.
— Заткнись, сука! — сквозь зубы процедил он.
Лейсен согнулась, задыхаясь от резкой боли, а Гарри сгрёб в охапку её волосы и грубо дёрнул, принуждая её идти следом за ним.
Сделав несколько шагов, женщина попыталась сопротивляться, и получила ещё один удар. На этот раз удар пришёлся по рёбрам.
Подтащив Лейсен к столу на колёсиках, Гарри с силой зашвырнул её на него. При падении всё ещё задыхавшаяся от боли в груди женщина больно ударилась копчиком о край металлической столешницы, — на мгновение ей тогда показалось, что у неё отнялись ноги.
Резким движением Гарри отвёл левую руку Лейсен в сторону и пристегнул наручник, потом быстро обошёл стол и проделал то же действие с правой…
Набрав наконец воздуха в лёгкие, Лейсен закричала — крик эхом отразился от стен гаража.
…Гарри засунул руку под столешницу и выдвинул небольшой прямоугольный пульт с четырьмя кнопками. Он нажал две из них, под столом послышалось слабое гудение, и цепи, к которым были прикованы руки Лейсен, стали стремительно заползать в круглые отверстия в столешнице…
Она пыталась вывернуться — бесполезно.
…Когда между столешницей и наручниками оставалось всего несколько сантиметров, Гарри отпустил кнопки. Затем он пристегнул обе ноги женщины наручниками, после чего прошёл к пульту и нажал другие две кнопки: цепи с гудением поползли в отверстия, расположенные таким образом, чтобы ноги прикованной жертвы согнулись в коленях и оказались разведены в стороны.
Потом Гарри подошёл к тумбе, выдвинул один из ящичков и достал ножницы…
Лейсен отчаянно рвалась и кричала, звала на помощь, умоляла Гарри отпустить её, обещала сделать всё, чего бы он не пожелал, но Гарри лишь ухмылялся. Происходившее казалось Лейсен страшным сном: на миг она даже подумала, что уснула в машине, пока та везла её прочь из Полиса, на встречу с очередным клиентом — обычным стареющим богачом со слабой потенцией. Ей хотелось, чтобы это был сон, но она понимала, что всё взаправду.
Слёзы текли по её щекам, когда Гарри ножницами распарывал на ней собравшееся под грудью короткое платье цвета зелёной мяты с цветочными узорами и тонкие трусики в цвет платья. Бюстгальтера на женщине не было (их она никогда не носила за ненадобностью).