Само заведение, куда с улицы вело несколько ступеней, занимало весь полуподвал. Здесь находился зал, где пили и ели посетители, кухня и несколько каморок, в которых хранилась снедь и припасы. На втором ярусе здания жил со своей семьёй хозяин заведения. Там же располагались несколько комнат, которые сдавались за отдельную плату, проезжающим путникам.
В харчевне всегда царил полумрак. Не считая лёгкой занавеси, закрывающей вход, свет проникал сюда сквозь несколько узких, больше похожих на бойницы окошек, пробитых в наружной стене на высоте одного локтя от земли. Те оконца, что выходили на улицу, для предохранения от пыли, были затянуты полупрозрачными бычьими пузырями.
В одном из наиболее тёмных углов, куда меньше всего проникал дневной свет, за грубо сколоченным дощатым столом, сидел посетитель, который время от времени прикладывался к щербатой кружке с вином.
Сказать правду, то пойло, которое он употреблял назвать вином можно было только с большой натяжкой. Но, несмотря на это, перед ним стоял довольно большой пузатый кувшин сего благородного напитка. Хозяин заведения клятвенно заверял своих посетителей, что это самое, что ни на есть настоящее маверганское. А то, чем потчуют в остальных заведениях Кутюма, лишь жалкое подобие благородного напитка.
В посетителе не было ничего необычного. На его голове был высокий тюрбан, с которого свешивался конец платка, наполовину закрывавший лицо. Мелаирский, серого цвета халат был подпоясан широким кушаком. Правда, вместо привычных местным обитателям шаровар, посетитель носил штаны из шёлка, заправленные в тайгетские сапоги на шнуровке.
Необычность посетителя была только в одном – это была молодая женщина. И судя по её красивому лицу прехорошенькая. Хозяин заведения узнал об этом первым, как только посетительница обратилась к нему. Сначала он принял её за жену знатной особы, ищущей удовольствия за пределами своего гарема.
Несколько местных заводил признали в ней женщину чуть позднее, но все попытки ухаживать за «пташкой» прекратились ещё два вечера назад. Тогда на близлежащем пустыре пришлось выкапывать две свежие могилы, а прекрасная незнакомка была вынуждена обратиться к харчевнику за точильным камнем для её клинка. Её властное и уверенное поведение и слова, выдавали в ней особу привыкшую приказывать и повелевать. Окружающие решили, что она любовница вожака какой-нибудь воровской своры и потому-то её быстро оставили в покое, признав её право миловаться с тем, с кем она захочет.
Иссиня-чёрные волосы и голубые, цвета небесной чистоты глаза молодой женщины выдавали в ней уроженку Верхнего Тайгетара. Но, в отличие, от остальных тайгеток у неё были более высокие скулы и более правильный овал лица. Это была как раз та, о который прошлой ночью думал Кендаг – Тармулан.
В харчевню вошёл однорукий оборванец по имени Ясин. Он был полукровкой, как и большинство жителей Пограничья. В жилах Ясина, щедро перемешавшись, текла кровь кулбусов, ченжеров и цакхаров. На него никто не обратил никакого внимания. Завсегдатаи и посетители харчевни знали, что бывший имперский ратник, уволенный в отставку из-за увечья, кормился за счёт подаяний. Но едва в его единственной руке появлялся медяк, то он тут же безжалостно его пропивал.
Ясин огляделся, шмыгнул носом и направился к стойке. Взяв кружку вина, он поспешил в сторону, дабы никто не мог обидеть или зло подшутить над несчастным калекой. Хотя такое случалось нечасто, но всё же бывало.
Время от времени отхлёбывая из кружки, он медленно пробирался между столами из угла в угол. Казалось, что оборванец выискивал местечко поудобнее, где ему можно было устроиться. Вскоре Ясин оказался за столом, напротив тайгетки, которая наполнила быстро опустевшую кружку Ясина из своего кувшина.
– Свистун попался в лапы Тайных Стражей,– шёпотом проговорил калека, грызя кусок чёрствого сыра. Он выразительно глянул на собеседницу.
Сидевшая напротив него женщина, даже не изменилась в лице, как будто бы речь шла о ничего не значащих пустяках.
– Не ты ли отправил его туда? – ласковым голосом осведомилась она. В тот же момент Ясин почувствовал, как что-то острое и холодное коснулось его живота.
– Ты, что-о,– поперхнулся он, расплёскивая вино.
– Тогда расскажи мне поподробнее об этом,– мягко промурлыкала молодая женщина. Ясин, глядя в холодные, застывшие, словно лёд глаза, которые не вязались с её ласковым голосом и нежной улыбкой, покрылся потом от ужаса.
– Х-хорошо,– запинаясь, произнёс он.– Я не знаю, о чём вы говорили со Свистуном, но только после этого он отправился к одному из караван-сараев. Я, как мне было тобой велено, проследил, чтобы за ним не было «хвоста». Клянусь прахом моего покойного отца – его никто не преследовал. Поэтому я остался неподалёку. Как Свистун проник внутрь, я не видел. Только потом, я услышал его, полный боли, крик, а потом в караван-сарае поднялась суматоха. Когда появились стражники, какие-то вооруженные люди выволокли связанного Свистуна и передали его им.
Ясин умолк.
– Дальше…
– Дальше,– продолжил он, отхлебнув из кружки,– я видел, как его забрали в тутошний Приказ Тайной Стражи. Тогда я стал ждать, что будет дальше. Я думал, что его приняли за вора и отведут в темницу, но никто не вышел. Зато я видел, как в Приказ пришли двое жрецов Братства Богини. У них был такой вид, словно они боялись опоздать на званный пир.
Глаза молодой женщины странно блеснули, как только она услышала о жрецах.
– Жрецы? – спросила она.– Ты говоришь, что туда пришли жрецы?
– Да, да,– закивал головой Ясин.– Охранники из каравана, что поймали Свистуна, вскоре ушли восвояси, а жрецы так и не выходили оттуда. Я просидел до самого утра, но…– он развёл единственной оставшейся у него рукой.– Потом поспешил к тебе, госпожа. Это всё.
Ясин взял кружку и большими глотками стал пить её содержимое.
– Ладно,– произнесла молодая женщина.– Будем считать, что ты честно отработал своё.
Её рука на мгновение скрылась под широкой полой халата. Тармулан достала небольшой кожаный мешочек и выложила его на доски стола перед Ясином. При виде этого глаза последнего масляно заблестели.
– Здесь тебе хватит на месяц выпивки. Но сегодня ты больше не будешь пить. Потерпи немного, иначе ты засветишь не только себя, но и меня. Понял? – голос тайгетки звучал по-прежнему ровно и холодно.– Сейчас ты встанешь и уйдёшь отсюда, не выпив больше ни капли. Если ты не понял, то клянусь Мизиртом Великолепным и Милосердным, я проделаю в твоих кишках дыру величиной с кулак.
– Понял, госпожа. Понял…
Ясин торопливо сгрёб мешочек с деньгами со стола и спрятал его среди своих лохмотьев. Он с сожалением покосился на кувшин, но затем с решительным видом встал и направился к выходу. Молодая женщина, оставшись сидеть за столом, проводила взглядом сгорбленную фигуру Ясина.
Выйдя наружу, Ясин ухмыльнулся, вспомнив напутствие собеседницы. Дура. Она-то не знает, что такое настоящая жажда. Глупая девка считает будто бы это единственный на всём белом свете кабак, где человек может выпить. Придётся пройтись к закатным воротам, хотя для него это не близкий путь. Есть там одно неплохое заведение, правда, по мнению Ясина, там с посетителей дерут по три шкуры, да и никогда не нальют в долг честному человеку. Но делать было нечего, и он зашагал вдоль крепостной стены, опоясывающей город.
Тем временем, собеседница Ясина, оставшись одна, не спешила уходить. Кувшин ещё был более чем наполовину полон, и потому, она решила чуть-чуть задержаться. Кроме того, если Ясин привёл за собой «хвост» в виде соглядатаев Тайной Стражи, то следовало выждать. Сидя со скучающим видом Тармулан, внимательно прислушивалась к разговорам завсегдатаев харчевни.
Сегодня среди посетителей харчевни царило необычное возбуждение. Даже те, кому обычно было на всё наплевать, горячо обсуждали услышанные слухи и новости. Одни утверждали, что не произошло ничего страшного. Обычный набег степных дикарей, к каким здесь на границе уже привыкли. Другие, напротив, говорили о якобы готовящейся большой войне с теми степняками, что посмели противостоять империи. Третьи, божились, будто бы слышали о том, что во внутренних землях за Линьхэ начался мор, от которого всё тело покрывается струпьями.
Один из пьяниц, оторвав голову от стола, поднял к верху указующий перст, привлекая к себе всеобщее внимание, грозно изрёк, что всё это кары, ниспосланные богами на людей за их неправедное житьё. В следующее мгновение кликушествующий пророк обратно безвольно ткнулся носом в стол и захрапел.
Из разговора двух торговцев Тармулан узнала, что ворота города и крепости закрыты, а на башнях появились дополнительные дозорные. Один из них, привёзший на продажу лошадиные шкуры, сокрушался, что стража пускает внутрь только за дополнительную плату. О ночном происшествии в караван-сарае никто не упоминал.
Просидев некоторое время, молодая женщина встала из-за стола и упругой походкой направилась к двери, ведущей на кухню. Проходя мимо стойки, за которой суетился хозяин, она положила на неё несколько монет. В ответ харчевник благодарно кивнул.
На кухне царил дымный чад, от готовящихся здесь блюд, суетились повара и стряпухи. Пройдя её, молодая женщина оказалась на внутреннем дворе. Отсюда Тармулан поднялась по лестнице наверх на второй ярус дома, в комнату, где она остановилась. Достав из складок кушака, вырезанную в виде хитрой загогулины, палочку она просунула её в специальное отверстие и откинула внутреннюю щеколду, запиравшую дверь.
Внутри комната была убрана несколькими крашеными занавесями, развешенными по чисто выбеленным стенам. На полу лежал старый, вытертый ковёр, один из углов которого был изъеден мышами. У стены располагался низкий, застеленный войлоком узкий топчан. Рядом с ним стоял небольшой поставец с бронзовым светильником. Скинув верхний халат, молодая женщина улеглась на него. Запрокинув руки за голову, она задумчиво уставилась в потолок.
Человек, которого она наняла, когда-то был одним из соратников Дайсана. Теперь он попал в лапы Тайной Стражи. Но, это было ещё полбеды. Для них он был просто убийцей и вором. В крайнем случае его опознают как беглеца и мятежника. А вот то, что этим делом заинтересовались жрецы ченжеров, настораживало. Похоже, что Свистун не выдержал пыток и раскололся. Но пока ей не стоило беспокоиться, даже если он и выдаст её. Он не видел её лица, да и встречалась она с ним не в Кутюме.