ПОСВЯЩЕНИЕ
— Ребята!
— Ну, что?
— Знаете новость?
— Кривой хромого убил?
— Да нет, на нашей улице новый ученик объявился! Сапожник Каспер где-то откопал. Мишо зовут. Я его видел…
— Ну и как?
— Этакий лопух деревенский!
— Да ну! Где же его Каспер добыл? Ведь у него больше года учеников не было!
— А кто к такому мастеру пойдет в ученики? Детей качать, картошку чистить, полы драить, за печкой спать, на пустом супе сидеть. Эдак жить всякий и дома, у матери, может!
— Лучше пусть отец палкой врежет, чем сапожник своим шпандырем.
— Бедняга Мишо!
— Откуда же он взялся?
— Да, наверно, откуда-то привезли. Начальство о сиротах да беспризорных заботится. И Ондру Валка, который у Лейха слесарить учится, подобрали где-то на проселочной дороге и сюда в учение отдали.
— Бедняга Мишо!
— Сирота, должно быть!
— А мы устроим ему «посвящение»?
— Ну, понятное дело! Ведь в наш цех без этого не попадешь!
— Сегодня как раз воскресенье! Может, хозяин отпустит и его на минутку, как наши хозяева сделали. А не поискать ли его?
— Пошли, ребята!
— Айда! Пошли!
Мишо, ссутулясь, стоит под сводом старинных ворот одного из двухсотлетних домов. Дом находится на Микулашской улице братиславского еврейского квартала. Но правильней, пожалуй, назвать его кварталом бедноты. Здесь богача днем с огнем не сыщете!
Мишо прижался к облупленной стене. Руки он держит в карманах, разглядывая воскресную улицу и глазея на прохожих… Проходят мужчины, женщины, дети. Мишо глядит, пялит глаза, но не может остановить свой взгляд ни на ком.
Здесь нет матери, брата и сестер, нет ни одного знакомого лица. Только чужие люди… Мишо очень грустно! Ему вспоминаются родные места… Это совсем недавно было. Несколько дней прошло. Только вчера он простился со своей сестренкой Ганкой. Только вчера его отдали в учение. Только со вчерашнего дня живет он в подвале дома, готового, того и гляди, завалиться.
— Это он и есть?
— Он.
— Ты Мишо? Ученик Каспера?
— А… а что вам от меня надо?
— Что нам надо? Хотим, чтобы ты своим парнем стал, посвятить тебя. Ведь не вечно же тебе здесь одному стоять да по сторонам глазеть. Мы водиться с тобой станем. Вместе в ремесленную школу ходить и играть вместе…
— А как «посвятить»? У меня денег нет…
— Наплевать! Лишь бы штаны были покрепче!
— Чего вам от моих штанов надо? Я не отдам. Мне мама купила их на те деньги, что за брата Палько ей дали…
— Да ты не бойся! Мы у тебя ничего не отнимем. Проверим только, хороши ли твои штаны и прочны ли. Ну, пошли!
— Куда?
— С нами! Вон туда, к костелу. Там дом обрушился недавно. Теперь мы там встречаемся в полдень каждое воскресенье…
Ребята идут, и с ними — Мишо. Несколько шагов — мальчишки у развалин. Это огромная свалка. Глина, камни, обломки кирпичей, куски штукатурки, разбитые решетки, поломанные кровати, ржавая проволока, расколотые умывальники, гнилые, вонючие отбросы, солома, грязь, испражнения…
— Сколько ему дать?
— Как всякому. Десяток.
— Ну вот, Мишо, ложись на этот камень. Посвятим тебя. Да ты не волнуйся. Так у нас принято. Как приходит новый ученик, для первого раза мы его вздуем. А после того принимаем к себе как друга-товарища.
Мишо покорно ложится. Самый сильный из подростков поднимает палку и наносит удары: один… два… три… четыре… пять… шесть… семь… восемь… девять… десять раз.
Мишо встает. Теперь мальчики подходят к нему, протягивают руки, по очереди представляются:
— Я Юро Петраш…
— Я Яно Секера…
— Йозеф Барица…
— Имрих Вейс…
Мишо посвящен в ученики еврейского квартала в Братиславе.
У ХОЗЯИНА-МАСТЕРА
У сапожника Каспера жизнь хуже собачьей. Собаки хоть мутную воду лакают, мутную потому, что в ней плавают остатки еды, а семья Каспера хлебает просто мутную воду; она нарочно сделана мутной, чтобы походить на еду. Разница только в том, что первая называется помоями, а вторая — супом.
Семья Каспера знает, что такое нужда. Касперы живут в каморке, в которую, надо полагать, солнце никогда не заглядывает, и крохотное оконце смотрит на темный двор. Если оглядеться, то в тесной каморке мы обнаружим лишь один стол, две разбитые табуретки, ободранную кровать и старенький сапожный верстак. Больше здесь ничего не помещается. Вот и вся обстановка. А живет тут шестеро: Каспер, его жена, трое детей и ученик Мишо. Живется им не слишком сладко, не очень-то по душе им эта дыра, где когда-то был каменный пол и где уцелел еще потрескавшийся перекошенный потолок, но Каспер уверяет, что жить тут все-таки лучше, чем под открытым небом. Да и квартирная плата, пятьдесят крон в месяц, не настолько велика, чтобы хозяин дома не мог ждать ее даже несколько лет.
Хуже дело обстоит с харчами. Хоть Касперы и не слишком разборчивы, но все же нужно кое-что, чтобы вода походила на суп. Это может быть или картошка, или куски черствого хлеба, а иной раз полусгнившие овощи. Семья питается этим просто потому, что на приличную пищу нет денег. Сапожник Каспер вот уже который год не сшил ни одной новой пары обуви. Напрасно он ищет работу, напрасно ищет заказчиков! Кто же станет заказывать ботинки у искусного мастера, если в магазинах полным-полно фабричной первоклассной обуви! И, наконец, ни один ремесленник при всем желании не может сшить обувь так же дешево, как фабрика при массовом производстве. Бывало, когда-то Касперу обувь хоть в починку давали. Но с тех пор как фабрикант Батя при своих магазинах устроил собственные ремонтные мастерские, таким ремесленникам пришел конец. Сегодня глаза Каспера блестят от радости, если кто-нибудь случайно или по ошибке постучит в дверь его каморки и скажет:
— Пан мастер, подбейте мне каблук!
Или:
— Пан мастер, тут у меня отвалилась заплатка.
Таким услугам и вправду грош цена. А из этих самых грошей Каспер творит чудеса, прокармливая шестерых.
Но тут мы должны, наконец, спросить у Каспера, зачем же он берет в дом ученика, когда ему самому делать нечего и когда и собственную семью он прокормить не в силах?
На этот вопрос, если сапожник хоть немного искренен, то отвечает примерно так:
— Ученика я вместо служанки беру. Служанке заплатить нечем, а ученик у меня даровой.
И если посмотреть на Каспера и его семью, то надо признать, что он прав, и здесь в самом деле без прислуги не обойтись. Сапожнику — горбатому, слабому здоровьем человеку, в котором еле теплится жизнь, — сорок лет. Его жена еще более убога. Она проводит большую часть времени на кровати, в темном углу каморки, где выплевывает последние остатки легких, пораженных чахоткой. И дети — просто горе одно! У всех рахит, возможно, что и чахотка. Самому младшему три года, а он даже на ножки не становится. Лежит рядом с матерью, и все. А всему виной нужда, скверное питание и сырое, нездоровое жилье.
Каморка Каспера — больница.
Касперам нужны сиделка и кормилец.
И ими должен стать ученик Мишо.
— Сейчас, парень, забеги сперва с этими туфлями к жестянщику Найману. Это за углом. Скажи ему, что я желаю ему доброго здоровья и что за работу он должен мне две кроны. Но туфли ему не оставляй, если он сразу не уплатит. На обратном пути зайди к булочнику и купи на одну крону из тех денег, что получишь с Наймана, черствого хлеба. Когда вернешься, принеси воды, наколи дров и разведи огонь. Потом прибери немного в комнате. Подмети, вынеси ночной горшок и выстирай пеленки…
Приказ отдан. Мишо принимается за работу.
Сперва он бежит с туфлями, отдает их, получает деньги, и вот он уже у булочника. Здесь он покупает черствого хлеба на одну крону. Мишо берет его, прощается, уходит. Вот он уже перешагивает через порог, спеша взяться за домашнюю работу. Но как трудно оторвать глаза от того, что есть в булочной! Боже, сколько вкусных вещей! Свежий хлеб, пряники, рогалики, пирожки! А Мишо сегодня и куска еще не проглотил. В животе урчит, словно там старая гармоника играет. Эх, хорошо бы ухватить эту мягкую булку и вцепиться в нее зубами! Но Мишо, проглотив слюнки, отрывает глаза от недоступных лакомств и, потупив голову, возвращается к своему хозяину.
Дома он приносит воды, разбивает в щепки какой-то ящик и разводит огонь. Хозяин командует, а Мишо выполняет его распоряжения, и так создается нечто, то есть обед Касперов. Мишо, пробуя суп, сам дивится, каким поваром он стал. Честное слово, даже хозяйская жена, которая сегодня опять слегла, лучше не сварит!
После обеда Мишо, засучив рукава, берется за самую неприятную работу. Он вытаскивает из-под кровати ночной горшок и выливает его содержимое в разбитую канализационную трубу среди двора, так же как это делают все обитатели дома. Потом подметает пол, моет посуду и детей, стирает пеленки. Эта работа отнимает у Мишо весь день после обеда. Хозяин тем временем сидит у верстака и чинит какой-нибудь сапог.
И вот уже вечер. Ужинают остатками обеда, ложатся спать.
Мишо спит на полу, за плитой. Здесь он подстилает тряпку, которая когда-то была мешком и на которую теперь укладывается измученное тело Мишо. Под голову вместо подушки он кладет свои штаны, накрывается курткой, которую с себя снял.
Наконец-то он остался наедине со своими мыслями и воспоминаниями. Он переносится далеко, через горы и долы, в милый его сердцу уголок у озера в татранском лесу…
— Мамочка!
Мальчик всхлипывает — и горькие слезы текут ручьем на жесткое ложе…
В РЕМЕСЛЕННОЙ ШКОЛЕ
— Тебе нужно пойти и записаться в ремесленную школу! Такой уж порядок установлен, чтоб ему неладно было! Берешь ученика, который дома на подмогу нужен, а его в школу еще посылай! А не пошлешь, накажут за нарушение законов! Чтоб их всех громом убило!
— Но я один дороги не знаю, не найду. Где это, не знаю…
— Да одного тебя никто и не посылает! Пойдешь вместе с учеником Крауза. Крауз — это портной, у него еще мастерская над нами, в верхнем этаже. А ученика его ты, может, и знаешь. Его Йозеф зовут.
— Сейчас надо идти?
— Ступай. А если в школе спросят, где твои документы, скажи, чтобы их затребовали в Краевом попечительстве. Если я понадоблюсь, скажешь, что приду завтра. И смотри как следует учись! У меня-то многому не научишься, раз никакой работы получше нет!..
— А-а, Мишо! Привет! Мы с тобой уже знакомы. С воскресенья…
— Хозяин велел мне пойти с тобой и записаться в ремесленную школу.
— Ладно. Отведу. Я-то сам уже хожу туда. Там нас, здешних ребят, несколько человек. Хочешь, вместе будем ходить?
— Хочу. Я за тобой всегда заходить стану.
— Ну так пошли! А то еще опоздаем. Я как раз туда собрался!..
Ребята идут по улицам мимо Университетской библиотеки. Вскоре они попадают на Михальскую улицу. Здесь в витринах они видят красивые персидские ковры. Ах, какие это дорогие вещи. Один ковер стоит несколько тысяч крон!
— Скажи, Йожка, а зачем они?
— Как — зачем? На пол в комнате постилать.
— А где тогда люди ходят, если ковры лежат на полу?
— Ох, какой же ты глупый, Мишо! Где ходят? Так прямо по коврам и ходят.
— Топчут такие дорогие вещи? Разве можно!..
— Смотри, братец! Вон какой дворец? Видал?
— Ой-ой-ой! Туфель-то сколько! Чье же все это?
— Фабриканта Бати. Это новый его магазин.
Мальчики выходят прямо к Гурбановой площади, откуда видна вся огромная площадь Республики. Здесь стоит большое здание почты, роскошный дворец Татра-банка и городской рынок, где бойко торгуют съестными припасами. Мишо на все это только глаза таращит. Такого уличного движения и такой красоты он еще в жизни не видал. Хоть он в Братиславе уже несколько дней, но не успел еще побывать ни на главной улице, ни на площади. В тот вечер, когда он приехал в Братиславу, было уже поздно, магазины закрыты, улицы пусты, и хозяин привел его в свою трущобу по боковым переулкам.
— Гляди в оба, под автобус еще угодишь! Тут, брат, рот разевать да глазеть по сторонам, как теленок на новые ворота, не приходится. Осторожней! Не видишь, что ли, как тут на перекрестке автомобили, автобусы, трамваи шныряют!
С площади мальчики выходят на Угорскую улицу. Этим путем они хотят попасть к Дому ремесленников и затем, пройдя мимо газового завода, на Вазову улицу, где построена новая ремесленная школа.
— Какие, должно быть, богачи в Братиславе? Вон какие большие куклы в окнах стоят, и все так красиво одеты!
— Это не куклы, а манекены!
— Ну да, а как же ими играют, ведь они ростом прямо с человека?
— Да ведь не игрушки это, просто манекены, на них показана одежда.
— Гм… Но, по-моему, было бы лучше одеть живых людей. Мало, что ли, таких, кому бы эта одежда подошла. И я, честное слово, не убежал бы, если бы мне дали вот эдакое зимнее пальто с того воскового мальчишки!
— Эх ты, дурачок деревенский!
Некоторое время они идут молча. Вот они и на Сенной площади. Мишо обиделся на Йожо за «дурачка». За что его так обзывать? В самом деле, разве не грех топтать в комнатах дорогие ковры, когда у других даже каменного пола нет под ногами? И разве правильно надевать красивую одежду на кукол за стеклом, когда кругом столько оборванных людей?
Мишо обижен. Некоторое время он молча шагает рядом с Йозефом.
Но молчания его хватает ненадолго. Едва дошли они до огромной витрины с мехами, Мишо восклицает:
— Гляди! Гляди! Вон медведи! Медвежьи шкуры…
— Совсем это не медведи! Не видишь, что ли, дам, которые проходят мимо нас? Они тоже одеты в такие меха. Это дамские пальто. Дамские зимние пальто.
Директор в два счета принял Мишо в ремесленную школу. Он записал его фамилию и сказал, что все необходимые документы затребует оттуда, откуда Мишо приехал. После этого Михала Ченко приводят в класс к мальчикам, которым ребята, обучающиеся другим ремеслам, любят пропеть вслед:
Эй ты, сапожник,
Берись скорее
За «козью ногу»,
Поставь заплатку
И прочь катись!
— Ну, Йожко, подожди меня, пожалуйста, после уроков! Один-то я дороги домой не найду! — кричит Мишо приятелю, который уходит к своим товарищам.
Мишо быстро знакомится со своими товарищами одноклассниками. Вон того косого он даже знает! Он тоже в еврейском квартале живет. В воскресенье этот мальчишка был с теми ребятами, которые устроили посвящение Мишо. А остальные все одинаковы. Сапожницкие ученики, оборванцы.
Мишо здесь нравится. Разинув рот слушает он каждое слово учителей. А о каких любопытных вещах они рассказывают! Он такого отроду не слыхивал! История, изобретения, машины… И всякий час учителя меняются. Каждый учитель преподает другой предмет. Да, братец, это не церковная школа в деревушке где-нибудь под Татрами, когда у бедняги учителя восемьдесят учеников, которых он научил еле-еле читать и писать!
Здесь и не только науки преподают. Учат также на практике и ремеслу, и тому, что необходимо знать всякому мастеровому. И кажется мне, что Мишо сумеет в будущем снять мерку и выкроить верх ботинок лучше своего хозяина, походив в школу только полгода.
От стен в коридорах и классах Мишо не может глаз отвести. Сколько тут плакатов, картин, географических карт, диаграмм, чертежей! И сколько еще в кабинетах, если Мишо заглянет туда! Он только вздыхает! Словом, Мишо очень доволен своей школой. И хочет учиться всему, всему, чтобы набраться как можно больше знаний.
На обратном пути Йожо расспрашивает Мишо, как ему этот «дом» понравился. И Мишо не находит слов, чтобы похвалить чудесную школу.
— А сейчас я тебя другой дорогой поведу, не той, по которой мы пришли сюда. Хоть и подальше будет, зато ты увидишь вещи, которые тебе наверняка понравятся. Только дома не говори, как мы возвращались, чтобы нас хозяин не обругал за нашу прогулку.
Йожо вырос в Братиславе. Каждый уголок в ней знает. Вот он и ведет Мишо по улице, через пассажи, проходными дворами, чтобы скорей добраться до цели. Хочет он удивить Мишо Дунаем и пароходами. Через несколько минут они на набережной.
Мишо изумлен. Волны на хмурой реке! Будто огромная чешуйчатая змея ползет из неоглядной дали в бесконечность. Мишо становится жутко. Если превратить эту страшную картину в представление об обширном вспаханном поле, вам плохо станет. Да, Дунай очень похож на распаханное поле, по которому все время ползут огромные машины — различные суда. Повсюду они взрывают борозды вокруг себя, и волны покрываются рябью, словно недовольные тем, что их разбивают. Но Дунай не змея и не поле! Мишо-то прекрасно видит, что это течет вода — и сколько ее! Машина, которая выгружает товары с барок, похожа на аиста, но это просто металлический кран! Так и мост, соединяющий Братиславу с Петржалкой, совсем не железный обруч и не натянутая антенна, а просто железный мост, перекинутый дугой над Дунаем, который связывает оба берега широкой реки.
Так Мишо знакомится с Дунаем, пароходами, кранами и братиславским мостом.
По пути домой в еврейский квартал, находящийся под Градом, Йожо обращает внимание Мишо на Сельскохозяйственный музей и Национальный театр. А потом Мишо снова попадает из центра города, где так все красиво и столько всяких чудес, в хмурую мастерскую сапожника.
ИГРЫ И ШАЛОСТИ
— Ребята! Послушайте, что я придумал, это просто замечательно! Мы апельсинов Винцера все-таки попробуем.
— Ну, вот еще выдумал!
— Проберемся через черный ход. Со двора. Я приметил, что в полдень Винцер запирает двери только с улицы. А в лавку можно пробраться с черного хода во дворе, где Винцер живет, там, где и наша мастерская.
— А собака? Забыл? Не знаешь будто, что у черного хода собачья будка стоит. Щенок без умолку тявкает. Он-то нас и выдаст!
— Я и об этом уже думал. Собачонку выжить отсюда надо.
— Ну?
— Будку подожжем. Сегодня же вечером это и сделаем, чтобы завтра днем попробовать апельсинов. В будке полно соломы, мусора и бумаги. Как факел все запылает. Пока Винцер заметит, что творится, щенок давно даст тягу!
— А несчастья не будет? От будки не загорится еще что-нибудь? Пожара не наделаем?
— Да какого черта там загорится? Чему гореть-то? Одна грязь во дворе, да кирпичные старые стены в плесени!
— Ну ладно, значит. Ты вечером сегодня будку подпалишь, а завтра в обед мы все остальное сварганим. Мишо и Йожо на страже будут стоять, а Имрих и я в лавку заберемся, — заключает Юро Петраш, предводитель мальчишек еврейского квартала.
— Но поделим мы все поровну, — добавляет косоглазый ученик сапожника, тот, что придумал весь план.
— Ладно, так и поделим!
Вот такие и тому подобные проделки устраивают ребята из еврейского квартала. Планы, по правде сказать, не всегда сходят с рук, чаще всего задуманное предприятие кончается оплеухами да наставлениями, что воровать и мучить животных — это недопустимо и бесчеловечно.
Нередко полицейский вынужден даже пустить в ход полицейскую дубинку в защиту священной собственности приличных граждан от этой компании, где все эти ребята на одну колодку! А мальчишки — они и есть мальчишки! Тем более, что это безнадзорная голытьба городских окраин. Ученика, который живет впроголодь и у которого всегда в животе словно лягушки квакают, не так-то легко запугать, чтобы он снова и снова не попытался раздобыть какой-нибудь еды или лакомства, какого он еще в жизни не пробовал. И напрасно некоторые сокрушаются, что молодежь плохо воспитана и такая испорченная. Но эта молодежь если и плоха, то лишь по милости своей бедности.
Наш Мишо теперь полноправный член этой компании. Он подружился с учениками сапожного и других ремесел. К этой компании принадлежат и ребята, которые еще не стали учениками-ремесленниками и пока ходят в народную или городскую школу. Но их ждет та же участь. И потому они уже сейчас заводят дружбу с будущими своими товарищами и выбирают себе профессию, которая пришлась бы им по душе. Больше всего они боятся стать сапожниками. Об этом говорится так:
Не пойду в сапожники,
Не дай это, боже.
Зубы слабы у меня
Натягивать кожу!
Но Мишо не стыдится своей профессии. Он понимает, что всякая работа почетна, если выполнять ее добросовестно. Ремесло Мишо даже идет. Из него получился настоящий ученик сапожника: лохматая голова, невысокое коренастое тело и походка вперевалку. Вот вы видите его в грязном зеленом фартуке и в деревянных остроносых башмаках, кем-то ему подаренных, и вы, конечно, спросите: «Ну что, мастер, как живется?» А он скрестит на груди грязные руки в засученных по локоть рукавах и ответит: «Да ничего, понемногу. Жаловаться не стоит. Вот только бы этой нищеты поменьше!»
Да, Мишо рассуждает с вами как взрослый. И хотя ему всего четырнадцать лет, по опыту это совершенно взрослый человек. Он знает мир, знает жизнь бедноты в горах и ее жизнь в городе. Понимает, что богатых и бедных создал не господь бог, а сами люди, поработив друг друга. С одной стороны — голод и бедность, а с другой — изобилие и сытость. Да Мишо вдобавок понимает и то, что так будет до тех пор, пока обиженные будут терпеливо сносить свою бедность.
Хотя Мишо привык ко всему этому, уже набрался ума-разума, все-таки он остается мальчишкой и веселым товарищем в своей компании. Друзья любят его за это. Он всюду первый зачинщик.
— Эге-ге, ребята! Я нашел на чердаке мышей летучих! Пойдемте?
И Мишо уже карабкается на чердак. Лестница поломана, чердак наполовину разрушен, опасность подстерегает на каждом шагу, но наших героев разве испугаешь? Они обшаривают все уголки двухсотлетних домов, чтобы спугнуть то мышонка, то крысу, птицу, нетопыря. А сколько потом самохвальства и рассказов о геройских похождениях, если такая экспедиция, полная приключений, сойдет удачно, никто никуда не провалится, и никто из прохожих, которого вывел из себя этот галдеж, не выдерет кого-нибудь из ребят за уши!
Но Мишо на руку даже и эта невзгода.
Его хозяину как раз понадобились осколки оконного стекла — скоблить и полировать подошвы. Он свистит Мишо, который в это время полощет на дворе пеленки, и зовет:
— Эй, малый! Сбегай-ка куда-нибудь и набери осколков стекла. Да поживей, пока тебе шпандырем не влетело!
Мишо все понимает на лету. Стекло должно появиться в два счета, потому что иначе шпандырь хозяина погуляет по спине Мишо. Но где взять стекло? Гм, дружище! Пошевели мозгами! Возьми-ка камень да швырни его в какое-нибудь ближайшее окно. Страшно? Увидят еще? Побьют? Наплевать! Была не была! И может, не больнее будет, чем от этого шпандыря. Дзинь! — звенит наверху стекло в окне портного.
Мишо думает, что Крауз не услышит, ведь мастерская-то в другой комнате, за каморкой! Вот беда! Не успел Мишо наклониться, чтобы подобрать первый осколок сыплющегося сверху стекла, как заскрипела прогнившая галерея, и над Мишо возникает взъерошенная голова разгневанного портного:
— Ах ты негодяй! Ну, погоди ты у меня!
И Мишо, вправду испугавшись, ждет, пока Крауз спустится с галереи и схватит его обеими руками за уши. Только сейчас он кричит:
— Ой, больно!
Но напрасно. Портной продолжает крутить уши Мишо, словно заводит башенные часы. И только теперь бедняга понимает, что было бы лучше отведать хозяйского шпандыря и сбегать за стеклом куда-нибудь на свалку. А сейчас он попал как кур в ощип!
Но есть в жизни братиславских мальчишек и более приятные и радостные события. Мишо, должно быть, никогда не забудет кино, куда их водили. Сколько там смеху-то было, когда Чаплин выкидывал свои коленца! А картины о разных странах и о разных заморских зверях! Тюлени валялись на земле, словно откормленные свиньи! Видели бы все это наши ребята в деревне!
А если бы пришли они в Братиславу на большую площадь, которую называют Сахарой! Мишо показал бы им цирк и карусель! Карусель и вправду вещь замечательная! Заплатишь несколько геллеров — заиграет музыка, и ты закружишься как в раю небесном. И есть такая карусель, где даже платить не надо. Короче говоря, идешь с ребятами покрутить немного карусель, а потом хозяин позволит тебе разок бесплатно прокатиться. Да разве об этом расскажешь? Это надо видеть и самому все испытать!
Или качели, катание на деревянных лошадках и в автомобилях! Право же, не везде этим насладишься! Все это можно увидеть и почувствовать только в Братиславе.
Приезжай, и ты увидишь еще много прекрасных вещей, каких Мишо так и не видел, потому что у него очень мало времени на развлечения.
КРИЗИС
А события тем временем развертываются. Радостные чередуются с грустными, создавая окружающую жизнь. Жаль только, что в жизни большинства людей преобладают горькие минуты. Но время этого не записывает. Оно равнодушно пропускает в века день за днем, как мы пускаем мыльные пузыри в воздух. Пузыри лопнут, дни исчезнут, сроки исполнятся.
На братиславской улице трещат морозы сухой зимы. Снегу нет и потому нет волшебных сказок, создаваемых зимой. Трезвый холод и призрачные туманы пробираются во всякую щелку, как в каждую бедную семью вползают голод и нужда. И то и другое пугает. Правда, плохой погоды боятся только любители прекрасных мгновений, а в страхе перед нуждой трепещут толпы людей. Все утверждают, что в бедности виноват экономический кризис. Не все понимают правильно эти слова; есть и такие, кто представляет себе кризис в виде какой-то злобной ведьмы, которая выбрасывает рабочих с фабрик на улицу, а бедных детей заставляет голодать.
И газеты на столиках в натопленных кафе, в трактирах и других местах развлечений так и расписывают кризис. Причина безработицы — кризис. Только этот жуткий призрак всему виной. А кризис возник потому, что у нас всего в избытке и некому покупать товары, фабрики и заводы останавливаются, чтобы не вырабатывать излишних товаров.
Но люди в нужде не хотят верить таким объяснениям. Нет потребителей? Но мы голодаем и оборваны! Всего избыток? А мы страдаем от нужды! Вырабатывать нечего? Но ведь не у всякого есть ботинки! Нечего строить? Но до сих пор люди ютятся в подвалах и трущобах!
Недовольные призадумываются и начинают понимать и видеть, что человеческое общество устроено не так, как бы следовало. Они видят, что лишь меньшинство купается в богатстве и изобилии, а огромное большинство живет в нужде.
И людей охватывает возмущение. Толпы безработных и работающих пытаются устраивать демонстрации на улицах. Требуют хлеба и работы. Они хотят жить. Хотят так устроить человеческое общество, чтобы и им были созданы условия для жизни.
Власти, правда, вынуждены запрещать такие публичные выступления, чтобы не нарушались покой и порядок.
Всевозможные благотворительные учреждения усиленно работают. Устраивают всякие сборы, пытаясь поддержать бедняков. Но несколько возов поношенной одежды и какое-то количество еды не могут спасти тысячи голодающих. Число их все возрастает. Безработных насчитывают уже сотни тысяч.
От дома к дому бредут истощенные голодом люди и на всех углах просят милостыни дети.
Голод, нужда повсюду.
И все это сказывается и на учениках в еврейском квартале.
Все бледнее становятся юные лица. Глаза подростков ввалились, щеки желты от недоедания и болезней. Страдает не только Мишо в семье Каспера. Судьба ремесленников и их семей у всех почти одинакова. Вместо озорных выходок мальчишки все чаще и чаще грустно жалуются:
— У нас до сих пор всегда хоть раз в неделю, по воскресеньям, бывало мясо и мясной суп варили, а сегодня хозяин сказал, что теперь ничего этого не будет…
— Какое уж мясо! Я и не помню, когда его ел! Наша хозяйка и хлеб так тонко режет, что сквозь ломоть всю Братиславу видать!
— А мы, честное слово, уже с осени не ужинаем….
И Каспер, хозяин Мишо, сегодняшний свой разговор с портным Краузом закончил такими словами:
— Право, не знаю, не знаю, чем для меня и моей семьи дело кончится, если ничего не изменится в ближайшее время. Приходится нам с голоду помирать. А Мишо придется мне отпустить, так и не доучив…