монтировкой, и отряд двинулся по глинистому месиву, в которое превратилась проселочная грунтовка.
Хряк с Шурой в своих наблюдениях не обманулись. Действительно, прошлепав по так называемой дороге минут двадцать, промокнув и извозившись по щиколотки в грязевой жиже, все четверо увидели сбоку очертания некоего величественного сооружения.
Мигель присвистнул.
– Да тут не просто замок, целая усадьба! Вон дом, вон церквушка, а вон какие-то конюшни… Прям как у Конан Дойля: имение сэра Баскервиля в Девоншире. Только Гримпенской трясины не хватает.
– Трясин тут навалом, – просветил его Хряк. – Наша область вся на топях стоит, спасибо государю-императору…
Подсвечивая фонариком, подошли поближе. Теперь из мглы уже довольно отчетливо выступили контуры дома с готической башней и церкви с трехэтажной звонницей. Подход к сооружениям некогда преграждал забор с ажурными решетками, но от него остались только ржавые фрагменты, согнутые, скрученные спиралями и не соединенные между собой. На месте ворот высилась арка без каких-либо створок. Через нее и прошли.
Все молчали, опасливо озираясь. Лишь Анка проявляла живой интерес. Она взяла у Шуры фонарик, и желтое пятно света заскользило по щербатым стенам.
– Я знаю, где мы! – воскликнула она. – Нам на лекции по краеведению рассказывали…
– В вашем Транспортном институте краеведение изучают? – усомнился Мигель.
– И еще кучу всего ненужного… В общем, эту усадьбу при Петре Первом построили. Он ее то ли денщику своему подарил, то ли адъютанту. Потом она два века из рук в руки переходила, а после революции ее забросили за ненадобностью.
Мигель осуждающе поцокал языком.
– Обидно! Культурное наследие…
Хряк беспечно отозвался:
– У нас такого наследия – куда ни плюнь. Каждую халабудину национальным достоянием объявлять – мемориальных досок не напасешься.
Шура Давыденко, вконец продрогший, лязгающий зубами, поспешил прекратить завязавшийся диспут и подошел к делу с практической стороны:
– Давайте внутрь зайдем. Может, где-нибудь крыша сохранилась, хотя бы от дождя спрячемся.
Они вошли под своды господского дома. Размеры он, по всей видимости, имел колоссальные, однако более чем полувековое отсутствие хозяев привело его в крайне плачевное состояние. Полы прогнили, краска облезла, из потолков во многих местах вывалились целые глыбы. Анка электрическим лучом тщательно обшаривала пространство перед собой, чтобы не угодить в яму или не задеть какую-нибудь шаткую ерундовину.
Наконец им повезло добраться до просторной комнаты, которая, очевидно, в былые времена служила гостиной.
– О, печка! – Шура потер озябшие руки. – Сейчас согреемся!
– Это не печка, а камин, – поправил более образованный Мигель. – И чем ты его топить собираешься? Дров нет.
– А это что, не дрова?
Шура указал на груды деревянной трухи в углах – в нее превратилась барская мебель.
Дождь в гостиную проникал сквозь три стрельчатых окна с давным-давно выбитыми стеклами, лишенных даже рам. Под подоконниками образовались лужи, но дальше, в середине комнаты и у противоположной стены, в которую был встроен камин, вода не доходила.
Анка сбросила с головы капюшон, отряхнула куртку.
– Да, давайте попробуем разжечь. Может, и теплее, и светлее будет.
Мигель оглядел помещение: лишенное декора, оно выглядело, как средневековый каземат.
– А надо ли нам здесь оставаться? Вернемся лучше в автобус. Там посуше и как-то… безопаснее.
– Ты че, сдрейфил? – хохотнул Хряк. – Лови кайф! Когда еще доведется в такой живописной дыре заночевать…
Мигель не любил, когда его обвиняли в трусости. Он холодно бросил:
– Как хотите. Я не за себя, а за вас беспокоюсь.
– Нам пока неплохо! – Хряк прошелся по гостиной; под его ногами поскрипывало каменное сеево. – Интересно, нет ли у буржуев винного погребка?
– Наверное, был, – предположила Анка. – Кто-то из бывших владельцев винокуренный завод держал. Но если они что-то у себя и хранили, то все уже давно растащено. Видишь, какая разруха…
– А вдруг?..
Оживившийся Хряк начал простукивать стены, но с одной из них посыпались отсыревшие куски кладки, и Мигель с Анкой в один голос приказали ему прекратить это дурацкое занятие.
Шура тем временем натолкал в камин килограмма три мебельной крошки и потребовал спички. Он единственный из всей компании не курил.
– Держи! – Хряк бросил ему коробок.
Зажечь влажную труху оказалось задачей не из простых. Анке пришлось пожертвовать на растопку половину страниц из своего блокнота, прежде чем в каминном жерле угнездился чахлый лепесток пламени. Шура со всей осторожностью раздул его.
Повеяло теплом, стало веселее. Отсветы огня разогнали мрак, в гостиной заколыхались причудливые сполохи. Анка выключила фонарик и вздохнула.
– Пару бы свечек для романтики…
– Ага. И шмат сала из кладовой, – добавил Шура.
– Свечи, сало… Размечтались! Их давно мыши сожрали. – Хряк взъерошил мокрые волосы, чтобы быстрее просохли. – Не сгонять ли за гитарами? Забацаем привидениям квартирник!
– Тогда, скорее, усадебник, – снова поправил Мигель. – А что? Так и ночь незаметно пройдет.
Но Шура все еще дрожал, он никак не мог согреться.
– Ну вас в баню… Опять под дождь выходить, по киселю этому шлындать… Я лучше тут побуду.
– А если и правда привидения появятся? – поддела его Анка. – Здесь, за речкой, шведское кладбище…
– А до живых людей далеко?
– Если не ошибаюсь, километрах в сорока железнодорожная станция.
– Сорок километров? – задумчиво причмокнул Мигель. – Неблизко… Как выбираться будем?
Хряк отмахнулся:
– Утром придумаем! Вы как хотите, а я за гитарой…
Он направился к выходу из гостиной. Это был дверной проем, давно уже потерявший прямоугольную форму и больше походивший на овал, а сама дверь отсутствовала.
Внезапно где-то в глубине дома послышались странные звуки: что-то шуршало и похрустывало. Хряк остановился на пороге, весь обратился в слух. Прочие тоже умолкли.
Шорох не прекращался, а затем к нему добавилось приглушенное бормотание.
– Мыши? – прошептал побледневший Шура Давыденко.
– Мыши не разговаривают, – так же шепотом напомнил ему Мигель. – И совы тоже.
– Тогда либо люди, либо нелюди, – рассудила Анка с поразительным хладнокровием. – Зря вы в призраков не поверили…
– Я и сейчас не верю! – храбро провозгласил Хряк. – Мне вообще пофиг, кто там такой. Пойду и разберусь!
Он приметил валявшуюся у камина и почему-то до сих пор не украденную кочергу. Поднял ее и зашагал во тьму коридора.
– Подожди! – Анка бросилась туда же, на бегу включая фонарик.
Мигель с Шурой не имели права оставаться в тылу и последовали за ними.
Бормотание сделалось отчетливее, уже можно было понять, что говорят между собой двое мужчин. Но слова пока еще доносились неразборчиво. Хряк, шествовавший впереди процессии, сделал своим знак: ступайте тише! Сам шел крадучись, на цыпочках, но тихо все равно не получалось – мешал всяческий хлам, валявшийся на полу. Шура наступил на какую-то железяку, она предательски скрежетнула, и голоса стихли.
Таиться уже было бессмысленно, и Хряк во всю глотку выкрикнул:
– Эй, кто тут? Выходи!
С полминуты стояла тишина. Он заорал еще громче:
– Все равно найду и уши обстригу!
– А если у них нет ушей? – буркнул Мигель.
Уши у них были, равно как и все другие, положенные человеческим особям части тела. В лабиринтах коридора гулко затопали, и из-за поворота показались двое, одетые во все брезентовое, на манер рыбаков. У них тоже имелся при себе фонарик, его свет на миг ослепил Хряка, и тот воинственно замахал кочергой.
– Вы кто такие? – спросил с недоумением один из брезентовых и осветил поочередно Анку, Мигеля и Шуру.
– Мы музыканты, – ответила Анка. – А вы?
Было ясно, что это не духи и не посланцы из загробного мира, поэтому напряжение слегка спало.
– Мы сотрудники музея, – пояснил брезентовый с фонариком. – Меня зовут Илья Викторович, а моего коллегу – Роман Николаевич.
– Очень приятно. А документы у вас есть?
Второй брезентовый, который был без фонарика, усмехнулся и вытащил из внутреннего кармана красную книжечку с золотым тиснением на обложке: «Государственный музей истории и развития Ленинграда».
– Устраивает? Заметьте, мы ваших документов не спрашиваем.
– А следовало бы! – Первый брезентовый, назвавшийся Ильей Викторовичем, прищурился. – Что делать музыкантам ночью в таком не подходящем для концертов месте?
– Мы ехали в Ленинград из Гдова и заблудились, – честно сказал Мигель. – А вот что вы здесь делаете? Ищете экспонаты для музея?
Илья Викторович улыбнулся.
– Угадали… А откуда это дымом тянет? У вас, часом, не пожар?
– Нет, это мы камин растопили. А труба старая, пропускает плохо, вот он и коптит…
Вместе с новыми знакомыми вернулись в гостиную. Хряк, видя, что обойдется без потасовки, поставил кочергу в угол и подбросил в затухающее пламя еще порцию трухи. Несколько месяцев назад он работал кочегаром в котельной, так что опыт обращения с топками у него был.
Брезентовые протянули ладони к очагу, их лица (у Ильи Викторовича с бородкой, у Романа Николаевича без) быстро раскраснелись от живительного тепла.
– Заблудились, значит? – переспросил Илья Викторович. – У нас история похожая. Мы в служебной командировке, ездим по области, приобретаем у населения иконы и разные старинные вещи, если они представляют интерес для музея. Знаете, иногда в отдаленных селах у старушек такие редкости попадаются, каких ни в одной экспозиции нет…
– Сегодня вечером рассчитывали попасть в Толмачево, а попали под дождь, – подхватил Роман Николаевич. – Дорогу развезло, машина застряла, помочь некому… Хорошо вспомнили, что рядом заброшенная усадьба. Вот, решили сходить посмотреть, нельзя ли здесь приютиться на ночь. По правде говоря, не ожидали кого-то встретить, тем более в такую непогоду.