Выслушав Нейву, белояр хмыкнул. На словах-то всё выходило складно, вот только девчонка забыла упомянуть о том, что ему придётся прослужить у её отца самое малое два года. Он знал об этом, ибо в своё время сам помогал Чулуну снаряжать его среднего сына на службу в курень Далха-Кота. К тому же сейчас война и все коттеры, способные держать в руках оружие, призваны в войско, и он тоже может оказаться среди тех, кого позовёт зычный рёв боевого рога. Нет, он не трус, но не все возвращаются из походов.
Правда, это предложение давало возможность рано или поздно вернуться на родину. Ревун знал, что, несмотря на его силу и выносливость, по сравнению с местными он всё равно не воин. Покинь он сейчас курень Чулуна, и первый же встречный лиходей спеленает его арканом. Ну, а вновь оказаться на рабском торге он не хотел.
– Ну, коли так, то яз согласен,– проговорил Ревун, обращаясь к девушке.
– Ну, тогда я пойду.
– Иди.
Ревун пожал плечами и отвернулся. Но Нейва ещё немного потопталась на месте.
– Можно я буду приходить к тебе? – обратилась она к нему.
Белояр вскинул голову, и она прочла в его взгляде недоумённое удивление.
– Приходи,– несколько растерянно ответил он.
Нейва повернулась и вышла из сарая. Оказавшись снаружи, она огляделась: не видел ли кто, как она навещала белояра? Но сновавшим между юртами и навесами людям было не до неё. Вооружённые всадники забирали тяжёлые мешки с коваными наконечниками для копий и стрел, и отъезжали прочь. Двое воинов, стоя рядом с кузницей, спорили с одним из работников Чулуна насчёт стремян. Кто-то тащил за юрту упирающегося барана.
Некоторое время она наблюдала всю эту суету, а затем пошла к жене кузнеца. Надо было обязательно встретиться и поговорить с ней.
Нейва застала Лабити процеживающей молоко. Об её ноги, вымогая сливки, тёрлась большая полосатая кошка. Домашняя любимица громко мурлыкала, изредка задирая морду и издавая протяжное мяуканье.
– А-а, это ты девочка! – женщина улыбнулась Нейве.– Здравствуй, здравствуй! Как ты?
– Спасибо, ничего.
– Где ты была так долго? – поинтересовалась она у девушки, но та промолчала. Лабити поглядела на Нейву и хитро прищурилась.
– Мне-то можешь сказать,– добродушно усмехнулась она.– Это наши мужчины только и знают, что скакать на коне да задираться между собой. Им не понять…
Увидев мелькавшие в глазах Лабити лукавые огоньки смеха, Нейва невольно улыбнулась в ответ.
– Я вот всё думаю о вашем работнике. Ну, о том белояре. Почему он тогда так поступил? Другой бы на его месте попробовал оправдаться и избежать столь позорного наказания, а он смолчал. Знаешь, чувствую, что я виновата перед ним. И…
– И приехала ты сюда не для того, чтобы поболтать со старой Лабити, а чтобы увидеться с ним,– перебила её жена кузнеца, и её губы тронула понимающая улыбка.– Всё очень просто, девочка моя. Просто ты не хочешь признаться сама себе, что влюбилась в него…
– Нет, как можно,– покраснела Нейва.– Он же простой работник. Да к тому же не нашей крови. Мне просто стало жалко его вот и всё…
– Не говори мне,– лукаво сверкнула глазами Лабити.– Я-то вижу, что он тронул твоё сердце.
От дальнейших оправданий Нейву спасло появление гонца от Сузге-хатун. Та срочно вызывала её в свой курень. Нейва извинилась перед Лабити, за то, что не сможет помочь ей, и сев на коня, последовала за посланцем.
По дороге им не раз приходилось сворачивать в сторону, уступая путь отрядам воинов, двигающимся через Баргу. Те, которые прибыли издалека, были покрыты пылью и ехали на усталых от долгого перехода конях. Сама станица как бы разрослась. Вокруг неё во множестве появились юрты и походные шатры. На майдане было полно народу, как в день прихода торгового каравана. Многие спешили запастись в поход недостающим снаряжением.
В бывшей ханской ставке, как и в курене Чулуна тоже царили оживление и суета. Но если там собирались в поход на врага, то местные обитатели действовали так, словно готовились к перекочёвке. Мужчины носили какие-то мешки и сумки. Женщины таскали за собой детей, укладывая на телеги различный скарб. Решётки нескольких наполовину разобранных юрт, белели мёртвыми костяками.
Лишь только старый чёрно-белый кот, некогда принадлежавший самому Хайдару, невозмутимо сидел посреди всей этой суеты, сохраняя спокойствие. Вылизывая лапу, он время от времени бросал свой взгляд на мельтешивших среди повозок людей. Казалось, что в его жёлтых, наполненных мудростью глазах, двуногие хозяева выглядели неразумными котятами, затеявшими бесполезную возню.
Сузге встретила Нейву стоя у порога юрты ранее принадлежавшей Джучиберу. Она была одета в белые скорбные одежды, только по ним Нейва смогла опознать сестру своего бывшего возлюбленного.
Куда подевалась та милая смешливая семнадцатилетняя красавица, какой её видели раньше. Лицо Сузге носило отпечаток пережитого горя. Под глазами залегли круги, лоб прорезала глубокая морщина, а возле уголков залегли скорбные складки.
Глядя на неё, Нейва даже не могла представить себе, что некогда та была юной красивой девушкой, которая ещё два месяца назад весело шутила и смеялась на собственной свадьбе. Теперь перед Нейвой предстала незнакомая взрослая женщина с навечно застывшей болью в глазах.
– Отец Тунгкера прислал гонца с приказом, чтобы он возвращался домой, и мы с ним скоро уедем,– пояснила она, заметив на недоумевающий взгляд Нейвы, брошенный на нагруженные телеги.– Вот и собираемся.
После этого она пригласила девушку в юрту. Сузге прошла за занавесь, ограждавшую часть юрты, и вернулась, держа в руках какие-то вещи.
– Возьми это в память о Джучибере,– она протянула Нейве кожаный наручь и стрелковый пояс.– Я знаю, что ты была близка с ним, и потому хочу, чтобы это хранилось у тебя.
– Спасибо.
Она представила, что рука Джучибера никогда не коснётся этих вещей, а его глаза никогда не посмотрят на неё, и на глаза Нейвы невольно навернулись слёзы.
– Не плачь. Не надо. Видать такова воля Прародительницы, раз уж так всё обернулось.
Рука Сузге легла на плечо Нейвы, а голос звучал твёрдо и уверенно.
– Я, наверное, никогда не вернусь сюда, и мы видимся с тобой в последний раз,– сказала она.– Тунгкер решил выступить рано утром, но провожать нас не надо. Особенно тебе.
– Почему? – брови Нейвы удивлённо взлетели вверх.
Сузге ответила не зразу.
– Не держи на меня обиды, но когда я вижу тебя, то начинаю вспоминать о Джучибере. Не думай, что я хотела забыть о брате, но поверь, что сейчас мне нельзя предаваться скорби…
Сузге умолкла на полуслове и отвела свой взгляд в сторону.
– Ты… ты хочешь сказать, что непраздна? – догадалась Нейва. Та молчаливо кивнула в ответ.
– Пусть Рысь-Прародительница благословит тебя сыном,– пожелала ей Нейва. Затем она, на прощание бережно обняла Сузге.– Да будет лёгким ваш путь…
После этого девушка развернулась и вышла из юрты. Она не поехала верхом, а взяв своего коня под уздцы пошла пешком. По пути Нейва вспоминала слова отца о том, что жизнь сама находит, чем возместить утраченное навсегда. Вот и Сузге, несмотря на то что она в одно лето потеряла отца и брата, получит своё. Ребёнок, которого она носит под сердцем, отныне будет для неё утешением. Новая жизнь сменит старую. А что станет утешением ей?
Выйдя за кольцо юрт, опоясывающих бывшую ханскую ставку, Нейва не сразу направилась домой к отцу. Ноги сами собой привели её к старой берёзе над обрывом, у которой она когда-то встречалась с Джучибером.
Нейва прижалась щекой к берёзе, обхватив толстый ствол обеими руками. Над головой тихо шелестела листва, так, словно дерево хотело шепнуть ей о чём-то сокровенном.
Лабити сказала ей то, в чём она боялась себе признаться. Её чувство благодарности сменилось чувством любви к белояру. Девушка вспоминала сильные, крепкие руки Ревуна, заканчивающиеся длинными, наверняка очень чувствительными пальцами, светлую курчавую бороду, золотистую копну волос. Он был так не похож на всех остальных мужчин. И даже образ погибшего Джучибера мерк перед ним.
Пора было возвращаться домой, а то отец опять хватится. На прощание она погладила шершавую кору дерева, вскочила на коня и помчалась домой в Дунгар, а кроваво-красный закат смотрел ей в спину.
Глава 6
Известие о гибели посольства во главе с Джучибером застало Зугбира в курене каядов. Старейшина Нёкун самолично сообщил ему эту новость и добавил, что он немедленно отправляется в Баргу вместе со своим родовым нойоном Аргун-Мергэном, куда спешно съезжались все старейшины и нойоны коттеров.
– Я поеду вместе с тобой,– заявил ему Зугбир и тут же принялся собираться в дорогу. Правда на этот раз ему пришлось отказаться от своей привычки передвигаться пешком и взять себе коня. Нужно было торопиться, а путь был неблизкий.
По дороге от встречных они наслушались всяких слухов и небылиц. Одни говорили, что послы, перейдя Эрдышу, столкнулись с неисчислимым войском врагов и пали в неравной схватке. Другие заявляли, что на стоянку посольства напали нанятые ченжерами разбойники-лиходеи, и перебили их, когда те спали. Кое-кто осторожно намекал, мол, дескать, Джучибер повторил судьбу своего старшего брата.
В общем, никто ничего доподлинно не знал и каждый от пастуха до старейшины говорил то, что представлялось наиболее правдоподобным. Все сходились только в одном – такого зла не было с сотворения мира божественной Прародительницей.
Прибыв в Баргу, Зугбир обошёл всех заслуживающих, по его мнению, доверия людей, подробно расспрашивая их о том, что же на самом деле произошло с отправленным к табгарам посольством. И вскоре он уже знал всё, о чём поведали прибывшие из Арк-Орды нойоны коттеров и гонцы хана орхай-менгулов.
Нёкун позвал Зугбира с собой на курултай, но тот не пошёл. Чего бы там не говорили, это никак не могло помочь ему в поисках загадочной пластины с чародейскими рунирами. И без него найдется кому стучать в бубен и освящать решения съезда лучших людей племени коттеров.