Девочка тихо всхлипывала, дрожа от боли, страха и холода. Ей было страшно. Темнота пугала её. Её глаза болели так сильно, как до того ещё никогда и ничего у неё не болело. Ей было стыдно, так как на ней не было трусиков и злой толстый дядя, которого она слышала, но не видела, ходил рядом. Она слышала его тяжёлое сопящее дыхание. Слышала его шаги вокруг страшного железного стола на колёсиках, к которому он приковал её, вывернув при этом цепями ей ноги так, что она ощущала неприятный холод промежностью.
Глазницы девочки слабо кровоточили, нагое тело покрывала гусиная кожа, она тихо всхлипывала — всё это действовало на Гарри возбуждающе. Он почувствовал, как его дряблый перед тем член стал наливаться кровью, как сморщенная гофрой кожа распрямляется…
Гарри впился глазами в промежность девочки и его губы скривились в довольной улыбке.
— Мама… мамочка… — захныкала Рина. — Мамочка…
— Мамочки нет, малышка, — произнёс нараспев он. — Здесь только я, твой дядя Гарри…
— Нет! — всхлипнула девочка. — Ты не мой дядя! Ты злой!
— Ну, что ты, малышка… дядя Гарри добрый…
— Где моя мама? Моя мама меня защитит! — сквозь подкативший к горлу ком выдавила Рина. Девочка икнула. Ей было так страшно, что от страха стало тяжело дышать.
— Твоей мамы больше нет!
Его член уже налился и окреп. Гарри подошёл к обездвиженной Рине и положил пухлую руку на внутреннюю часть бедра девочки…
Внезапно что-то мелькнуло возле его пальцев, Гарри отдёрнул руку и… не поверил своим глазам! Его пальцы остались лежать на столе рядом с щуплой ногой девочки.
Чья-то тяжёлая рука легла на его рот, а другая рука сдавила тисками затылок. Гарри, было, взвыл от боли, но стальные пальцы так больно сдавили основание черепа, что он тут же затих.
— Мамочка… мамочка… — снова захныкала Рина.
— Не плачь, милая, — сказал рядом ласковый женский голос.
— Кто вы, тетя? — тихим шёпотом спросила девочка.
— Я Ивори, — ответил голос. — Я сейчас помогу тебе…
При этих словах в поле зрения Гарри появилась смуглокожая короткостриженая блондинка. Женщина подошла откуда-то из-за спины Гарри к столу, склонилась над девочкой и поцеловала её в лоб.
— Ничего не бойся, милая, — сказала она девочке.
— Тётя… мои глазки… я ничего не вижу…
— Знаю, Риночка, знаю, — грустно сказала женщина. — Не плачь, маленькая, всё будет хорошо… Ты пока поспи… а когда проснёшься, ты меня увидишь, обещаю.
Когда она так сказала, девочка моментально заснула.
После этого женщина резко повернулась к Гарри, и взгляд её был страшен.
Если бы на Гарри были штаны, он намочил бы их, но он стоял без штанов, со снова обвисшим и съежившимся между пухлых ног членом. Мочевой пузырь Гарри опорожнился, ноги его задрожали, но сжимавшие его затылок и челюсть железные руки не дали ему упасть на пол.
Женщина не сказала ему не слова. Она, молча, освободила девочку, подхватила её на руки и направилась к съезду в дальнем конце гаража.
Когда со стороны съезда послышался звук зуммера, сообщавший об открытии гаражных ворот, сжимавшие онемевшую шею Гарри тиски ослабли. Гарри рухнул на холодный пол.
Гарри не мог повернуть шею из-за пронзавшей позвоночник боли. Четыре обрубка на его правой руке кровоточили. В местах, где раньше были пальцы, теперь начинали пульсировать очаги острой подёргивающей боли. И боль эта становилась всё сильнее, заглушая боль в шее.
С трудом Гарри всё же повернул голову, туда, где стоял тот, кто держал его: сверху на него смотрел рослый широкоплечий голубоглазый негр с «хвостом» пепельных, почти стальных волос на затылке.
— Моя рука… — заскулил Гарри.
Незнакомец молча, прошёл к железной тумбе, порылся в ящиках и достал из одного резиновый жгут. Он швырнул жгут Гарри, и подождал, пока тот перетянет кисть пострадавшей руки, после чего, сохраняя молчание, рукой указал Гарри, чтобы он лез на стол.
— Что?.. — испуганно уставился Гарри на негра, и тотчас получил тяжёлую оплеуху.
Незнакомец повторно указал на железный стол.
Второй оплеухи не понадобилось: Гарри послушно забрался на металлическую столешницу и свернулся в клубок по-собачьи, скуля и жалобно всхлипывая.
Когда незнакомец приковал наручником его искалеченную руку, Гарри взмолился:
— Прошу! Пощади! С-слушай, я зап-плачу! Я заплачу миллион… нет! Десять! Десять миллионов терракредитов! — причитал Гарри. — Только отпусти! Прошу тебя! Ты меня слышишь?
Мужчина обошёл стол и ухватил левую руку Гарри. Гарри попытался сопротивляться, и незнакомец с хрустом вывернул ему кисть. Гарри истошно завопил. Щёлкнул наручник, после чего железная рука негра легла на лодыжку Гарри.
— Послушай… Как тебя… Послушай! Прошу, отпусти… — повторял Гарри. — Ну, прошу! — закричал он. — Ну, чего ты молчишь?!
— А мне с тобой не о чем говорить, — ровным, бесцветным, лишённым эмоций тоном, без тени гнева или раздражения, даже без укора, без жалости, произнёс чернокожий. — Надеюсь, последние часы твоей жизни не будут для тебя напрасны.
— Что?! — взбеленился, завизжал фальцетом Гарри.
Негр ему не ответил.
Нажав одновременно все четыре кнопки на выдвинутом из-под столешницы пульте, его мучитель подождал, пока сковавшие руки и ноги Гарри цепи полностью исчезнут в отверстиях столешницы и, развернувшись, направился вслед за назвавшейся Ивори женщиной.
Когда чернокожий блондин исчез, Гарри вздохнул было с облегчением, но тут в помещении начало происходить нечто странное. Вокруг полностью нагого Гарри, вынужденно принявшего унизительную позу, будто на старинной фотоплёнке стали проявляться один за другим зеркальные диски с острыми как бритва краями…
Спустя двадцать восемь часов, маленькая Рина пришла в себя.
Она лежала внутри странной овальной чаши. Вверху над ней нависала другая такая же чаша.
На ней была свободная, нежная как шёлк белая рубашка. Девочка поднесла к лицу худенькую чёрную ладошку и пошевелила пальцами: странно, она раньше никогда не замечала стольких деталей на своей коже…
Было такое ощущение, будто прежде она видела всё мутным и чёрно-белым, а теперь впервые увидела яркий свет и краски.
— Тебе нравится? — услышала она рядом уже знакомый ласковый голос.
Девочка вздрогнула. Она повернулась, чтобы посмотреть: кто это с ней говорит. Рядом у изголовья сидела красивая беловолосая женщина, сильно смуглая, но не чёрная, как сама Рина. У женщины были красивые миндалевидные голубые глаза. На коленях у неё мирно дремал Зевс, подёргивая во сне одним ухом.
— Очень! — сказала девочка. — А где это я?
— На борту маленького космического корабля, — женщина улыбнулась.
Девочка осмотрелась. Чаша, в которой она лежала, оказалась висевшей в воздухе внутри небольшого округлого помещения. Позже она узнает, что маленький космический корабль называется «транспортным дроном», и что дрон этот похож на большой зеркальный диск, и что он может становиться невидимым, и что летать на нём можно хоть на Луну…
— А где моя мама? — спросила маленькая Рина.
Ответить на этот вопрос Ивори было намного сложнее, чем вернуть девочке зрение и смягчить последствия пережитого ею кошмара.
…Полностью лишённый кожи Гарри оставался в живых ещё четверо суток.
Он умер от обезвоживания на пятые.
На вторые сутки Гарри сошёл с ума: он непрестанно что-то несвязно бормотал, звал кого-то, его преследовали страшные галлюцинации.
Пять дискообразных зеркальных машин, с острыми как бритва краями, с мастерством, недоступным ни одному хирургу-человеку срезавшие с тела Гарри кожный покров, находились рядом с ним до его последнего вздоха, готовые разрезать его на мелкие кусочки, в случае если бы кто-то пришёл ему на помощь.
Глава 13. Макс, Рина, Клэр, Александр и Ивори. Правда
Поезд слабо покачивало. Вверху, в четырёх километрах над беззвучно летящим по трубе-тоннелю вакуумным поездом, стоял жаркий летний день, и слабый ветер гнал по поверхности Атлантики ленивую волну. Но здесь, внизу, за окнами вагона — сплошная чернота. Тянущаяся по дну океана вакуумная труба полностью непрозрачна на протяжении всех подводных перегонов. Транзитный поезд Полис — Лондон уже миновал Азорскую развилку (транспортный узел, где в подводной громаде вокзала Понта-Делгада сходились поезда десятков линий) и приближался к Британскому архипелагу.
Макс сидел, откинувшись в кресле и прикрыв глаза. Рядом справа и слева в соседних креслах сидели Рина и Клэр. Рина дремала, положив голову на его плечо, а Клэр с интересом что-то читала в интерактивном листке, закинув ногу на ногу. Макс старался не шевелиться, чтобы не потревожить чуткого сна возлюбленной, — прошлой ночью они почти не спали. Лишь время от времени он приоткрывал глаза, чтобы посмотреть на Клэр, дабы в очередной раз убедиться в том, что глаза и рассудок его не подводят.
Прежде ему приходилось видеть искинов на базе имитирующих тело человека носителей. Во всех них было что-то неуловимо фальшивое… что-то ненастоящее. Робот — он и есть робот. Но Клэр была совершенно другой. Она была абсолютно естественна. И ещё она была настоящей красавицей. Макс любовался ею.
Нет, Макс не смотрел на Клер как на женщину. Для него теперь существовала только одна женщина во всём мире — та, что сейчас спала у него на плече. Её одну он желал, её любил, и ни за что на свете не оскорбил бы её, предпочтя ей другую, пусть бы и красивее. Да он и не сравнивал этих двоих, дорогих ему женщин. Макс дал Клэр жизнь, стал в некотором смысле её отцом, и любовался ею он скорее как отец мог бы любоваться прекрасной дочерью или красавцем сыном. Вот только он был сам ещё молод для того, чтобы быть отцом взрослой девушки. Так вышло, что его дочь очень быстро повзрослела.
Взглянув украдкой на увлечённую журналом Клэр, Макс закрыл глаза и снова стал перебирать в памяти события последних дней.
Он вспомнил вечер, когда после разговора с Ангеликой отправился к Рине…