РАСПРОДАЖА ДЕТЕЙ
Из Братиславы Ганка попала в южную часть Словакии. Краевое попечительство заботится о вверенных ему детях и отдает их либо в обучение ремеслу, либо в какую-нибудь семью на воспитание. Ремеслу обучаются дети, подходящие по возрасту. На воспитание отдают детей поменьше.
Намерения очень добрые, прекрасные: забота о брошенных малышах. Но ведь иной раз и самые лучшие намерения по разным причинам оборачиваются злом. Так происходит и в данном случае.
Об этом сообщают газеты.
Они пишут:
В Врбовке и окрестностях разнесся слух, что прибывает эшелон маленьких невольников. Об этом сообщила местная администрация через глашатаев с барабанами. Приходите, мол, добрые люди, выбирать себе дешевые рабочие руки. Вы возьмете, вам еще и заплатят, оказав вдобавок и помощь во время этого ужасного кризиса. Товар — в возрасте от двух-трех месяцев. В придачу 100–300 крон. Бедным вдовам и неимущим женщинам, когда они просили о пособии для своих детей, голодных и иссохших от туберкулеза, советовали: «Сходите, и вы убедитесь, что поступили правильно».
Подъехал и остановился автобус. Из него вышли две медицинские сестры. В общинном доме шумно. Милые, красивые детишки, похожие на игрушки в витрине, жмурятся, плачут, сосут кулачки. Детям все кажется удивительным. Они не понимают, что тут происходит. А вокруг толпятся богатые крестьяне. Искатели наживы. Женщины. И даже цыганки пришли. Все начинают выбирать себе детей.
— Эй, сколько лет мальчику, что вон там плачет?
— Ему, дядюшка, по этим документам шесть лет. Здоровый, сильный мальчишка.
— Вот и ладно! Мне сильный и нужен. Хорошо с гусями справится. Пахать его подучу, погонять волов станет.
— Эту девочку беру я.
— Ей пять месяцев. Будете получать за нее по сто крон ежемесячно.
— Знаю, знаю. Иначе я ее и взять не смогу. У меня своих трое голодных ртов…
Вот так все и идет чин чином. Цыганка, грязная, оборванная, получает трехмесячного младенца. И так всякий получит, кто только пожелает. Шестилетний мальчик привыкнет. Крестьянин поможет ему привыкнуть тычками и ореховым прутом. Пятимесячная девочка с трудом привыкнет к картофельной каше и снятому молоку (да и то лишь по воскресеньям). А вот тот трехмесячный малыш задохнется в сарае от дыма и вони. Когда он задохнется, цыганка заявит куда следует и получит другого ребенка. Вдова, которой не под силу прокормить пятерых голодных детей, приводит их сюда в надежде, что им будет лучше. Но, увидев этот невольничий рынок, заплачет, подхватит на плечи свою ношу и, обнимая детей, побежит отсюда, словно безумная…
Гана попала к хозяину Риго в поселок Бетьо. Хозяин выбрал ее потому, что Ганка здоровая девочка, а ему нужна скотница — ходить за его домашним скотом. Плохо ли заполучить бесплатную батрачку! И даже еще приплачивать станут по нескольку крон ежемесячно. Да, эти господа хорошо, очень умно придумали…
— Не бойся, милая, тебе у нас будет хорошо! У меня лошади, коровы, свиньи — есть о ком заботиться. И жить станешь со скотинкой. Там тебе будет тепло. Как доберемся до дому, я тебе постель сооружу в хлеву над стойлом. Честное слово, как принцесса спать там будешь…
В ПОСЕЛКЕ
Поселок Бетьо находится у венгерской границы, на реке Ипель. Неподалеку от деревни Ковачевки. На юге Модрокаменного округа, которому, волей судьбы, не досталось ни единого метра железных дорог. Путешествуют здесь или пешком, или на телегах, а по шоссе — в автобусе. Если надо добраться до ближайшей станции к поезду, придется вам преодолеть пятьдесят — шестьдесят километров. От поселка Бетьо до Лученца километров шестьдесят наберется. Местность ровная, плодородная. Здесь выращивают виноград, сахарную свеклу и пшеницу. По краям грязных дорог посажены акации. Весной они превращаются в огромные букеты, от которых по всей округе разносится приятный аромат. А когда, после проливных дождей, Ипель выходит из берегов, вся округа становится необозримым озером, и тогда нет края сказочнее! Вы смотрите вдаль — и перед вами бесконечная водная гладь, по которой изредка пробегает рябь. Только кое-где одинокий тополь, торчащий из воды, как воткнутый прут, задержит на себе ваш взгляд. На тополях гнездятся аисты. Они носятся над водой, нетерпеливо выжидая, когда она спадет, чтобы можно было полакомиться лягушками. Вот когда начинается суматоха! Воздух оглашается громким кваканьем, а аисты, словно принцы, вышагивают по болотцам.
Ганка все это видит из оконца в хлеву Риго, и ей становится так тоскливо. Где же чудесные вершины величественных Татр? И татранские журчащие ручейки? Где ароматная хвоя? И птичий хор? Где испуганная лань? Где белочка, присевшая на задние лапки? Откуда выбегут Ганкины братья? Некому приласкать ее вместо мамы!
«Му-му-му-у-му!» — откликается лишь Роганя у желоба с водой.
«Хр-хр-хрю!» — хрюкают в хлеву поросята.
«И-го-го!» — ржет Пейко, словно смеясь над грустью Ганки.
Но Ганка любит животных. Отойдет от окошечка и прямо к Рогане. Обняв коровью шею, прижмется горячей головкой к огромной рогатой голове. И Роганя словно понимает горе девочки. Поглядит на Ганку мудрыми глазами, а если у Ганки брызнут горькие слезы, лизнет лицо девочки, словно стараясь вытереть их и облегчить ее страдания.
Да, Ганке и в самом деле очень плохо на чужбине в этом суровом мире! Для нее у хозяина Риго не находится ни одного ласкового слова, ни капельки родительского тепла. Здесь с ней обращаются, словно она не человек. Хозяин только приказывает, с хозяйкой вообще и слова не скажешь — она знает только венгерский язык. Акош, единственный сын Риго, смотрит на «скотницу» свысока и дразнит ее, показывая ей язык.
И правда, тоскливо в новой, незнакомой обстановке, где не видит десятилетняя девчушка ни ласки, ни сочувствия. Она затеряна, брошена. Никто не спросит, как спалось ей на жестком ложе, никому нет дела, нравится ли ей суп с красным перцем, паприкой. Риго считает, что такой бездомной девчонке много не надо: немножко еды, кров, то есть крыша хлева над головой, и вдоволь работы с утра до ночи. А что Ганка еще ребенок, слабая, хрупкая девочка, которой нужна ласка и забота, — хозяева не понимают… Зачем улыбка этой замарашке? Зачем хоть изредка приласкать? Кому охота с ней нянчиться? А вымыть ее? Выкупать? Причесать? Выстирать и зачинить ее платье? Так ведь Риго брали в дом девочку не затем, чтобы возиться с ней, — им просто нужна была бесплатная батрачка, и, взяв ее, они выгадывают ежемесячно несколько крон! А для развлечения есть у них прелестный Акошка. Это их дорогой единственный сынок-баловень. Только ему они отдают всю свою любовь. Они подчиняют его капризам интересы всего дома.
— Эй ты, послушай, подметай-ка в хлеву как следует, не то я выдеру твои вшивые вихры! Между стойлами полно навозу! У лошадей в стойлах сырость. В колодах заячий помет!.. Смотри, как бы я не задал тебе трепку!
И снова остается Ганка одна в большом хлеву. Заходят к Ганке лишь тогда, когда надо дать ей работу или убедиться, что она занята делом. В награду ей достается немного еды и грубая брань. И вправду ей попадает больше оплеух, чем похлебки из паприки. Старается она, старается, а за свой труд не видит никакой благодарности. И как она ни старайся, словно хлопотливая пчелка, хозяин Риго вечно ворчит и бранится. Кажется, никто на свете ему не угодит.
Но Ганка сносит все молча и работает не покладая рук. Приносит корм из сарая, из колодца во дворе тащит в ведрах воду, вывозит из хлева за гумно навоз в тачке. Она кормит, поит и чистит скотину. Такая работа здоровому парню впору. Работа тяжелая, небезопасная. Но больше всего Ганка боится, когда приходится ей чистить лошадей, ухаживать за ними. Лошади злые, с норовом. Напрасно разговаривает Ганка с ними, напрасно поглаживает. Пейко только ржет, словно смеется над ней, а Шарга безжалостно скалит свои длинные зубы. Однажды он даже ухватил Ганку за юбку и поднял в воздух. К счастью, юбчонка порвалась и осталась в зубах у Шарги. А Ганка упала под колоду. Шарга просто вытряхнул ее из юбки и потом еще долго размахивал юбкой. Но девочке было совсем не до смеха. Полуголая Ганка тоскливо стояла, ожидая, когда лошади это надоест. Наконец, Шарга отшвырнул юбку в сторону, и Ганка схватила ее. Она была рада-радешенька, и только одно ее огорчило — на старенькой юбке появились новые дыры.
Но не все животные так плохо относятся к Ганке. Стоит ей выйти за порог хлева, как коровы уже беспокойно озираются и тоскливо мычат. А когда она к ним подходит, они радуются, стараются уступить ей дорогу, приблизиться к девочке, не причинив ей вреда. Это настоящие подружки Ганки. Если она тоскует — грустят и коровы. Заплачет она — и у коров слезы на глазах. Значит, Ганка все-таки может кому-то пожаловаться на свои горести и невзгоды!
И теленок Роганы хорошо относится к Ганке. Ему всего две недели, он живет в уголке хлева за перегородкой. Там он порой устраивает настоящий цирк, выкидывает всякие коленца. Ганка с самого начала стала звать его Рыжко. Отличный паренек этот Рыжко! Нисколько не глупее других телят его возраста. С Ганкой он в дружбе. Каждый день теленок показывает ей, чему новому научился. Больше всего он любит, задрав хвостик, взбрыкивать задними ногами. Но при этом ему иногда и достается. Всякий раз он стукается головой об стену. И пребольно! Тогда, о бедняга, жмурится. Иной раз ему настолько больно, что на глазах у него слезы выступают. Но если Ганка его погладит, похлопает и похвалит, всякую боль как рукой снимает. И Рыжко делается еще резвее.
Любят Ганку даже длинноухие кролики. Прыгают за ней по хлеву, будто ласковые собачонки. А когда Ганка позовет их, ее окружает целая стайка ушастиков. Потом они садятся на задние лапки и берут корм прямо из рук Ганки.
И еще голуби. Нельзя забыть об их стае. Они летают над крышами, а если Ганка выйдет во двор, так некоторые голуби даже садятся ей на плечи. Голубятня находится под водостоком хлева. Там гнезда, где голуби выкармливают птенцов. Ганке нравится, как воркуют голуби. Когда вечер спускается над Ганкиной постелью в хлеву, голуби воркуют колыбельную. А утром они ее ласково будят вместо мамы, и так приятно звучат их голоса:
«Гру-гру, гу-у, гу-у».
Ганичка, милая, не тоскуй! Не сердись на своих хозяев и на злую лошадь. Ведь все остальные тебя любят. Коровы и телята, кролики и голуби, поросята, куры, гуси, собаки, кошка… Не тоскуй же, Ганичка! Не плачь!
ПРИЕЗД УЧИТЕЛЯ
— Значит, школа у нас все-таки будет! Я получил сегодня из школьной инспекции письмо. Нас извещают, что школа открывается. И учителя уже назначили. Какого-то Штефана Гронкина.
Так рассказывает пограничник Матей Майда своему другу Франтишеку Новаку. Они возвращаются с обхода границы. В поселке Бетьо находится пограничный пост, который должен охранять участок чехословацкой границы от Пештянского моста по Ковачевский. Граница проходит здесь по речке Ипель.
— Вот хорошо-то! Отличное дело, что нам наконец школу разрешили! Мало, что ли, я из-за этой школы побегал! Однако, ты подумай, где мы ее разместим, пока отпустят необходимую сумму на постройку школьного здания? А где учителя поселят? Ты сам не хуже моего знаешь, как плохо здесь обстоит с жильем. Мы и сами-то со своими семьями живем в тесных каморках у здешних жителей.
— И об этом уже подумали! Ведь прежде чем открыть школу, мы должны были сообщить, где временно будут учиться дети. У колесника Перчино. У него две комнаты. И он обещал за хорошую плату сдать одну из них.
— А учитель как?
— Учитель может устроиться и в сенцах, через которые входят в классную комнату.
— Значит, у тебя уже все готово?
— Все. Не знаю только, как учитель сюда доберется через это болотище. До Модрого Камня на автобусе. А дальше?
— Я слыхал, что нынче автобус доходит до самых Желовец. Будто бы дорогу подремонтировали. Ну, а от Желовец всего каких-то шестнадцать километров, не больше. На хороших лошадях, хоть и будут они по брюхо проваливаться, доехать можно.
— Не знаю… не знаю… — озабоченно рассуждает Майда, окидывая взглядом пустынные равнины, где летом шумят колосья дозревающей пшеницы.
На следующий день один из желовецких возчиков погоняет лошадей по проселочной дороге к Бетьо. В телеге сидит учитель Гронкин со своим чемоданом. Возчик проклинает все на свете и всех учителей, когда колеса проваливаются по ступицу в липкую грязь. Соблазнился он хорошей платой, сейчас предпочел бы вывалить учителя с его чемоданом прямо в лужу и повернуть домой. Гронкин, должно быть, уже боится, что тем дело и кончится. Ну, нет! Вы ведь не знаете желовецких возчиков! Ведь такого возчика засмеют, если он сбросит груз на полдороге, если его «котята» завязли в грязи по уши и не смогли дотянуть до места.
И вот шагают лошадки потихоньку, шагают себе, пока не дошагают до первых домиков хутора. Тут возчик останавливается и спрашивает учителя:
— Ну, куда же вас подвезти?
— Право, не знаю. У меня тут знакомых никого. Может, в эти домики заглянуть…
— Что же, вы думаете, у меня есть время вас дожидаться! — И возчик в сердцах уже снимает чемодан Гронкина и ставит прямо в грязь посреди дороги.
— Ради бога! Неужели вы меня так тут и бросите?
— Я вас до Бетьо довез, сделал, как мы договорились. Извольте расплатиться.
Учитель платит сто двадцать крон. Вернет ли кто-нибудь ему эти деньги? И когда? Он слезает с телеги. И вправду, ступить некуда. Гоп! И учитель стоит по щиколотку в грязи. Ботинки полны грязной воды. Он хочет шагнуть, чтобы высвободить ноги из вязкой грязи. Но вот беда! Ноги погружаются еще глубже. Он увяз уже почти по колено.
— Вот что, братец! В наши края ездить в лакированных ботиночках нельзя. В них вы можете прогуливаться где-нибудь по городу. А здесь носят сапоги повыше.
И бедный учитель беспомощно выслушивает поучения. Потом смотрит на лачуги. Перед ними уже выстроились их обитатели, с удивлением рассматривая нового гостя в поселке. А тот стоит в лакированных ботинках, расставив ноги в грязи на дороге. И вид у него — смешнее не придумаешь! Да еще этот чемодан!
— Прошу покорнейше! Я приехал сюда учителем, не посоветуете ли, где можно приютиться?
Ему отвечают по-венгерски:
— Ничего не понимаем.
На этом конце поселка живут одни венгры. Вот и садится учитель на свой чемодан и в отчаянии ждет на дороге решения своей судьбы.
— Эй, ребята! Учитель приехал, бегите его встречать!
Мелюзга бежит. С верхнего конца поселка и из самых отдаленных глиняных лачужек выбегают чумазые мальчишки и девчонки. Ну и зрелище! Учитель на чемодане, а вокруг пятнадцать — двадцать глазеющих на него ребят. Они разглядывают учителя, словно смешную новую игрушку. Но вскоре приходят и взрослые, и Гронкина освобождают из плена. Его встречают пограничники и ведут в помещение будущей школы.
Через несколько дней в школе начинаются занятия. Но до сих пор еще нет мебели и нет учебных пособий. А эти ученики! Они приходят и из отдаленных усадеб. В общем, набралось тридцать четыре человека. Но большинство детей до сих пор совсем не посещало школу. Ближайшие школы находятся лишь в Ковачевицах и Челарах. А это несколько добрых километров. Те же, кто туда ходил, до сих пор учились только по-венгерски, потому что в округе были только венгерские школы.
Но вскоре все кое-как налаживается. Школа начинает походить на школу. Идет уже настоящее обучение. Толпа грязных ребятишек стала нормальным классом. Среди них мы видим Ганку. Хотя хозяину Риго и не хотелось отдавать ее учиться, решительно вмешался учитель. Если она школьного возраста, должна учиться! Вот так Ганка каждый день несколько часов стала проводить в школе, а не в хлеву. В классе ей было по-настоящему хорошо.
Ганка охотно учится. Она прямо на лету усваивает азбуку и прочие предметы. Но больше всего любит Ганка географию. Картина, которую учитель называет географической картой и где изображена вся Словакия, страшно нравится Ганке. Просто лист бумаги, который учитель складывает и прячет в карман, — а нарисован там огромный мир! И Высокие Татры есть! Ганка уже видела эти маленькие темные пятнышки, на которых написано: Кривань, Герлах, Ломницкий пик. Это ее родина!
— Ты из-под Татр? Ну, а знаешь, как одной туда проехать? Иди к карте и покажи нам, где бы ты ехала!
Ганка, правда, еще не знает этого, но учитель так подробно описывает дорогу, что и слепой бы дошел. Учитель тоже родом из-под Татр.
И Ганка запоминает каждое слово. Запоминает, как деревни называются, через которые она прошла бы пешком до Лученца, а потом ехала бы на поезде через Врутки на Штрбу и Попрад… Родина! Мама!.. Родной дом!..
ТОСКА ПО РОДИНЕ
И вот у Ганки уже не выходит из головы путь домой, который она знает по карте. А что, если она эту дорогу одолеет? Весной, когда подсохнет… Когда зазеленеют татранские луга и запоют птицы… Когда вернутся чудесные дни и сказочные вечера. Когда у озерка…
Мама моя! Увижу ли я еще вас? Где вы? Где вы приютились? Где вы проводите сырые зимние дни и холодные ночи? Где вы хоть согреться можете? Не голодны ли вы? И что поделывает моя сестренка? Что делают братишки? Как живется Палько у богачей и что с Мишо в Братиславе? Как хорошо, что я скоро научусь писать! Я стану писать вам длинные-предлинные письма… Нет, нет. Не буду я писать, лучше сама вас проведаю. Вернусь к вам! Туда, к милому озеру. В уютный сарай… Как нам хорошо в нем жилось!
И куда ни пойдет Ганка, всюду она думает только о том, как вернуться под Татры. За работой она все время думает о родных местах. Все ее мечты — о близких. Иной раз она так задумается, что ничего и вокруг себя не видит. Не видит, не слышит, не чувствует. Она не замечает, как сырые дни чередуются с холодными ночами. Не следит за событиями. Не обращает внимания на окружающих ее злых людей. И только когда хозяин Риго прикрикнет, она приходит в себя.
— Эй ты, девчонка! Почему словно привидение тащишься? Задумалась и не видишь, что делаешь? Лучше бы кое-чему поучилась. Хоть коров доить! Давно уже за это взяться пора. Когда Рысуля отелится, у хозяйки рук на все не хватит! А мы со дня на день ждем отела. Да — чтобы не забыть! — за коровой будешь ты приглядывать. Ночами не дрыхни как сурок, а смотри за ней в оба. А как заметишь что-нибудь такое, сразу и меня буди! Берегись, если поленишься и несчастье из-за этого какое-нибудь будет. При отеле часто это бывает. Если зазеваться, так корова может и скинуть теленка. И потому следи! Плохо твоей шкуре придется! Спущу, как со старой собаки!
Наконец-то смолкли эти сердитые слова. Почему же хозяин всегда так груб с Ганкой? И дети, которые вместе с ней учатся в школе, зовут ее не иначе как «скотницей», будто не знают, что по-настоящему ее зовут Ганка Ченкова. По дороге в школу насмехаются всегда. Это Акош их подбивает. А нет ведь у них причины смеяться над ее бедностью. Сами-то они тоже ведь из неимущих. Их отцы были слугами и батраками у здешних венгерских помещиков, пока поместья не поделили на мелкие участки.
Но сейчас бывшие слуги и батраки впали в еще большую нищету, чем прежде. Наделы в поле получили те, у кого денежки и прежде водились. А таких мало было. Остальную землю распродали словацким переселенцам. И, значит, большинство детей, которые смеются над Ганкой, точно такие же бедняки и терпят нужду, как и она. Право, у многих подчас и корки сухой нет, чтобы утолить голод.
И живут они бедно, тоже как Ганка. На хуторах и в деревушках здесь никто не считает зазорным спать в хлеву. Здесь естественно, что батрак спит вместе со скотиной. Дома строят небольшие. Маленькие мазанки в одну комнатку, в которой и пола-то нет, и такие низкие, что высокий человек в них до потолка головой достает. Окошечки в этих комнатах можно закрыть двумя ладонями. Летом здесь спят на сеновалах, в сене, а зимой, если нет места в комнате, спят в хлеву, на соломе. «Бедность чести не отнимет!»
Но Ганка понимает, что зачинщик всех насмешек — восьмилетний Акош. Избалованный, злобный мальчишка! Родители дают ему полную волю. Даже еще и посмеются, если он сделает какую-нибудь гадость. Не накажут его, если он обругает хромоногую старую тетку, которая ходит с палкой; не одернут, когда он стегает домашний скот ременной плеткой.
Но однажды за это он крепко поплатился. Вошел он как-то в хлев и принялся всех хлестать. Хлестнул Роганю так, что она вся передернулась и замычала от боли. Хлестнул и Шаргу. Но Шарга был не такой покорный, как корова. Он злобно оскалил зубы и, увидев, что обидчик стоит сзади и зубами его не достанешь, лягнул. Мальчишка вскрикнул и упал посреди хлева. Ухватился левой рукой за правое плечо, заревел благим матом и стал звать отца и мать. Конь угодил копытом прямо в правое плечо Акоша, к счастью, не по голове, иначе мальчишка поплатился бы жизнью. Ушиб от сильного удара с трудом зажил. Целых две недели ходил Акош перевязанный.
Только и этот случай его ничему не научил. Акош и выздороветь не успел, как снова взялся за свои проделки.
— Акош! Иди сюда, сынок. Я надену на тебя праздничный костюмчик, пойдем в гости к дедушке и бабушке. У деда сегодня день рождения. Поздравим старика.
Только мать переодела Акоша, а он марш прямиком в хлев. Очень уж захотелось перед Ганкой покрасоваться в праздничном костюме.
— Гляди, скотница! Идет мне? А? Может, и тебе хочется так нарядиться и пойти в гости?
Ганка на него никакого внимания. Хоть бы словечко проронила. И это мальчишку злит. Он быстро соображает, как вывести Ганку из себя. Ага, придумал! Не выпустить ли из-за загородки этого резвого бычка? Пусть скотница побьется, пока загонит его на место. А если бычок убежит из хлева, вот ловко-то получится!
И он подходит к загородке и открывает дверцу. Рыжко, разумеется, только этого и ждал! Он стремглав выскакивает в хлев и радостно скачет вокруг Акоша. Он вскидывает головой, брыкается задними ногами. Из-под копыт во все стороны летит навоз и попадает прямо в лицо Акоша. Мальчик защищается, размахивая руками, но это только подзадоривает теленка. Бычок не понимает, почему Акош размахивает руками. Ему кажется, что Акош приглашает его бороться. Бычок разбежался и — бац! — прямо головой в живот. От боли Акош даже закричать не в силах. Он согнулся пополам, прижимая ладони к животу. А бычку только этого и надо. Ему кажется, что Акош подставляет голову, как телята во время драки. И бычок, разбежавшись, снова — раз! — Акоша по голове. Пошатнувшись, мальчишка хлопается прямо в большую коровью лепешку! Он бухается в нее в своем новом костюмчике прямо как в кресло! И тут начинается избиение врага. Рыжко скачет, поддает головой, брыкается, резвится, обрадованный своей победой. Акош сидит в навозе и корчится от боли. Не будь здесь Ганки, которая наконец загоняет разыгравшегося бычка в его закуток, Акош был бы уже растоптан бычком. Но на мальчика и так страшно смотреть. Руки, лицо, костюм — все покрыто коровьим навозом. Им залеплены и рот, и уши, и глаза. Акош корчится от боли, а Ганка не знает, как ему поскорее помочь. Так эта «скотница» и вправду выручает хозяйского мальчишку из беды!
Вот уже две недели прошло, как хозяин Риго приказал Ганке следить за Рысулей. Ганка день и ночь не спускает глаз с коровы, ожидая нового обитателя хлева. Но тому, как видно, не очень хочется появиться на белый свет. Значит, скорее всего, это будет бычок.
Ганка теряет уже последние силы. Весь день она работает не покладая рук, спит по ночам только урывками. Она то и дело просыпается и спрыгивает со своей постели, чтобы поглядеть на Рысулю. Но сегодня с коровой явно что-то происходит. Ганка должна быть начеку. Нельзя засыпать, хотя глаза у девочки слипаются на ходу. И голова болит от бессонных ночей! Никаких сил не осталось! Она еле волочит ноги.
— Рысулька моя золотая, не мучь меня, принеси ты скорей этого теленка.
И Рысуля словно бы понимает ее. Она сочувственно глядит на Ганку, как бы обещая, что все скоро кончится. Очень скоро… Ганка обнимает ее за шею. Садится на колоду. Голова опускается, и Ганка засыпает. Корова лижет ей лицо, руки, волосы, ноги… Ганке кажется, что ее ласкает добрая мама. Ах, как это приятно! Ганка блаженно улыбается во сне… Поздняя ночь…
— Эй, ты! Тебя и гром, не разбудит, не то что корова, которая телится! Храпишь тут вовсю! Не зайди я сюда, невесть что было бы!
Ганка просыпается. Сперва она не может понять, в чем дело. Глядит, глядит во все глаза — где же мама? А потом видит, что возле нее стоит Риго с фонарем в руках. Рысуля корчится от боли. И вот на свет появляется прекрасный серый бычок. Мать облизывает его, умывает, и ее сын уже стоит на ножках. Все счастливо обошлось. Риго доволен. Он делает все необходимое и уходит.
— Ну, все в порядке. Можешь лечь…
А Ганка дрожит. Глухая полночь. Она зевает, хочется спать. На койке холодно. Ганка укладывается в ясли. Коровы согревают ее своим теплым дыханием…
И во сне Ганка блуждает по татранским тропинкам…
ПИСЬМО ОТ БРАТА
Ганка одна из самых прилежных учениц в классе. Не прошло и трех месяцев, а она уже прекрасно читает. Учитель за это ее любит. Он дает ей книги для чтения, хотя у Ганки на это почти нет времени. И она пользуется здесь всякой свободной минуткой. В перемену, пока ее товарищи заняты играми, Ганка усердно читает. В последний раз учитель дал ей «Бруно» — прекрасную книгу чешской писательницы Марии Майеровой. Там говорится о судьбе мальчика, несколько напоминающей участь самой Ганки.
Бруно — это мальчик-иностранец. Родители отдали его на воспитание в чешскую деревню, чтобы он научился чешскому языку. Мальчик оказывается в чужой, неведомой среде. Он не понимает тамошних людей, а они его. Чешские деревенские мальчики смеются над Бруно, дают ему всяческие обидные прозвища. Они всей оравой преследуют чужака. Бруно с трудом переносит унижения. И когда уже не в силах стерпеть несправедливость и унижения, решает бежать на родину.
Эту часть книги Ганка читает с особым интересом. Она внимательно следит за затеей Бруно: ведь и она хочет убежать. Тогда она станет похожей на Бруно, но постарается не повторять его ошибок, какие он допустил при своем бегстве. Да, убежать! Она не станет больше сносить несправедливости! Близится весна. Дороги подсыхают. Пробивается травка. И птицы поют…
Нужны сильные пальцы, чтобы доить корову. Тяжелая это работа. Ганка к ней привыкает с трудом. Все время болят большие и указательные пальцы на руках. На них настоящие мозоли.
Вот и сейчас Ганка доит. Она сидит на низенькой скамейке рядом с коровой, поставив между коленями подойник. Тянет за соски, и молоко брызжет в него. Уже полподойника полно пенящегося молока, когда вдруг кто-то входит в хлев.
— Это ты, Ганка Ченкова? Я принес тебе письмо.
— От кого?
— Не знаю. Вчера я на почте был в Врбовке, и мне его там дали.
С этими словами пограничник протягивает Ганке письмо и уходит.
«Письмо? Кто же его написал? — удивляется Ганка, разрывая конверт. — И как скорей его прочитать? Нельзя же оставить корову, не подоив ее. Что, если хозяин войдет? Положу-ка я лучше письмо на колени и буду доить и читать!»
И Ганка доит и читает:
Милая моя сестренка, ты наверно удивишься, когда получишь это письмо! Откуда я узнал твой адрес? Я был в канцелярии попечительства над молодежью, и там мне его сказали. Правда, долго я ломал голову, пока догадался, как узнать о тебе и об остальных. Маме я уже давно написал два письма, но ответа не получил. Думаю, что не дошли мои письма. Хоть бы ты это письмо получила. Я знаю, что ты не умеешь ни читать, ни писать («А я уже умею!» — с гордостью думает Ганка), но надеюсь, что найдется добрый человек, который тебе письмо прочитает и не откажется написать несколько слов о тебе. Мне ведь так скучно без вас в этом чужом городе! Много месяцев прошло, а я ничего о вас не знаю! Может, о тебе что-нибудь узнаю. Напиши мне, что с мамой, Эвичкой и Палько и как тебе живется.
У меня всякое бывает. Невзгод здесь в сто раз больше, чем было у нашей доброй мамы. И работаю я словно батрак. Я и за прислугу и за санитара. Но санитар я плохой, потому что как раз в понедельник похоронил одну из своих пациенток. Умерла моя хозяйка. Всю зиму она лежала и кашляла кровью. Лекарь, которого хозяин вызвал к умирающей, пришел в ужас. Спасти больную было уже невозможно. И она тут же скончалась. После похорон врач осмотрел всех, кто тут жил. И выяснил, что у всех нас больные легкие. И у хозяина, и у его детей, и у меня. Мы должны, мол, поехать лечиться в Татры. Красный Крест об этом позаботится. Я и хозяйские дети поедем в детский санаторий, что в Нижнем Смоковце. Я очень обрадовался. Даже моя болезнь меня не пугает. Лишь бы домой поехать! Снова туда, к нашей маме! И снова в лес! Право, там куда лучше, чем в Братиславе, хоть и в Братиславе хорошего много.
Может, и ты приедешь? Приезжай, попытайся, а если тебя не отпустят, уйди! Приезжай, будем опять по грибы ходить и гоняться за белками! Приезжай, опять у озера будет так хорошо!
Итак, до свидания!
Сердечный привет от твоего брата Мишо.
И Ганка забывает, что у нее между коленями подойник и что она доит корову. Не помня себя, она сжимает соски, которые у Рысули очень болезненны. Ганке хочется воскликнуть: «Домой! Домой!», а корова в это время от боли дергается, и полный подойник катится по земле. Парное молоко течет прямо в навозную жижу. Ганка глядит на все это, ничего не понимая, а потом вся дрожит от ужаса.
— Что же я натворила! Хозяин меня изобьет! Ой! Нет, нет! Я убегу отсюда, убегу! Здесь меня только бранят ни за что ни про что. Бежать скорей отсюда! Здесь мне так плохо… Бежать от этих злых людей, пока они не узнали, что я натворила!.. Бежать! Бежать!..