Медленно текли минуты. Мы обливались потом под плотными комбинезонами. Вот уж где запашок-то! (Черт, опять меня разобрало!)
Наконец в половине четвертого на площадь с воем ворвалась "синеглазка"[8], известившая нас о том, что головная часть колонны демонстрантов уже близко. По всей эспланаде словно трепет пробежал: люди нервно задвигались, каждый готовился к встрече.
Дельма отдал приказ сдвинуть металлические щиты и загородить улицу. На мосту, в двухстах метрах от нас, парни в голубых бронежилетах водрузили свои знаменитые решетки; другие, свистя, как одержимые, заворачивали подъезжавшие машины в сторону набережной.
Несколько минут спустя показались первые мотоциклы газетчиков, за ними шли представители профсоюзных служб порядка. Лозунгу и песни заполонили площадь, вмиг запестревшую красками, флажками и воздушными шарами.
Бертье подал нам знак отступить на пять шагов, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимание.
При виде нас толпа сперва дрогнула, потом разразилась свистом и улюлюканьем. Что ж, вполне нормальная реакция. Другая бы меня даже обеспокоила…
Демонстрация и в самом деле обещала быть грандиозной. Это было видно с первого взгляда. А по рации в автобусе передали, что на Монпарнасе еще полно народу, стало быть, пройдет не час и не два, пока вся эта толпа рассосется.
Передние ее ряды чуть приостановились перед мостом Александра III, и в адрес жандармов, засевших за решетками, раздались выкрики — враждебные или, скорее, насмешливые. Демонстранты должны были разойтись именно здесь; и действительно: первые группы уже начали сворачивать знамена и лозунги.
— Вот и все проблемы, — бросил Бертье, привычный к таким делам. — Через пару часов будем свободны.
И тут мы увидели густой черный дым со стороны Сены.
— …твою мать!
Это выругался Бенар. Мы все вытянули шеи, стараясь разглядеть, что там творится. Люди стали отступать к бульвару Инвалидов. Так, легкая паника без особых последствий. С той стороны реки демонстранты, подходившие к площади и еще ничего не подозревавшие, продолжали выкрикивать свои призывы.
Прозвучала серия взрывов, взвились вверх дымки, и демонстранты бросились врассыпную. Это мотожандармы для устрашения швырнули в них несколько гранат со слезоточивым газом.
— Эти мерзавцы жгут покрышки! — крикнул Бертье, приложив ухо к карманной рации. — А ну живо, надеть каски, приготовить щиты! Ноблар и Маршан, гранатометы!
Мы забегали вовсю, тем более что толпа уже подступала вплотную, — еще не угрожающая, но довольно многочисленная.
— Опустить козырьки! — скомандовал Дельма, жестом приказывая нам занять место позади ребят со щитами.
На мосту ничего было не разобрать, все заволокло густым дымом.
Вот и первый метательный снаряд, запущенный в нас. Пустая бутылка. Мы втянули головы в плечи, стараясь уследить за ее траекторией. Она шлепнулась где-то у нас за спинами.
— Гранаты! — заорал Бертье, и Маршан, не глядя на меня, сунул в ствол первый слезоточивый заряд. Мы выстрелили одновременно, пока что в воздух. В один миг все вокруг окуталось облаком газа. И, как всегда, ветер понес его в нашу сторону. Все закашляли, как сумасшедшие, тем более что какой-то шутник с закутанной шарфом физиономией швырнул в нас голыми руками наши же две гранаты. За ними градом посыпались камни. Они с резким грохотом ударялись о пластиковые щиты. Толпа значительно потеснила нас. Мы с Маршаном стреляли без передышки.
Тут нам сообщили, что около Палаты Депутатов и на мосту Инвалидов дела тоже неважнецкие. Самое скверное, что демонстранты продолжали прибывать на площадь. Затем мы узнали, что со стороны улицы Варенн все тихо. Значит, Отель Матиньон[9] в безопасности — видимо, подступы к нему надежно охранялись кордонами на бульваре Распай.
Прямо перед нами взвились языки пламени. Загорелась одна из строительных времянок. Кто-то из наших рухнул наземь с разбитой вдребезги каской, с окровавленным лицом. Его оттащили назад, куда уже подъезжали машины "скорой помощи".
Потом вдруг вся людская масса ринулась справа налево. То есть на нас. Это ОРБ, стоящие на Латур-Мобур, выпустили первые заряды в толпу со ста метров. Издали видно было, как демонстранты принимают позу метателей копья, готовясь запустить в нас длинными железными стержнями. Мы еще плотнее сомкнули ряды. Маршан и я попытались отбросить этих типов назад (стреляя, должен признаться, все чаще и чаще). Стержни со свистом врезались в нашу шеренгу, один из них вонзился в ногу младшего капрала Керна.
Дельма предупредил нас о готовящейся контратаке совместно с другими парнями, стоящими по нашу сторону площади.
— Надо оттеснить их к Военному училищу, — сказал он. — Только не рассредоточиваться. Никакой личной инициативы, о'кей?
Нам раздали длинные деревянные дубинки. Печально известные, но очень эффективные.
Что касается меня, я повесил гранатомет на плечо и воспользовался минутой затишья, чтобы протереть слезившиеся от газа глаза. Все происходящее придало мне бодрости. Как видите, мне немного нужно, чтобы воспрянуть духом. Ну а наши атаки — они неотразимы. Мотожандармы этим почти никогда не занимаются, да и ОРБ не так набили себе на них руку, как мы. Атаки — наш гвоздь программы. Собственно, из-за них-то нас в основном и невзлюбили.
По команде мы дружно ринулись вперед, вопя и колотя дубинками по щитам. Можете мне поверить, зрелище было устрашающее. И вот доказательство: те, из толпы, рванули назад, как сумасшедшие. Странно, но эта реакция прямо окрылила нас. Одного из противников нам удалось сцапать. В назидание другим, перед репортерами, что так и стрекотали своими аппаратами, его смачно выпороли. Потом Бертье скомандовал: "Довольно!", и мы двинулись дальше.
Не другом конце эспланады мы сделали минутную передышку, а потом майор дал знак догнать тех хулиганов, что обстреливали нас. Мы перебежали улицу Ла-Мот Пике. На улице Дювивье нам попалась дюжина парней, отрезанных от остальной толпы. Мы углядели, как трое из этой шпаны забежали в подъезд, и решили зацапать их любой ценой. Маршан уже сделал несколько шагов по направлению к дому, но топот за спиной помешал нам броситься за ним следом. Нашему подразделению явно не везло: пришлось бежать вместе с остальными. Напоследок я оглянулся на дом, с виду казавшийся заброшенным, и пожалел, что не удалось отыграться на троице укрывшихся там бездельников, но поздно: мы уже нагнали основную группу наших.
К счастью для нас, взвод мотожандармов с ходу занял улицу Ла-Мот Пике, обратив в бегство тех, кто собирался запустить в нас бутылками с горючей смесью. Но перед тем как смыться, они все же успели угостить ими жандармов. Ох, и досталось же им: они еле-еле потушили одного из своих, который запылал, как факел. Но это нас уже не касалось. Пусть выпутываются сами!
Постепенно мы все собрались чуть поодаль, перед чилийским посольством.
Полсотни мотожандармов, по двое на машине, под дикий вой сирен прокладывали себе путь через горящие головешки и опрокинутые мусорные ящики. Они устремились к Военному училищу, где еще застряло несколько бунтарей.
К нам подошел Дельма с багровым от натуги лицом. Не мешало бы ему поберечься, подумал я, такая беготня ему уже не по возрасту.
— Ну, кажется, почти разделались, — выдохнул он. — По рации сообщили, что на улицах осталось не больше двадцати демонстрантов и они пытаются прорваться к Монпарнасу. Наши мотоциклисты их там попугают. А вы давайте в автобусы! Постоим еще с часок для верности, но, похоже, на сегодня мы отработались.
Со вздохом облегчения я отстегнул ремешок каски. Рядом Бенар снимал краги. Он глянул на меня и скорчил смешную гримасу.
— Ну вот, зато теперь мы знаем, что впереди будет еще жарче.
— Твоя правда! — сказал я ему, ответив улыбкой на улыбку.
Мне здорово полегчало. А что я вам говорил!..
Мы не торопясь пустились в обратный путь. Пожарные наводили порядок на площади. Рабочие-строители пытались поставить на опоры опрокинутые на бок времянки. Мало-помалу возобновилось уличное движение. Шоссе было усеяно осколками стекла, камнями и прочей дрянью. Все это скрипело под колесами машин.
В автобусах мы поснимали каски. Потом сообща распили нисколько оставшихся банок теплого пива. И только когда я поставил гранатомет в стойку, до меня дошло, что я давненько не видел Маршана.
Я огляделся. Черта с два! Никакого Маршана.
Я окликнул Бенара.
— Ты Пино нигде не видал?
— Нет.
И он призадумался.
— В последний раз я его видел, когда мы гнались за теми психами.
— Черт побери! — пробормотал я. — С тех поп и я его не видел. Вот проклятье! Неужели он не выбрался из того чертова дома?!
Бертье здорово психанул, когда я тихонько сообщил ему об отсутствии Маршана. Он выслушал, потирая ладонью свой хобот и зло уставившись на меня. Когда я дошел до эпизода у заброшенного дома на улице Дювивье, он взорвался:
— Идиоты безмозглые! — орал он с пеной у рта. — Ну, где он теперь, а? Я же вам вдалбливал: никакой личной инициативы!
Мы стояли метрах в десяти от автобуса; наши парни обернулись, чтобы полюбоваться на разнос, жертвой которого я стал.
Все еще пыхтя и ругаясь, Бертье направился к "Рено-14", в которой сидели офицеры во главе с Дельма. Я застыл на месте в ожидании кары. Капрал доложил обстановку майору, который спокойно выслушал его. Когда Бертье смолк, Дельма проворно вышел из машины и направился ко мне. Не глядя на меня, он произнес:
— Проводите нас туда, где это произошло. Мы рассмотрим ваше дело и дело тех, кто был с вами, позже. Возьмем с собой несколько человек — и в путь. Ну, шевелитесь же, старина!
— Э-э-э… но мы только хотели…
— Молчите! Пошли!
Ну говорил же я вам, что не умею объясняться с начальством.
Почти бегом мы снова прошли по тому же маршруту. Квартал по-прежнему выглядел как поле боя, хотя стычка давно уже кончилась. Теперь мостовую оккупировали консьержи. Вооружившись метлами, тряпками и ведрами и недовольно ворча, каждый из них пытался привести в божеский вид свой отрезок тротуара.