Идея была хорошей и, увы, безрезультатной. Хотя мне удалось застать дома всех хозяев «Ауди», никто из них не оказался нужным мне человеком. Зато выборка сократилась на семнадцать человек.
- Ну как успехи, Маринка? - спросил в понедельник Головастик.
- Пока никак. - Я пожала плечами. - Хожу, ищу.
- Я тут подумал: а что, если вместо кафе сгонять завтра сразу после занятий в сторону Калиновки? Там по пути сразу шесть адресов. На общественном транспорте долго добираться, пешком холодно, а я бы машину у отца взял. Как тебе такое предложение?
Калиновка - довольно отдаленный район, коттеджный поселок, выросший на месте бывших дач за городской чертой. Добираться туда действительно трудно, разве что на такси. Но подобные траты никак не вписывались в мой бюджет, поэтому отказываться было бессмысленно.
Во вторник оказалось, что преподаватель экономической кибернетики заболел, и уже в начале первого мы с Головастиком отправились в путь. Автомобиль - «Ларгус» серого цвета - бежал уверенно, в салоне было тепло, поездка обещала быть приятной и, может, даже плодотворной.
Предчувствие успеха не покидало меня, даже когда из выборки было вычеркнуто четыре адреса. Отрицательный результат - тоже результат.
- Может, кофе? - спросил Виктор, когда мы остановились возле очередного дома.
Внушительных размеров особняк за не менее внушительным забором не выглядел особо гостеприимным, и я согласилась. Он достал с заднего сиденья термос и налил мне горячего напитка в крышку.
- А ты? - спросила я.
Но тут калитка распахнулась, крышка с кофе шмякнулась мне на колени, но я даже не почувствовала боли от ожога.
Лайза, конечно же, это была Лайза! На конце поводка собаки болталась странного вида тетка в выцветшем китайском пуховике.
- Здравствуйте! - радостно закричала я, выскакивая из машины. - Это же Лайза?
- Лайза, Лайза, - недовольно пробурчала женщина, - а тебе-то что?
- А где Олег?
- Какой еще такой Олег? Не знаю я никакого Олега!
- Олег, ее хозяин!
- Семен Петрович ее хозяин. И Анна Филипповна. Никаких Олегов я не знаю. Я у них уже месяц как работаю. Убираюсь, готовлю, с собакой вот гуляю. Нет там никаких Олегов. - И она зашагала дальше.
- Как же нет?… - Я закусила губу.
- Маринка! - Оказывается, Виктор давно тряс меня за плечо, пытаясь привлечь к себе внимание. - Что случилось?
- Все нормально… Все нормально…
- Как же нормально? Ты стоишь у дороги, словно дорожный знак. Джинсы мокрые, а на улице зима. Поехали дальше.
Разумеется, он прав. Нужно ехать дальше. Жить дальше.
Зима пролетела незаметно, ее сменила весна. Любимый парк расцвел, зазеленел и каждое утро приветствовал нас задорным птичьим пением. Я по-прежнему ходила по адресам из выборки, но делала это скорее машинально. Интуиция подсказывала: если я и узнаю что-либо об Олеге, то только в Калиновке, в доме, где живет Лайза.
Однажды субботним утром мы с Шукером вместо привычной пробежки отправились на автостанцию, откуда ходили автобусы в направлении Калиновки. Поездка на общественном транспорте с огромным псом, пусть даже в наморднике, то еще удовольствие, поэтому мы оба с облегчением вздохнули, оказавшись на свободе. Отсюда еще около пяти километров нужно было идти пешком, но что такое пять километров для нас с Шукером? Сняв с него намордник и отцепив поводок, я побежала вперед, словно вокруг был наш парк, а под ногами - любимая дорожка.
Чем ближе мы подходили к нужному месту, тем сильнее нервничал пес. Он замирал, принюхивался, периодически начинал радостно махать хвостом, снова замирал. Когда же из-за очередного поворота показался дом, служивший конечной точкой нашего маршрута, Шукер понесся стрелой, оглашая окрестности радостным лаем.
В ответ из-за калитки донеслось радостное повизгивание, а затем недовольный крик:
- Лайза! Ты что?
Калитка приоткрылась, из нее испугано выглянула женщина. Та самая, в пуховике, только, разумеется, уже без него, а в ярком сарафане с рюшами и оборками.
- Немедленно прекратите безобразие! Я сейчас в полицию позвоню! - закричала она.
- Тише, Шукер! - Я ухватила пса за ошейник. - Извините. Они с Лайзой друзья, давно не виделись.
Женщина уставилась на меня:
- Друзья, говоришь? Слушай, а это не ты зимой приезжала?
- Я.
- Ну заходи, раз друзья. Хозяева уехали в Европы (она так и сказала - в Европы), сижу тут, как сыч, не с кем словом перекинуться. Проходи на веранду, хоть чаю попьем.
Я не заставила себя уговаривать.
За чаем женщина разговорилась.
Ее звали Катерина, она была матерью двух малолетних сорванцов, отцы которых испарились неизвестно куда.
«Мои спиногрызы», - ласково именовала Катерина отпрысков. Сейчас они с бабушкой. Она, конечно, скучает, но надо же кому-то деньги зарабатывать.
Истосковавшаяся по живому общению Катерина говорила без остановки. Я молча слушала ее исповедь о тяготах семейной жизни и постепенно приходила к выводу, что все случившееся со мной - во благо. Жизнь, семья - это жуткая обуза, любовь придумали писатели, чтобы народ покупал их книжки.
- Кстати, Маринка, - сказала Катерина, в очередной раз подливая мне чая, - а ведь и правда был Олег. Это сын моих хозяев. Он попал в жуткую аварию и остался инвалидом на всю жизнь. Отец отправил его куда-то за границу в клинику. Вроде учится на писателя. Заочно.
«Был Олег…» - Душа привычно сжалась в комок.
- А не знаете, возвращаться он не собирается? - с робкой надеждой спросила я.
- Эх, Маринка! Ты бы, если уехала за границу, разве вернулась бы? Это только в песне поется: «Не нужен нам берег турецкий», - а на самом деле все стараются там зубами ухватиться. На все готовы, чтобы остаться.
За предсессионными хлопотами я не заметила, как наступило лето. Каникулы мне хотелось использовать на полную катушку, чтобы заработать побольше денег. Нужно купить новые сапоги, да и маму с папой порадовать подарками. Я по-прежнему играла роль счастливой семейной женщины. Не хотелось услышать от мамы сакраментальное: «Ну вот, я же говорила…» А еще не хотелось жалости.
И вот снова наступил сентябрь. Все те же золотые тополя, пронзительно-чистый свежий воздух, легкие, свободно парящие паутинки. Бабье лето. В последние дни времени было в обрез, и часто наши с Шукером утренние прогулки заканчивались на ближайшем пустыре. Но сегодня ноги сами потащили меня в парк. Не знаю, почему я вдруг села на ту самую скамейку, где год назад Олег обучал меня магии листопада. Я смотрела на деревья и вдруг почувствовала приближение того самого состояния полета, которого не испытывала уже очень давно. Неуверенно приподнявшись над скамейкой, я сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее полетела над парком. Свежий воздух до отказа наполнил легкие, казалось, еще мгновение - и они лопнут. Сердце бешено колотилось. Волосы растрепались. Ветер бил по щекам, куртка развевалась за плечами ярко-алыми крыльями. Шукер снизу смотрел на меня с одобряющей улыбкой. Да-да, он улыбался всей своей добродушной собачьей мордой. В голове, как круги по воде, возникли и разбежались слова Олега: «Запомни, в нашей жизни ничего не бывает просто».
Вечером я, как обычно, сидела на кассе. Руки машинально подносили к сканеру покупки из корзинки позднего покупателя. Лицо так же машинально улыбалось. «Надо же, корм для собак, Шукер такой любит», - подумала я. Следующая покупка поставила меня в тупик - букет желтых хризантем. Такого товара в магазине не было. Я подняла глаза - передо мной стоял Олег. Бледный, заметно похудевший. Сильно отросшие волосы стянуты в хвост. И только глаза все те же - блестящие, карие, насмешливые.
- Олег… - только и смогла вымолвить я.
Сердце рвалось ввысь, я уже чувствовала знакомый трепет во всем теле. Что-то подсказывало: в этот раз я отправлюсь в полет не одна…
Екатерина БарсоваПортрет на фоне Вавилонской башни
И сразу ветер знакомый и сладкий,
И за мостом летит на меня
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.
Николай Гумилев «Заблудившийся трамвай»
- Нынче ветрено и волны с перехлестом… - шептала она, глядя на темно-синюю воду Невы, вид которой успокаивал.
Волн с перехлестом не было, но ветер дул сильный, то и дело норовил сбить с ног или швырнуть в лицо горсть обжигающе-холодного воздуха. Она увертывалась от ветра, утыкаясь носом в воротник куртки, но все равно шла вперед, хотя благоразумнее было бы свернуть с этого прямого пути и пройти между домами, где не было ледяных порывов, а дождь моросил мельче и тише.
Анна шла к воде, где нужно было спуститься на несколько ступенек вниз, и тогда темно-серая рябь колыхалась почти у самых ног. Стояли сумерки, при этом небо было светлее воды - она не была в Питере лет пятнадцать и сейчас приехала в студеном пронизывающем ноябре, потому что нужно было познакомиться с одним человеком, выступающим на конференции в Институте русской литературы, именуемом в обиходе Пушкинским Домом.
Поездка была краткой, спонтанной и необязательной. В ранг дел, принятых к исполнению, она внесла ее сама, недолго думая, потому что понимала: такие шансы выпадают нечасто.
На этой конференции должен был выступать один профессор из Италии, из тех русских, которые уже невольно переняли лоск страны проживания, отчего внешне родного аборигена было не признать, и только мелкие детали выдавали в человеке российскую закваску. К профессору у нее было одно дело, не терпящее отлагательств.
Остановилась она у женщины, с которой познакомилась самым тривиальным способом - через социальные сети. Они сразу почувствовали - пусть и в пространстве лайков, значков, подмигиваний, многозначительных и кратких комментариев - симпатию друг к другу, которая вскоре подкрепилась приглашением приехать в Питер и остановиться не в гостинице, а в предложенной квартире.